– Бога ради, – вмешался я. – Бросьте вы ерундой заниматься.
– Проехали, – бросил Сала. – Мы и так все в глубокой жопе – не считая того, что я профессионал.
Гуталин принес поднос с гамбургерами.
– Когда ты снимаешься? – спросил я у Йемона.
– Зависит от денег, – ответил он. – Я подумал, нам есть смысл поспрашивать в этот уикенд народ на Сент-Томасе – не сможем ли мы вписаться на один из кораблей к югу. – Он поднял взгляд. – Так едешь ты с нами на карнавал или нет?
– А, черт! – воскликнул я и рассказал Йемону про Зимбургера и Вьекес. – Я мог бы это дело отложить, – добавил я, – но в тот момент, кроме денег и машины, ни о чем думать не мог.
– Не страшно, – отозвался он. – Вьекес на полпути к Сент-Томасу. Оттуда каждый день паром ходит.
Наконец мы договорились, что я встречусь там с ними в пятницу. Они вылетали утром и рассчитывали вернуться в воскресенье к вечеру.
– Держись подальше от Сент-Томаса, – посоветовал мне Сала. – Скверные дела приключаются с людьми на том карнавале. Могу тебе кое-какие жуткие истории порассказать.
– Ну и что? – вмешался Йемон. – Там славная выпивка. Тебе тоже стоило бы с нами отправиться.
– Нет уж, спасибо – ответил Сала. – У нас тут уже получилась славная выпивка, помнишь? Без мордобоя я вполне обойдусь.
Мы закончили с едой и заказали еще выпить. Йемон стал рассказывать про Южную Америку, и я почувствовал, как где-то у меня внутри вспыхнуло ненужное возбуждение. Даже Сала вдохновился.
– Черт, хотелось бы мне туда отправиться, – то и дело повторял он. – Почему бы мне туда не отправиться? Черт возьми, да я где угодно смогу выжить.
Я говорил мало и в основном слушал, помня свои чувства этим утром. А кроме того, у меня была машина на улице, квартира в Кондадо и золотой краник от Зимбургера. Я все время об этом думал. Машина и квартира особенно меня не раздражали, но от того факта, что я работаю на Зимбургера, по спине бегали мурашки. Рассказы Йемона только всё бередили. Они с Шено отправлялись в Южную Америку, а я отправлялся к Зимбургеру. От таких мыслей у меня возникло странное чувство, и оставшуюся часть вечера я почти ничего не говорил, а только сидел и пил, пытаясь распознать, становлюсь я старше и мудрее или просто старше.
Больше всего меня доставало то, что на самом деле я не хотел отправляться в Южную Америку. Я вообще не хотел никуда отправляться. И все же, стоило Йемону заговорить об отъезде, я все равно почувствовал возбуждение. Я уже видел, как слезаю с корабля на Мартинике и шляюсь по городу в поисках дешевого отеля. Я представлял себя в Каракасе, Боготе и Рио – как я заправляю миром, которого никогда не видел, но с которым способен совладать, потому что я чемпион.
Впрочем, это была чистой воды мастурбация, ибо в глубине души мне не хотелось ничего, кроме чистой постели, светлой комнаты и чего-то устойчивого, что можно называть своим хотя бы до тех пор, пока я сам от этого не устану. У меня росло жуткое подозрение, что я наконец перевалил через гребень, и самым худшим во всем этом деле было то, что я не чувствовал совсем никакой трагедии, а лишь усталость и что-то вроде комфортной обособленности.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующее утро я на полной скорости помчался в Фахардо. Я нацеливался на одну операцию с недвижимостью, но дело приняло скверный оборот, и мне пришлось его бросить. На обратном пути я остановился у придорожного киоска и купил ананас. По моей просьбе продавец разрезал его на маленькие кусочки, и я ел их, пробиваясь вперед в плотном потоке машин. Спокойно крутя баранку одной рукой, я для разнообразия наслаждался роскошью полного контроля над собственным передвижением. На следующий уикенд, решил я, непременно поеду в Понсе, на южное побережье.
Когда я тормознул у редакции, Моберг как раз выбирался из своей машины.
– Надеюсь, ты вооружен, – сказал я. – А то при твоем появлении у папаши Лоттермана совсем крышу снесет.
Моберг рассмеялся.
– Мы пришли к компромиссу. Он заставил меня подписать бумажку, где говорится, что я отдам ему машину, если из вас троих кто-то свалит.
– Черт побери, – вырвалось у меня. – Йемон уже говорит об отъезде.
Он снова рассмеялся.
– А меня не колышет. Хрен с ним, с Йемоном. Я все что угодно подпишу. Подумаешь, большое дело.
– Эх, Моберг, – сказал я, – псих ты ненормальный.
– Ага, – согласился он. – Ненормальней некуда.
Лоттерман весь день не показывался. Сала заявил, что он кружит по банкам, пытаясь получить ссуду и продолжить выпуск газеты. Это был всего лишь слух, но все в редакции говорили так, словно конец уже наступил.
Около трех позвонил Йемон и сообщил, что побывал у Сандерсона.
– Попросил меня несколько дерьмовых статеек сбацать, – сказал он. – И пообещал, что даст баксов по тридцать за каждую. Вперед он, впрочем, ничего не дал.
– Уже неплохо, – отозвался я. – Поработай с ним хорошенько и потребуй чего-нибудь покрупнее – денег у него больше, чем у Господа Бога.
– Угу, – пробормотал Йемон. – Пожалуй. Мне бы получить одну штуковину сотен на пять – тогда бы точно хватило, чтобы отчалить.
Примерно через час позвонил Сандерсон.
– Сможешь к семи утра в четверг подъехать в аэропорт? – спросил он.
– О Господи, – выдохнул я. – Наверное.
– Придется подъехать, – сказал он. – Рассчитывай, что будешь занят почти весь день. Зимбургер хочет вернуться дотемна.
– Я не вернусь, – сказал я. – Поеду на Сент-Томас – на карнавал.
Сандерсон рассмеялся.
– Я должен был догадаться, что тебя что-то подобное привлечет. На твоем месте я бы держался подальше от города. Местная публика совсем звереет. Лучшие вечеринки проходят на кораблях – на всех яхтах там тоже свой карнавал.
– Я никаких планов не строю, – ответил я. – Просто отправлюсь туда и окунусь в славное расслабляющее пьянство.
После работы я заехал к Сале и забрал свою одежду, а потом отправился на новую квартиру. Разговаривать с хозяйкой настроения не было, так что оставалось только положить кое-какие вещи в шкаф и поставить немного пива в холодильник. Все остальное было уже в наличии: простыни, полотенца, кухонные принадлежности – всё, кроме еды.
Теперь это был мой дом, и он мне нравился. Я хорошенько поспал, затем доехал до небольшого кольмадо и купил немного яиц и бекона на завтрак.
На следующее утро я уже готовил бекон, когда вдруг вспомнил, что забыл купить кофе. Тогда я поехал к отелю «Кондадо-Бич» и позавтракал там. Купив номер «Таймс», я поел в одиночестве за небольшим столиком на лужайке. Заведение отличалось дороговизной, и шансы встретить там кого-то из редакции были ничтожны. Те из газетчиков, которые не заявлялись к Элу, обычно торчали в ресторане «Прибой», многолюдном заведении прямо на пляже у самой окраины городка.
Весь день я провел на берегу, пытаясь выяснить, закроется в связи с забастовкой газета или нет. Перед тем как отбыть, я сказал Шварцу, что весь следующий день меня не будет; якобы я чувствовал, что заболеваю.
– О Господи, – пробормотал Шварц. – Вы, парни, совсем как крысы на тонущем корабле. Сала весь день занимался в темной комнате своей халтурой, а Вакдервица я застукал, когда он по международной в Вашингтон звонил. – Он покачал головой. – Ни в коем случае нельзя устраивать панику; почему бы вам, парни, не успокоиться?
– Я спокоен как индейский вождь, – отозвался я. – Просто мне нужен день, чтобы поправить делишки.
– Ладно, – устало выговорил Шварц. – В конце концов, это не мое дело. Поступайте как знаете.
Я подъехал к Элу и в одиночестве пообедал, а затем отправился домой и написал статью, которую Сандерсон хотел послать в «Таймс». Работа была несложная, и я в основном использовал тот материал, который он мне подбросил, – летнее снижение цен, больше молодых людей в отпусках, различные отдаленные места, которые неплохо бы навестить. Статья отняла у меня около двух часов, и когда я закончил, то решил сразу же отвезти ее к Сандерсону и немного выпить, прежде чем ложиться в постель. На следующее утро мне требовалось встать в шесть, но было еще слишком рано, и спать мне не хотелось.
Когда я прибыл к Сандерсону, там никого не оказалось, так что я забрел на кухню и сделал себе выпивку, а потом вышел на веранду и уселся в одно из кресел. Включив вентилятор, я положил на фонограф пластинку с популярными мелодиями.
Я решил, что, когда обзаведусь деньгами, непременно подыщу себе подобное местечко. Квартира, которую я снял только что, была хороша лишь для начала. Там не было ни веранды, ни сада, ни пляжа, а я не видел причины, почему бы мне все это не заиметь.
Сандерсон прибыл, когда я провел там уже добрый час. С ним был мужчина, который заявил, что он брат знаменитого трубача. Мы сделали свежую выпивку, а затем Сандерсон прочел мою статью и нашел ее превосходной.
– Надеюсь, прямо сейчас тебе деньги не нужны, – сказал он. – Может уйти неделя или около того. – Он развел руками. – Да много и так не выйдет – скажем, долларов пятьдесят.
– Годится, – отозвался я, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Посмотрю, чем бы еще тебя занять, – продолжил Сандерсон. – Прямо сейчас мы перегружены. Загляни, когда вернешься с Сент-Томаса.
– Славная работенка, – сказал я. – А то в газете дело совсем табак. Возможно, очень скоро придется от этого материала зависеть.
Сандерсон кивнул.
– Табак – это точно. Впрочем, насколько все плохо, выяснишь в понедельник.
– А что должно случиться в понедельник? – поинтересовался я.
– Пока не могу сказать, – ответил Сандерсон и тут же улыбнулся. – Впрочем, даже если б ты об этом знал, ничего бы не изменилось. Не бери в голову – с голодухи ты не умрешь.
Брат знаменитого брата по имени Тед молча пялился на берег. Затем он повернулся к Сандерсону и скучающим голосом спросил:
– Как там насчет понырять?
– Не очень, – ответил Сандерсон. – Чертовски много уже выловили.
Мы немного поговорили о погружении с аквалангом. Сандерсон авторитетно рассказывал п