Благополучно миновав Ценину, поскакали на юг. Вскоре путники оказались на хорошей дороге, бежавшей по кромке леса в Габии. Потом лес отодвинулся вправо, и друзья через обжитую и ухоженную габийскую землю подъехали к знакомым озёрам, за которыми поднимались светлые стены и буро-красные крыши города.
Ромул прожил у Туска три дня, в один из которых тот показал другу мастерскую отца.
Они вошли в большой полутёмный сарай, озарённый светом нескольких горнов. Шумно дышали меха, под крышей клубился дым, пахло кисловатой гарью. Среди огней и дыма шевелились полуголые люди. Перед Ромулом измазанный сажей потный работник монотонно качал ручки двух мехов, одну вверх, другую вниз. Трубчатые клювы со свистом дули на угли, и те источали неестественно яркое пламя. Огонь обнимал широкую глиняную чашу с раскалённым светящимся варевом, над которым вился зеленоватый пар.
— Бронза, — пояснил Туск. — А это формы, — показал он на рядок светлых кирпичей, стоявших на земляном полу. — Скоро начнут заливку. А вон у окна отец что-то лепит. Не говори с ним сейчас, он не терпит, когда ему мешают.
Они осторожно подошли к старику, который трудился над лепкой небольшой восковой фигурки человека.
— Это для ворожбы? — шёпотом спросил Ромул.
— Ты что! Ворожба запрещена, да и не стал бы отец... Нет, это модель. Её покроют глиной, высушат, нагреют, чтобы вытек воск, а пустоту зальют бронзой. Потом глину отобьют, и получится бронзовая фигурка, точь-в-точь как восковая.
Ромул восхищённо покачал головой. Друзья вернулись к плавильному горну. Там брат Туска зачерпывал из чаши железной ложкой на длинной ручке огненную бронзу и осторожно заливал её в отверстия форм, пока металл не показывался в специальных дырах рядом.
— Это формы для зеркал, — сказал Туск. — Они постоянные. Когда бронза застынет, форму разберут и вынут готовое зеркало, вернее, заготовку. Ещё надо будет очищать и полировать лицевую часть, а на задней стороне гравировать узор. Этим занимается старший брат.
Ромул с облегчением покинул это странное место, где сделанные людьми чудовища дышали, бронза текла, и огонь был не обычный; может быть, именно такой и украл у богов Прометей? Нет, правы предки — только труд на земле достоин свободного человека.
Наутро Ромул распрощался с Туском, сел на своего Рыжего и поехал домой. Миновав знакомые габийские поля, он углубился в лес. Небо было ясным, шум листвы волнами прокатывался над головой одинокого всадника.
Ромул ощущал себя на дне неведомого лесного моря. Огромный дикий лес покрывал чуть не весь Лаций. От Тибра через Альбанскую гору он уходил на восток к землям герников и вольсков, тянулся к югу, до моря, а на севере терялся в Сабинских горах. В Лации были по-настоящему возделанные только полоска земли южней Аниена с Габиями и клин от моря с Лаврентом и Лавинием до Альбы. А южнее, за Нумиком, леса продолжались в земле рутулов. Большинство городов, окружённых полями, были лишь островками среди огромного занятого лесами пространства. Отсюда до Тибра лес раскинулся миль на пятнадцать, а до моря покрывал больше тридцати!
Ехать было легко. Ромул миновал Тускулу и через какое-то время в раздумье остановил коня на Каменном бугре. Может быть, стоит направиться налево по тайной тропе, навестить Рема?
И тут из-за кустов показался знакомый всадник — Анк.
— Ромул! Куда, откуда?
— Домой из Кур и Габий. А ты?
— А я в дозоре. Завтра встречаем караван. Тут у нас недалеко стоянка, и Рем там. Давай я тебя проведу.
Ромул обрадовался случаю повидаться с братом и последовал за приятелем-разбойником. По узкой извилистой тропе они выехали на небольшую поляну. Полтора десятка человек сидели у костра, рядом паслись кони. Разбойники повскакали, радостно приветствуй Ромула, Анк помахал им и отправился обратно на свой пост.
Ромула усадили на почётное место рядом с братом, поставили угощение, налили вина. Начались расспросы. Ромул подробно описал поединок Муция, о котором разбойники уже знали, рассказал о поездке к сабинам и стал расспрашивать Рема о его делах.
— Вот, продолжаем дело Кальпура, проводим караваны в обход Габий и Лабик, — сказал Рем. — Кальпур завёл этот промысел года два назад, проводил в месяц четыре-пять караванов. А мы с Секстом пока успели только два. Должен сказать, что выручка неплохая.
Рем рассказал Ромулу, как это делается. Главное было — сохранить тайну. Разбойники знали секретный брод через Тибр южнее Антемнского; там жил рыбак, которому платили за услуги. Купцы, которым надо было везти товар, сообщали об этом рыбаку, его сын ехал к пещерам, и караван встречали. Сперва разбойники под видом охотников прогоняли бродяг под предлогом того, что те распугивают дичь. А перед рассветом выходили к броду и вели караван до места днёвки, того, где сидели сейчас. Здесь вместе с купцами дожидались вечера, а за ночь проводили караван по долине до дороги в Пренесту. Был у разбойников и человек в Пренесте, который вызывал отряд для проводки караванов в Этрурию. Многое зависело от полноводности Тибра, погоды, луны. В новолуние по лесу двигаться трудно.
— А ведь ты и сам придумал почти такой же план, — напомнил Ромул.
— Я только придумал, а Кальпур осуществил, — отозвался Рем. — Он, конечно, был мерзавец, но не дурак.
Луна освещала стремительно бегущий Тибр. Тяжело нагруженные мулы пересекали реку за погонщиками, которые, вооружившись шестами, прощупывали дно. Вода порой заливала по пояс. Подъём на берег был крут и неудобен, погонщики тянули и подталкивали животных. Наконец все двадцать пять мулов выбрались на сушу. Груз бронзы, выплавленной жителями острова Ильвы, оказался в Лации.
После короткого отдыха караван в сопровождении шестерых разбойников, не считая Рема и Ромула, двинулся к месту днёвки, до которого было десять миль. Там их ждали остальные воины отряда. Лунный серп поднялся выше, небо из тёмно-синего сделалось серым. Лес молчал в безветрии, слышались только удары копыт, редкое ржание и хруст валежин.
Внезапно впереди раздался пронзительный свист, он эхом отозвался сзади, с боков, отовсюду. Из лесной полутьмы выскочили фигуры с мечами, жердями, дубинами и кинулись на караванщиков. Зазвенела сталь, всадники Рема закружились по бокам каравана, рубя направо и налево. Но врагов было намного больше, чем защитников.
— Все к голове каравана! — крикнул Рем. — Бросайте груз, спасайтесь сами!
Его расчёт оказался верным, напавшие занялись грабежом, людей никто не преследовал.
— Лесной сброд, — злобно проговорил Рем.
Уцелевшие собрались на небольшой полянке, посчитали потери. Из разбойников не пострадал никто, из караванщиков недосчитались восьмерых погонщиков-рабов и свободного этруска Тивула.
Когда разбойники дошли до места днёвки, было уже совершенно светло. Проводники, потерпевшие «караванокрушение», злые и усталые, понуро расположились у костров. Неожиданно из леса появился босой юноша, подошёл к командирскому костру и жалобно попросил:
— Не убивайте, я посланец...
Разбойники с недоумением подняли головы.
— Нашли кого послать! — хмыкнул Рем. — Садись, ешь. С детьми не воюем.
Сидевшие подвинулись, юнец схватил одной рукой лепёшку, другой кусок мяса. Прожевав откушенные куски, он опомнился, отложил пищу и проговорил:
— Господин Рем и другие господа, наш вожак господин Юлий просит за господина Тивула выкуп в одну греческую мину серебра. Господин Тивул сказал, что отдаст эти деньги господину Рему, когда вернётся домой в Популонию.
— Скоты! — возмутился Рем. — Мало им захватить караван, они ещё и выкуп захотели. А что погонщики?
— Четверо погибли, господин Рем, один убежал, а троих может продать по обычной цене, — затараторил посланец.
— Ешь, потом отвечу.
Трое — Рем, Секст и Ромул — отошли в сторонку посоветоваться.
— Уничтожить бы шайку до последней блохи! — сказал Рем, ударяя кулаком по ладони.
— Не очень-то уничтожишь, — покачал головой Секст. — Их не меньше сотни.
— Знаю. Это я так.
— Думаю, товар для нас потерян, — продолжил Секст. — Давайте бросим всё и уйдём.
— Нет, — покачал головой Рем. — Тивула надо выкупить. Предательства не забываются. Если мы не проявим благородства, с нами никто не станет иметь дела. И ещё, надо послать кого-то к рыбаку, пусть предупредит, что дорога на время закрыта.
— Не на время, а навсегда, — возразил Ромул, — раз брод рассекречен.
— Он прав, — кивнул Секст. — И нечего возиться с этим этруском. Глупо отдавать за неудачника целую мину серебра, которую он никогда не вернёт.
Рем не ответил, но, вернувшись к костру, велел посланцу встать и сурово проговорил:
— Передай своему Юлию, пусть завтра утром приходит на это поле за выкупом и приводит Тивула. И предупреди, чтоб и не думал обманывать. Скажи: этого Рем не прощает.
На следующее утро Ромул и три воина Рема, среди которых был Анк, выехали на поляну. Там, у костра, их уже дожидались шестеро людей леса.
— Я Юлий, — сказал один, — а ты?
— Я Ромул, брат Рема.
— Ну что ж, давай мину и можешь забирать своего Тивула.
Ромул снял с пояса кожаный мешочек.
— Здесь сто сибарийских драхм. Можешь пересчитать.
Юлий покачал мешочек на руке:
— Зачем пересчитывать, я верю.
— Значит, я свободен? — с подозрением спросил бородатый этруск и вскочил на ноги.
— Да, можешь идти, куда хочешь, — ответил Юлий. — Только пешком. Коня твоего мы съели.
— А что ты собираешься делать с бронзой? — спросил Ромул.
— Как что? Менять. Одна палка бронзы — мешок зерна. С этим караваном можно зиму продержаться.
Юлий пригласил Ромула посетить свою стоянку, и тот согласился. Ромул велел проводить Тивула к Рему и сказать ему, что задержится, сведёт знакомство с людьми леса. Все разошлись в разные стороны. Ромул взял Рыжего за повод, и маленький отряд Юлия двинулся к Тибру. Они долго шли через чащу, по тропе, которая ещё вчера была тайной, и вышли на широкую поляну. Там у костров сидели кучки оборванных людей. Кое-где поднимались жалкие наспех сложенные шалаши, на ветках болтались какие-то тряпки.