Ромул привязал коня и, беседуя с Юлием, прошёлся по поляне.
— Вообще-то наш постоянный лагерь южнее, — объяснил Юлий, — просто здесь мы на вас напали. Хорошее место для засады: впереди не так далеко Тибр, слева за поляной шагов через сто заболоченное устье ручья, кругом высокие кусты. Нужно было бы поискать местечко поглуше, чтобы надёжнее спрятать добычу, но народ не хочет отсюда уходить: ждёт второго каравана.
— Вот дураки! — изумился Ромул. — Ясно же, что второй караван пойдёт через Антемны.
— Я говорил, они не верят, — пожал плечами Юлий. — А вы с Ремом и правда дети Марса и Реи Сильвии?
— Кто тебе сказал? — забеспокоился Ромул.
— Говорят, Рем это объявил перед поединком с Кальпуром.
— Да, тогда пришлось открыться, — кивнул Ромул. — Это так, и есть доказательства. В своё время мы откроемся всем. Но пока, прошу тебя, помалкивай. Если слухи дойдут до Амулия, за нами начнётся охота. Недаром же он пытался убить нас в младенчестве.
— Входишь в отряд брата?
— Нет, я сам по себе.
— Тяжко нам приходится, — вздохнул Юлий. — Крупную дичь выбили, грызём буковые орешки, хорошо, если удаётся наловить рыбы. Но у Тибра вздорный нрав: то он переполнен, то по колено, и рыба здесь такая же: то полно, то совсем исчезла. С караваном нам здорово повезло.
— Знаешь, Юлий, — признался Ромул, — меня, пожалуй, тоже можно причислить к лесным людям. Не смотри, что у меня есть конь, меч и новый плащ, всё это случайные подарки. Да, я принят в общину с правом получения надела — в порядке очереди, которая всё время растёт, причём непонятно с какой стороны...
Вдруг послышался треск ветвей и перед деревьями с южной опушки возник неровный развёрнутый строй людей, вооружённых рогатинами и жердями. У некоторых были луки.
— Эй! — заорал предводитель появившегося войска. — Второй караван наш! Убирайтесь по-хорошему на свою стоянку!
— Это ты убирайся, Руф! — крикнул в ответ Юлий. — Тебя сюда никто не звал!
И в мгновение ока позади появился строй людей Юлия.
— Жадюга! — надрывался Руф. — Хочешь всё одному себе?
— Шакал, любитель падали! — не оставался в долгу Юлий.
Дело пахло столкновением. И тут перед мысленным взором Ромул а встало детское видение: Эней с троянцами перед строем латинов. Его охватило предчувствие неизбежной свары, которая никому не нужна. На этом поле сошлись для битвы люди без надежд и высоких целей, лишённые достойного вождя. Вот он, неповторимый момент, когда можно вмешаться, стать выше событий. Ромул поднял руку и закричал: «Стойте!»
Он был всем хорошо заметен: на полголовы выше далеко не низкого Юлия, с гордой осанкой, в темно-красном новом плаще, с мечом на перевязи. Стало тихо.
— Я Ромул, брат Рема. Вы знаете, что он одолел в поединке знаменитого Кальпура и стал главой его отряда. Я не участвовал в ваших спорах, но мне есть что сказать. Вы нанесли друг другу достаточно обид, чтобы начать драку. То, что скажу я, способно помирить вас. Будете слушать?
Оба строя молчали. Ромул заметил, что многие опустили оружие. Он по возможности ещё больше выпрямился и заговорил:
— Вы ждёте второго каравана, потому что о нём заранее было известно. Так вот, имейте в виду, второго каравана не будет. Точнее, здесь вообще перестанут ходить караваны. Ещё вчера мой брат Рем отменил все прежние договорённости. Вы думаете, он поведёт караваны, чтобы они достались вам? Нет, мой брат не такой дурак. Этот путь проложил ещё Кальпур. Он вёл караваны тайно мимо Антемн, Габий и Лабик ради пошлины. Брал вдвое меньше, чем они, и ему хватало.
Но теперь, когда тайна дороги раскрыта, тускульцы первые заявят на неё права. Во всяком случае они не позволят, чтобы у них под носом бесплатно провозили товары. За дорогу начнётся борьба между вами, купцами, Тускулом и Лабиками. Какой же смысл купцам рисковать? Они предпочтут платить больше, но пользоваться безопасными путями. Вы спорите о том, кому достанется тень! Хотите поубивать друг друга ради неё? Ваше дело, деритесь. Я всё сказал.
Какое-то время все молчали, обдумывая слова самозванного миротворца. Тишину нарушил крик вожака ещё одной шайки, появившейся на восточном краю поляны.
— Убирайтесь! — закричал он, потрясая копьём. — Второй караван наш!
Это решило всё. На мгновение оба первых войска замерли, потом разразились неудержимым хохотом. Строй распался, некоторые от смеха валились на землю. Вновь пришедшие переглядывались, не понимая причины веселья.
— Иди сюда, Квинт, — позвал третьего вожака Юлий. — Угощаю всех!
На поляне у множества костров четыре сотни лесных бродяг доедали дорожные припасы караванщиков. Ромул, Юлий, Руф и Квинт сидели рядом вместе с несколькими другими вожаками. Квинт, рослый силач лет двадцати пяти, говорил:
— Да, Юлий, ты молодец, что решил поделиться счастьем. Не часто такое случается. Смотри, мы бродим мелкими отрядами, жрём, что попало, отбиваем у волков задранных оленей, не брезгуем лягушками и падалью. Но оказывается, нас много! Может быть, устроим большой набег?
Ромул напряжённо думал. Он сумел помирить их. Осталось объединить и возглавить. Но как? Вот почти полтысячи здоровых молодых мужчин, согласных на любое дело...
— Набег? — протянул Юлий. — Без оружия, припасов, военного опыта? Нет, Квинт, нас перебьют всех до единого.
«Он прав, — подумал Ромул, — нужно что-то другое». Но мысли упорно ходили по кругу, — вот на ничейной земле сбилась в кучу толпа юношей, изгнанных с родной земли, и ждёт того, кто сможет дать им надежду. На земле... Вот оно: ведь ничейная земля — тоже земля! Было время, когда лес шумел на месте и Лавиния, и Альбы, и Габий...
— Послушайте, — сказал он громко. — Раз уж мы тут собрались, давайте принесём жертву Квирину, устроим собрание и поговорим о нашей общей судьбе. Юлий как принимающий гостей будет собрание вести. Я думаю, среди стольких людей найдётся немало толковых. Что-нибудь придумаем.
— А ты, хитрец, и впрямь сын Марса, — шепнул Ромулу Юлий и обратился к остальным: — Мне нравится затея Ромула. Не знаю, будет ли от неё польза, но вреда точно не будет. Что скажешь, Руф?
— Я не против.
— Договорились, — кивнул Юлий, — сейчас распоряжусь насчёт трибуны.
Участники собрания уселись на земле полукругом перед небольшим возвышением, наскоро сложенном из дёрна. Ромул первым попросил слова — против этого никто не возразил. Он встал на трибуну, прочистил горло и начал речь спокойным, уверенным тоном:
— Вот мы, почти полтысячи молодых мужчин, оказались лишёнными наделов родной земли и сошлись здесь на земле ничейной. Но ведь ничейная — тоже земля! Было время, когда такие же леса росли на месте Лавиния, Альбы и Габий. Но наши предки расчистили там место для пашен, построили города для себя и храмы для богов. Кто нам помешает считать эту землю своей? Кто запретит основать на ней собственную общину?
Слушатели одобрительно зашумели.
— Что для этого надо? — продолжал Ромул в порыве вдохновения. — Делать то же, что они: расчищать места для пашен, сеять хлеб, строить дома. Но наши предки при основании поселений на первых порах имели поддержку родных общин. У нас такой поддержки нет. У нас мало инструментов, нет лошадей и быков для пахоты, нет семян. И нам всего этого никто не даст. Что же делать? — Ромул сделал многозначительную паузу, ощущая, с каким вниманием и надеждой от него ждут ответа. — Давайте посмотрим на землю, которую мы хотим сделать своей. На ней, кроме места для пашен, есть великая ценность, о которой мы забыли — лес! Всё равно нам придётся его сводить, так вот, брёвна можно менять на пищу, оружие, инструменты, быков, семена. Так мы получим всё необходимое для начала святого земледельческого труда, а дальше заживём как люди. Конечно, соседям это не понравится, но когда это будет наша земля, мы защитим её оружием.
Ромул умолк и спустился с возвышения. Собрание молчало: люди были не готовы к такому повороту. Потом начались разговоры, споры, поляна зашумела, и Юлий предложил желающим выступать. На трибуну забрался Руф.
— Предложение Ромула заманчиво, — закричал он, — но ничего из этого не выйдет. Он слишком молод, чтобы судить о таких вещах. Как мы сможем валить лес, когда у нас нет топоров? Нет крепких верёвок, за которые тащить стволы и которыми их валить. Да и кто в этой глуши станет брать наши брёвна?
К таким вопросам Ромул был готов. Он ответил, что можно продавать брёвна этрускам, у которых почти не осталось лесов. Что касается инструментов, то пусть их доставят сами этруски в счёт платы за дерево. Потом Ромул сообщил, что у него есть надёжный друг, этруск из Габий, которого можно отрядить к этрускам в Пиргу, где строят корабли. Он с ними договорится.
Квинт и Юлий поддержали Ромула. После вождей выступили несколько простых участников собрания. Медлительный сутуловатый Клаве, судя по выговору сабин, сообщил, что сабины лес под пашни не рубят, а жгут. Для этого не надо топоров, а пепел удобряет землю, и она пять лет хорошо плодородит. Но вообще он готов войти в новую общину. За ним невысокий темноволосый крепыш, рутул Тирон из Ардеи, сказал, что он, сын корабельного мастера, разбирается в породах дерева и что сосновая роща, растущая на берегу недалеко отсюда, может дать хороший доход:
— Самое ценное дерево для корабля, — объяснил он, — прямая высокая сосна. Она идёт на мачты и киль, не гниёт в морской воде и не слишком набухает. Трудное дело задумал этот Ромул, но надо попробовать. Не подыхать же нам с голоду!
Были ещё выступления, но новых предложений в них не прозвучало. Наконец Юлий решил, что пора заканчивать:
— Вот что, братцы, я тоже готов войти с вами в новую общину. Конечно, насильно туда никто никого гнать не будет. И дело это важное, поэтому окончательно сегодня его решать не будем. Утром соберёмся снова, обсудим, что и как, и решим.
Ромул лежал в шалаше Юлия на соломе, покрытой попоной.