Я про себя улыбнулся. Конечно, речь идет о порталах в иные измерения. Я это прекрасно понимал. Тем забавней был тот факт, что профессора считают сумасшедшим. Если игрок начнет рассказывать неписю про иные измерения, ночные партии, мистических тварей, что регулярно терроризируют город, его ханта автоматически записывают в психи. А это означает полный обвал репутации. Никому не надо, чтобы игроки нарушали атмосферу Роркха и уничтожали ролевую составляющую. Тут кроется и самая большая трудность при вербовке неписей в новых хантов. Надо как-то убедить персонажа в существовании темной стороны города, при этом не прослыв сумасшедшим. А это довольно трудно. Сами подумайте. Живете вы много лет в своем уютном мирке, занимаетесь своими бытовыми делами. А тут приходит какой-то мутный тип и начинает заливать, что несколько раз в месяц ваш любимый город разрушают до основания во время кровопролитной войны с какими-то чудовищами. А потом все становится как прежде, словно по волшебству. И все всё мгновенно забывают, словно ничего и не было. И как тут не прослыть психом?
Вот и этот старик. Он что-то знает, что-то понимает. Но никого из собратьев убедить не может. Потому и заработал репутацию сумасшедшего. Но так как он является ключевым неписем в рамках игры, то и завербовать его невозможно. Иначе кто будет распознавать игрокам древние артефакты? Это рядовых исследователей можно сделать хантами. У Расвов есть целый отдел под это направление. Впрочем, у гильдии есть целый отдел под любое направление.
А старик тем временем выжидательно уставился на меня. Но не дождавшись никакой критики или насмешек в свой адрес, продолжил говорить.
— Первые расы и народы общались между собой на изначальном языке, который даровали им боги. Но шли тысячелетия и знания начинали меняться. Каждый народ в каждом мире, адаптировал язык под себя. Где-то упрощал, где-то добавлял деталей, где-то просто изменял слова и звуки. Они передавали знания из поколения в поколение, но время все равно забирало свое. По крупице, по символу, по звуку, но забирало. Изначальный язык истаивал, теряя свою былую мощь и величие. Древние могли одним произнесенным словом повернуть вспять реки и сместить горы. Да что там горы. Они властвовали над всем сущим. Пространством, Бездной, Хаосом и самим Хроносом. Они создали все и всем же правили. Но чем дольше существуют миры, тем слабее становится их связь с изначальным. Та магия, который мы видим сейчас, это лишь жалкие обрывки первого языка. Руны и печати, это упрощенные и исковерканные до неузнаваемости буквы письменности древнейших. Заклинания, лишь тень от тени фонетики слов первого бога.
— Получается, руны на повязке написаны на изначальном языке?
— Будь это так, юноша, я бы уже правил этим миром. А скорей всего и всеми остальными, — улыбнулся профессор. — Некоторые расы и народы постарались сохранить древнее наследие. Оно тоже претерпело свои изменения. Пусть, не такие сильные, как та магия, что сейчас есть в нашем мире, но все же. Скорей всего даже для того народа, кто владел этой вязью, ваша лента является реликвией древности. В этих письменах заключена одна тысячная, а может и десятитысячная от изначального языка. Но даже это в сотни раз ближе к настоящей магии, чем то, что творят нынешние фокусники.
— Но я слышал, что магия тоже развивается. Академия постоянно проводит исследования, разрабатывает новые заклинания.
— Их новое, это либо хорошо забытое древнее, либо эксперименты по случайному смешиванию уже известных звуков и рун. Дай миллиону обезьян миллион лет водить палкой по песку, и одна из них да начертит верный символ.
— Так откуда взялась эта повязка?
— От одного из древних народов, очевидно же. Не нашего мира, это точно. Я иногда встречал письмена подобной силы. И все они слишком отличались друг от друга, дабы принадлежать одной расе. Некоторые полностью блокировали любую магию, некоторые позволяли общаться с самим Яром, другие могли превращать что угодно в чистейшую воду. Ваши же делают материал, на который нанесены, абсолютно непробиваемым.
— Как так? Я же отстрелил кусок ленты, что сейчас лежит перед вами. И вы смогли отрезать небольшую часть.
— Молодой человек, — профессор посмотрел на меня как на глупого ребенка. — Я смог отделить часть ленты с помощью очень сильной магии. И вскоре выставлю вам за это отдельный счет, уж поверьте. Но вы точно не могли ничего тут отстрелить. Поверьте, я пытался. Физическая необратимая деформация материала исключена.
— Как так? — повторил я свой вопрос.
— Вот так. Вы получили эту повязку по одной простой причине. Вам позволили ее отрезать. Намеренно. Если бы предыдущий владелец не захотел сам вам ее отдать, вы бы ничего не получили. А уж выводы делайте сами. Что же касается второго свойства, то тут тоже не так все просто. Вы сейчас ничем не болеете? Полностью здоровы?
— Вроде бы да, — я на всякий случай проверил количество здоровья в интерфейсе. — Точно.
— Хорошо, возьмитесь за край ленты. Вот так, да. И не отпускайте.
Профессор откуда-то достал огромные металлические щипцы и сунул их в клетку с жирной крысой. Подцепив пищащее животное, выудил его и приложил к противоположному краю ленты. Оторванного куска. Я думал, что ничего не произойдет, но крыса начала пищать и биться в конвульсиях. Я ничего не почувствовал, но письмена на повязке загорелись знакомым багровым светом. Когда мохнатая тварь сдохла, профессор выбросил тушку куда-то в урну. Подошел ко мне сжимая в руках скальпель.
— Вы позволите?
Я протянул ему открытую ладонь. Он сделал аккуратный ровный надрез на коже. Я ничего не почувствовал, но на пол потекла тоненькая струйка крови. В тот же момент лента снова вспыхнула, а надрез моментально затянулся. Я сверился с интерфейсом. Полное здоровье.
— Накопительный эффект.
— Совершенно верно. То, что вы ошибочно приняли за передачу жизненной эссенции, на самом деле является сосудом для ее хранения. И передачи тоже, само собой. Первый прикоснувшийся к письменам становится реципиентом, а все последующие — донорами. Если же получатель не нуждается в дополнительной жизненной энергии, она накапливается внутри материала до определенного значения. И передается реципиенту при необходимости.
Ясно. Повязка не совсем вампирическая. Это что-то вроде запасной батарейки для жизни ханта. К тому же, обладающей полным иммунитетом к физическому урону. Хотя, правильней было бы сказать абсолютной броней. Эх, мне бы такой ленты метров двадцать. Интересно, что там с механикой заброневого воздействия? Должен же Мечник отъехать, если его лупить кувалдой, например. Там же все равно все внутренние органы в кашу будут.
— А что по моему вопросу?
— По видам поглощаемой энергии я пока разбираюсь, а что касается вашего главного вопроса, то тут все сложнее.
Профессор сдвинул листы бумаги и клетку. Достал из-под стола огромный свиток и разложил его на деревянной поверхности, придавив брусками с двух сторон. На бумаге был изображен мужчина в позе Витрувианского человека. На нем были аккуратно выведены строчки рун, сведенные в какие-то схемы. На полях было множество пометок и записей.
— Вопрос, конечно, странный, — продолжил говорить профессор. — Но в теории это возможно. Если исходить из слов мистера Шоу о примерном размере символов, интервале между строками и прочем, получается, что такой человек должен обладать просто невероятным запасом живучести. Не говоря уже о непробиваемости. Я пока не готов с уверенностью сказать, сколько жизненной энергии способна накопить такая площадь поверхности. Но точно много. С уверенностью могу сказать, что количество рун напрямую коррелирует с объемом резервуара.
Мы оба взглянули на два куска повязки старого Хохуро. После чего старик продолжил.
— Есть один нюанс. Мне кажется, что у этого эффекта должен быть управляющий механизм.
— Поясните.
— Видите ли. При разделении исходного образца, символы распределились по разным кускам. Но не дублировались. На большей части встречаются знаки, которых нет на меньшей. При этом, оба образца выполняют свои функции в полной мере, пусть и в разном объеме.
— Хотите сказать, что кто-то позволяет этим артеф… письменам, эммм… Функционировать?
— Совершенно верно. Скорей всего изначальный владелец ленты не только добровольно отдал вам данный материал, но и поддерживает его в активном состоянии.
— Понятно.
— Но это лишь в теории.
— Такой вопрос, профессор. Допустим, существует человек, у которого действительно под кожей нанесены подобные символы. Как понять, кто ими управляет?
— Если представить, что кто-то вообще способен сотворить такое с живым существом, а это абсолютно невозможно, то управляющий механизм тоже должен быть нанесен на тело. И он однозначно будет отличаться от имеющихся в нашем распоряжении символов. Это я вам как профессор заявляю.
— А почему вы считаете, что это невозможно?
— Юноша, чем вы меня слушали? Если бы существовал такой человек, это бы означало, что прямо сейчас, в нашем мире живет некто еще. И этот некто не только владеет древним языком на уровне существ, живших тысячи лет назад, но и способен его использовать. Я уж не говорю о том, что этот рунолог и сам должен принадлежать другому миру.
Понятно. Значит, либо Безумный Мечник владеет древнейшей магией, даже по меркам Роркха. Либо есть еще кто-то более могущественный. Хохуро, конечно, подходит под описание древнего существа, но на величайшего мага явно не тянет. К тому же я чувствовал, что наткнулся на какой-то скрытый от общего взора кусок истории игры. Какой-то лор Роркха, которого нет в открытом доступе. Похоже, придется снова раскошеливаться на Пауков.
Из действительно полезного я узнал, что Мечника можно пробить сильной магией. Вопрос только в том, сколько урона он может впитать? Учитывая те обрывочные записи с его участием, что мне удалось раздобыть — невероятно много. Надо будет купить какого-нибудь дешевого ханта и накачать его до беспамятства. Отправить профессору Псамфу для экспериментов. Пусть он режет его сколько влезет. Как раз собирался подыскать себе несколько мерзких личностей для ритуала. Таких, чтоб не жалко было. Надо выяснить сколько «запасного» здоровья может держать лента. И сделать хотя бы примерный прогноз по поводу ханта Мечника.