Вчера Ирина, по логике вещей, должна была, перейдя на другую сторону улицы, пройти по ходу движения троллейбуса до конца квартала и свернуть за угол на пересекающую улицу Володарского. Но она, видимо хорошо зная район, перебежав дорогу, ступила в сторону, в глубь квартала, и пошла дворами, сокращая свой последний путь. Девятиклассница, видимо, помнила, что гипотенуза любого треугольника короче суммы двух катетов. Конечно, если бы не собака…
Медведев В. В., кинолог:
«14 сентября 1980 года в 8 часов утра я заступил на дежурство вместе со своей служебно-розыскной собакой по кличке Болт и выехал для работы у дома № 166 по улице Володарского. Около дома № 21 по улице Пролетарской я дал собаке одежду пострадавшей, она ее обнюхала и стала искать след. Она обнаружила его на тротуаре, напротив калитки дома № 166, место было присыпано песком. Таким образом, могу пояснить, что Болт взял след и повел. Сначала вниз метров пятнадцать по улице Володарского до калитки дома № 164, потом, свернув вправо, дворами, еще через одну калитку в заборе до дома 306 (в глубине квартала, приписан к улице Красноармейской), обогнув его, Болт опять свернул направо и по тропке из глубины дворов вывел прямо на улицу Красноармейскую, потом через дорогу к остановке троллейбуса — Дом культуры «Авангард», где след оборвался. По правилам, одежда давалась собаке на расстоянии не менее десяти метров от места преступления.
После этого я второй раз применил собаку уже с другого места… Болт уверенно прошел по тому же следу. Вообще Болт — лучшая собака в нашем питомнике, работает около трех лет, и очень-очень редко теряет след. Я убежден, что он правильно показал дорогу потерпевшей к месту преступления…»
Вот оно… это место… Сергей медленно прошел до перекрестка. Сегодня днем он здесь вместе с понятыми составлял протокол места происшествия, была составлена подробная схема, сделаны необходимые фототаблицы…
Молчаливо чернела возле тротуара трава. Ветер все-таки нынче силен, так и пронизывает, словно хочет и вовсе замести все следы… Нет, надо собраться с мыслями. Ничего не упустить. Вероятно, преступник ушел к перекрестку к улице Пролетарской, в сторону рынка. От Красноармейской приближались две девушки, громко разговаривая между собой. Они, видимо, и подстегнули его, он заторопился… Ведь девушки первыми подошли к раненой. За забором, во дворе дома, который стоял напротив метрах в двадцати от тротуара, развешивала белье Видякина, женщина из четвертой квартиры. Она, услышав глухой стон и плач, решила, что это опять Слобожанина Манефа из дома напротив лупит свою дочку. А Манефа Васильевна, услышав жалобные стоны, подумала то же самое о Видякиной, ибо у той росли две дочки. Она и крикнула из окна второго этажа:
— Что с тобой, Оля?
— Я не Оля, я — Ирина…
Слобожанина М. В., швея:
«Вечером, 13 сентября, я находилась дома. Так же дома была моя мама, тяжело больная женщина. Примерно в промежутке между 21 и 22 часами я услышала голос соседки Видякиной Татьяны, она звала свою дочь Олю. Я подумала, что она ее разыскивает. Примерно минут через пять я услышала плач детский. Подумала, что Видякина нашла свою дочь и теперь наказывает ее. Потом какой-то удар, плач, и вдруг плач прекратился. Я еще сказала своей матери, что вот соседка так бьет свою дочь, что та и плакать перестала. Через несколько минут снова послышался детский плач со словами: «Ой, мамочка, мне больно!» Ну я не выдержала и, выглянув в окно, крикнула, что, мол, с тобой, Оля? И услышала: «Я не Оля, я — Ирина…» Она еще говорила, что ей плохо, тяжело. Я сказала, что сейчас выйду. А тут еще Видякина мне крикнула: мол, что у вас случилось. А я в ответ:
— Так ведь это у вас что-то случилось…
Когда я вышла, то на асфальте увидела женщину, она лежала, а около нее стояли две девушки. Тут и Видякина подошла. Я, конечно, вначале не поняла, что лежит ребенок, видела только, что одета по-женски. Одна из девушек говорила возбужденно, мол, где здесь телефон, нужно вызвать «скорую помощь», мол, чего вы ничего не предпринимаете, в смысле, что плохо ворочаетесь. Я сказала, что вон в той стороне телефон, беги. Она ответила, что не знает где, что здесь впервые. Она побежала к телефону, я — за ней, и мы вместе вызвали «скорую помощь». Вернее, когда я подошла, то девушка уже разговаривала по телефону. Девушку спросили, куда ехать, и она вопросительно посмотрела на меня. Я объяснила ей. Затем я вернулась обратно. Потерпевшая стонала и на вопросы, которые ей задавали, не отвечала и говорила, что больно.
Подошла «скорая помощь», врач попросил помочь погрузить раненую, все отошли. Я помогла положить девочку на носилки. Увидела, как у нее распахнулся плащ. Под плащом было платье в горошек, оно было в крови. Когда подошла «скорая», то уже собрался какой-то народ. Один мужчина сказал, что надо записать свидетелей. Потерпевшая мне незнакома, я ее раньше не видела. Имен она никаких не называла. В нашем доме в этот вечер у соседей никаких ссор и скандалов не было. Вообще же улица у нас шумная, оживленная, но в этот вечер, а особенно в то время, я, по-моему, даже шума машин не слышала, словно вымерло все…»
В прокуратуру
Первомайского района города Кирова
следователю тов. Гарусову С. О.
На Ваш запрос станция скорой и неотложной медицинской помощи сообщает следующее: вызов на улицу Володарского к дому 166 поступил 13 сентября 1980 года в 21 час 23 мин. Звонила «прохожая», повод к вызову: «избили девочку». В 21 час 25 мин. вызов был передан врачу Волкову Ю. П. с бригадой № 11 (ф-р Норсеева В. В., шофер Зонов).
На место происшествия была выслана одна бригада, вызов № 64703.
Гарусов опять задумался. Неужели свидетелей не было? Никого? Но преступник не мог не оставить следов… И от этого малого, держась за слабую ниточку, надо разматывать, разматывать клубочек до конца. Но только, только не оборвать. Особенно — этот пропуск…
Сапожников Ю. И., дежурный следователь Первомайского райотдела милиции:
«…При осмотре места происшествия мной на траве газона, в нескольких сантиметрах от лужи крови и рвотной массы, был обнаружен разовый бумажный пропуск за 28 августа на имя Попова. Пропуск лежал на траве сверху, совершенно сухой и не был смят. Такое было впечатление, что пропуск только что уронили или бросили. В этот день до самого вечера шел дождь, а пропуск был совершенно сухой, именно это меня и насторожило. Я поднял пропуск, осмотрел его и положил себе в папку, а в отделе милиции упаковал его в конверт и опечатал гербовой печатью…
На месте происшествия, кроме того, обнаружены: чек магазина за 13 сентября 1980 года, значок «Мишка олимпийский» и обертка от жевательной резинки «Мятная».
Все это было взято с места происшествия, кроме того, взяты образцы крови. После осмотра места происшествия мы приступили к опросу жильцов близлежащих домов.
Во время опроса поступило сообщение по радиостанции, что с потерпевшей в травмбольнице очень плохо. Сразу после этого сообщения я с инспектором УР Гавриловым Б. Н. направился в травмбольницу, но, когда мы прибыли туда, раненая уже скончалась. В больнице мы изъяли одежду потерпевшей и вернулись в отдел милиции…»
15 сентября. Понедельник.
Утро. Почему же телефон молчит?
На столе пачка фотографий. Снимали с разных точек, чтобы охватить все «пространство». Гарусов разложил карточки в несколько рядов. Четыре снимка составили общую панораму места происшествия. Снимали так, что хорошо просматривалась противоположная, нечетная сторона. Угловой трехэтажный каменный дом, здесь же, на углу, чернела водоразборная колонка. После дома укатанный проезд во двор. Редкие, но высокие деревья, деревянный двухэтажник… Вон из того окна на втором этаже крикнули: «Это ты, Оля?» Затем метров двадцать открытое пространство с последними, еще не вырубленными старыми яблонями в глубине… Опять деревянный двухэтажный дом… А на переднем плане панорамы — забор, скрывающий «то» место.
На другом фото — крупным планом место преступления: тротуар вдоль дома № 164, забор и калитка дома № 166… А на следующем — перекресток… По центру, к горизонту, уходит улица Володарского. Уж не к колонке ли побежал преступник после всего содеянного? Никто не видел, конечно… Но ведь кровь… Он не мог не испачкаться в крови! Гарусов внутренне содрогнулся, представив, как холодная струя смывает все улики с ножа и с рук этого…
Последний ряд фотографий — панорама со стороны дальнего перекрестка. По трем снимкам можно шариковой ручкой прочертить последний путь Ирины… А вот и ее портрет в школьной форме. Оборки белого фартука. Комсомольский значок. Густые черные волосы. И чуть раскосые глаза… Темные-темные… Упрекающие? Фотография ее класса. Двадцать четыре пары глаз… Ждущих глаз — так кажется Гарусову. И он переводит взгляд на фото отца и матери. Мать смотрит прямо, а вот отец как-то в сторону. Или опять кажется?
Следователь, пододвинув к себе дело, раскрыл отмеченные закладкой показания отца Ирины.
Боровалов В. М., электромеханик:
«…Вступил в законный брак с Раисой Петровной… Поженились, значит, хоть мать меня и предупреждала! Ну, ладно… Родилась дочка. Когда? Где-то в марте… Назвали Ириной. Поначалу с женой жили нормально, но потом возникли ссоры, взъедалась она в основном из-за ревности. Довела до того, что мы развелись. Я работал в то время в мехколонне, и мне дали место в общежитии… Несколько раз я пытался восстановить нормальные отношения с женой, да где там! Через месяц-два она опять выгоняла меня, все характер показывала. Но года три назад я все-таки вернулся к ним. По характеру жена вспыльчивая. Из-за каждой мелочи скандалила, чуть что и заводилась, как граммофон… Причем начинала с меня, а кончала всегда дочерью. Ругала ее, что якобы плохо учится, хотя училась Ирина нормально… О том, что девочка меня любила, можно судить и по тому, что, когда я ездил по командировкам, она однажды написала мне письмо, где говорила: «Если будешь скитаться по белу свету, я не буду считать тебя отцом». Она меня любила.