Сергей Гарусов подробно объяснил им права и обязанности и, достав бланк протокола очной ставки, закончил словами:
— Вы можете также задавать друг другу вопросы. Имеете право по окончании ознакомиться с протоколом и требовать его дополнения, внесения поправок, подлежащих обязательному внесению в протокол. Каждый из вас подписывает свои показания и каждую страницу в отдельности. Понятно?
— Как не понятно? Понятно… — пробурчал Боков, а Попов лишь утвердительно кивнул головой.
«Допрашиваемые на вопрос, знают ли друг друга и в каких отношениях находятся между собой, показали:
Ответ Попова: «Отношения с Боковым только служебные, нормальные».
Ответ Бокова: «Попова знаю только по работе, неприязненных отношений нет».
Вопрос к Попову: «Ездили ли 28 августа в Чепецкий филиал? Какие документы и кому передавали после этой поездки?»
Ответ: «Да, я ездил в этот день в Чепецк. В бюро пропусков получил пропуск на въезд на территорию. Кроме того, после загрузки машины коробками получил от кладовщика накладную. Когда выезжал с территории, пропуск не забрали, количество коробок не проверили. Охранник, не выходя из проходной, нажал кнопку, открыл ворота, и я выехал. И накладную и пропуск я, помнится, отдал инженеру Бокову. Документы были скреплены скрепкой».
Вопрос к Бокову: «Получали ли вы от Попова вместе с накладной пропуск?»
Ответ: «Я вообще не видел ни накладной, ни пропуска».
Вопрос к Попову: «Вы настаиваете, что передавали документы Бокову?»
Ответ (после продолжительного раздумывания): «Я могу сказать точно, что документы отдавал. Но кому? Конкретно не помню и настаивать не могу. Обычно я отдаю документы или Бокову, или Локуневу, или Горбушину… Вот кому-то из троих… Боков не подтверждает, и я не могу утверждать и наговаривать на человека…»
Вопросы Бокова к Попову: «Вы во сколько приехали? И приехали сразу к нам? Или в гараж?»
Ответ: «Я пришел сразу в отдел в 17 часов, в гараж не заезжал».
Вопрос Бокова к Попову: «Кто из бюро звонил в цех для разгрузки?»
Ответ: «Не помню, мне так кажется, что вам передавал, и вы тогда должны были звонить».
Вопросов друг к другу не имеем. Протокол прочитан, записано верно».
Гарусов протянул исписанные листки Попову:
— Читайте и расписывайтесь. Потом вы, — он обратился к инженеру. — И знаете что? Поедем сейчас на завод, попробуем разобраться на месте. Не возражаете?
«…Одно верно: все-таки Попов отдал эти злополучные бумажки в бюро. Но кому? Горбушин, как помнится, — начальник. И заниматься таким элементарным пустяком, как оформление накладной на коробки, будет только, когда никого не окажется в отделе. Здесь прозвучала мимоходом еще фамилия… Локунев… Локунев… Локунев, — раздумывал следователь, пока перечитывал протокол. — Фамилия эта мне встречалась… Вчера…»
Сергей открыл сейф, достал папку и тут же у раскрытого железного ящика стал быстро листать подшитые показания жильцов ближайшего района. «Вот!» Полстранички текста… Но адрес! Улица Пролетарская, дом 23а, квартира № 1… Почти напротив! Угловой трехэтажный каменный дом…
Локунева Н. П., завод «Физприбор», шлифовщица:
«По указанному адресу я проживаю с 1953 года. Со мною живут моя мать — Шабурова Анна Алексеевна и сын — Локунев Николай Юрьевич. Мать — на пенсии, сын работает инженером на заводе. 13 сентября мы все были дома. Сын пришел из бани в шесть часов вечера, и мы вместе ужинали, смотрели телевизор, отдыхали. Никаких криков и ничего другого не слышали. Об убийстве девочки узнали на следующий день, во дворе, когда милиционеры обходили квартиры. Девочку не знали. Больше сказать нечего».
«Москвич» мчит по Пролетарской, а сидящие на заднем сиденье Попов и Боков по-прежнему молчат и, кажется, в чем-то упрекают друг друга. Инженер время от времени то сопит возмущенно, то глубоко вздыхает. А брат рыбака самоотверженно смотрит только вперед, на дорогу, и хлопает глазами. Не доезжая метров ста до пересечения с улицей Володарского, Виктор резко сбросил скорость, и машина теперь катит медленно-медленно, со скоростью пешехода.
Проехав перекресток, возле углового трехэтажника остановились. Гарусов первым выбрался из автомобиля и открыл заднюю дверцу: «Можно вас?»
— Вон там, возле девочки лежал пропуск, — они втроем стояли на углу квартала, и Сергей рукой показывал на противоположную сторону. — Его, весьма вероятно, обронил преступник.
— Не знаю… — едва слышно бурчит инженер, а Попов пожимает плечами.
«Спросить про Локунева? Знают ли они, что он живет в этом доме? Если спросить, они сразу же сообразят, что неспроста вопрос задан, и на сына шлифовщицы упадет тень. А если он не причастен?» — думает Гарусов, а вслух говорит:
— Я оставлю вас на некоторое время? Не возражаете? Да… И когда же этот дом выстроен? Как думаете?
— Этот? — инженер смотрит на следователя с легкой иронией. — Вас тогда на свете не было. В наши дни такие не строят. Дом поставлен в послевоенные годы. На совесть сработано, не одну сотню лет простоит. Хотя, конечно, выглядит тяжело, не по-современному. Буквой Г спланирован, так как угловой. На два фасада…
Гарусов медленным шагом пошел вдоль дома по улице Володарского. До конца здания. Вспомнил указанный въезд на фотографии. «Сюда, если бегом, — меньше минуты». Обогнул дом. Во двор выходят четыре подъезда. «Тридцать секунд до дальнего, первого, подъезда».
Следователь пересек наискосок двор и вышел теперь на Пролетарскую. Вон дожидается пассажиров Виктор в «Москвиче». Руки, как всегда, на баранке. Боков и Попов терпеливо торчат на углу, возле колонки. Сергей подошел к ним.
«Пять глубоких ран… Руки в крови… С такими руками домой заявляться никак нельзя. Дома — мать и бабушка. Значит, бегом сюда, к колонке… Обмыть руки, осмотреть и отряхнуть костюм… И нож… Он тоже весь в крови… И его обмыть… Холодная вода хорошо смывает кровь. А потом? Домой… По Пролетарской… На т о й стонет девочка… Голоса приближаются… Сразу во двор, через улицу, было нельзя… Могли заметить… Только к колонке… Обмыть… И домой по Пролетарской. Но куда девать нож? Домой или выбросить? Домой нельзя! Если выбросить, то куда?..»
Первый подъезд. Первый этаж. Квартира номер один. Дверь, обитая дерматином. Пластмассовые планки крест-накрест. Медные заклепки. Желтая кнопка звонка.
Следователь коротко нажимает. Слышатся шаги, и вход в квартиру открыт.
— Анна Алексеевна? Здравствуйте, — Гарусов широко улыбается старушке. — Я из прокуратуры…
— Заходите, заходите. — И следователь шагает в проем.
Небольшой коридор. Прямо — комната. Дверь приоткрыта. Отсюда только что вышла хозяйка. Две кровати. Ее и дочери. Налево вторая комната («Локунева?»). Направо — кухня.
— Приходил же только что один. Сказывал, что из милиции… И полчаса не прошло. Товарищ, поди, твой? Про арбуз спрашивал. И че вы друг за дружкой ходите?..
— Да вот так получилось… Разошлись… Ищу я его. Устал. Попить-то не найдется?
— Как не найдется, — и они проходят на кухню. — Че это ты? С похмелья? Глаза-то красные… Или ночью плохо спишь… Не высыпаешься?
— Дочь-то еще трудится?
— Тянет. До пенсии два годочка осталось.
— И внук на работе?
— Где же еще? На заводе…
— Арбузы-то спелые попались?
— Хороший принесла, сладкий.
— В субботу?
— В субботу.
— Один арбуз?
— Один.
— Один?
— Один. Мне же тяжело тащить-то…
— А когда в магазине были?
— Так я уж все рассказала твоему товарищу. Его ко мне Филиппова направила, в очереди виделись. Он все про тех, с кем стояла, расспрашивал… Особенно, кто позади…
— Когда в магазине были? После перерыва?
— Где-то так. В половине четвертого домой пришла.
— Внук что делал?
— Коля? Как раз из кино пришел. Обедал с матерью. После обеда арбуз и умяли. Потом Коля в баню засобирался.
— А вечером? Часов в восемь-девять? Коля на улице гулял? Суббота же…
— Дома сидел. Если и выходил, то ненадолго. Мы с дочкой отдыхали. Не видели. Да дома он сидел.
— У вас в семье у каждого свои ключи?
— Да.
— Внук мог выйти из квартиры, и вы бы этого не заметили?
— Мы в восемь часов ушли отдыхать. К себе в комнату. Коля у себя сидел. Если он уходил, то ненадолго… Кино по телевизору шло, Коля заглядывал к нам, звал смотреть. Мать-то уж дремала, а я вышла, посидела, но быстро сморило меня, старую. Что-то непонятное казали, и я ушла.
— Во сколько вас внук к телевизору позвал?
— В половине десятого… А что случилось? Что случилось? Тот про арбузы, а вы про телевизор. Что случилось?
— Да так, ничего. Пойду дальше искать… его. Спасибо за водичку.
Попов и Боков стояли возле «Москвича», курили. Увидев выскочившего на улицу следователя, лишь удивленно переглянулись.
— Извините. Еще три минуты. Извините, — Гарусов побежал к телефонной будке, той самой, откуда была вызвана «скорая помощь» для Ирины.
— Борис? Слава богу. Боря, он должен был выбросить нож где-то в радиусе максимум до двухсот метров. Пошли побольше ребят. Осмотрите дом 23а. Угловой. В каждом подъезде, вниз по лестнице, вход в подвал, там клетушки, где жители дома хранят, видимо, старое барахло, ну и картофель… И так далее… Затем чердак. Хотя вряд ли… Но проверить надо. Канаву вдоль обочины. Ящик для мусора… Двор… Вдали забор, за которым стройка… Металлический гараж.
— Кто он?
— Локунев Николай Юрьевич. Тридцать лет. Работает на заводе. Я еду на завод.
— Задание понял.
Попов и Боков уже находились в «Москвиче». Тихо разговаривали и… улыбались. «Помирились», — отметил следователь, садясь в машину.
— Нужна ваша помощь… Согласны?
— Согласны, — миролюбиво протянул инженер, а второй торопливо кивнул.
…Возраст Николая Локунева сразу трудно определить. Настолько бесцветная личность. Можно дать и двадцать пять, и под сорок. Редкие волосы, прикрывающие лысину. Темный костюм. Импортный… Поношенный. Ростом невысок — сто шестьдесят два? Сидит весь сжавшись, как воробей в сильный мороз, весь в своих мыслях. Казалось, он лишь старательно делал вид, что вникает в разложенные бумаги. Когда в комнату вошел следователь, он нервно вскинул голову, но взгляд его мгно