венно потух, и он, успокоенный, склонился над столом.
Боков посадил Сергея Гарусова за пустой конторкой («Зина в годовом отпуске») лицом к Локуневу. На следователя никто из восьми находившихся в бюро комплектации не обратил внимания. Лишь сидевший у окна за двухтумбовым большим столом («Горбушин?») взглянул поверх очков на Сергея: «Не из Ярославля?»
Следователь перед этим с час просидел в отделе кадров и у Рычкова, начальника отдела комплектации, и сейчас незаметно наблюдал за Локуневым.
После школы — Кировский пединститут, физический факультет… Поступал — лишь бы куда приткнуться. Учился Локунев средне, только бы не ругали… Замкнутый, скромный… После учебы — Кильмезский район, село… Год протянул. Не видя особого усердия, его легко отпустили… Перебрался в Халтуринский район… На один месяц! Уже 30 сентября уволен с должности учителя физики Солоцкой школы. Вернулся в Киров, четыре с половиной месяца отдыхал дома… Определился учеником слесаря на приборостроительный завод. Через месяц и тринадцать дней уволен в связи с призывом в СА. После службы — удачный взлет… Старший инженер в Центре стандартизации и метрологии… И здесь год. Качеств, необходимых инженеру, не проявил. За ним требовался постоянный контроль. Порученную работу не всегда доводил до конца. Поощрений и взысканий не имел. 3 мая уволен по личному желанию.
Два года назад пришел в отдел кадров завода. Взяли слесарем, но спустя год, учитывая диплом вуза и нехватку кадров, перевели инженером в отдел кооперативных поставок. К возложенным на него обязанностям относится без должной инициативы и желания. Зарекомендовал себя плохим инженером: не хочет анализировать и работать на перспективу. Вопросы комплектации, экономические и правовые, — познает и применяет на деле с трудом. Общественной работой не занимается, замкнут. Первого августа переведен на должность техника.
— Может, просто характер такой? Ну нет у человека способностей? — вспомнил Гарусов свой вопрос Рычкову, начальнику отдела.
— Не характер, а холодный расчет. Единственная его цель — чтобы только не работать. Нет способностей? Капля камень точит. Научиться всему можно.
— Почему ж не выгоните? По собственному желанию?
— Людей не хватает. Мужики — на вес золота. В командировки надо ездить. А бабы… Сами знаете. К семье тянутся. К постоянству. Да и на нашем предприятии женщины повышенной декретоспособности… Не хватает людей… Вот и держим.
— Да… Женщин на заводе много. Локуневу уже тридцать — а неженатый…
— Кто ж за него пойдет? Даже какая ни на есть разведенка отказывается, так как сразу раскусывает, что этот мужик и дома работать не будет. Ему бы только поесть, поспать да в кино сходить. Как слизень по жизни ползет. Ей-богу, похож, не раз в голову приходило почему-то.
…В комнату без конца входят и выходят… Постоянно раздаются звонки… После одного из звонков женщина, работавшая на счетной машинке и одновременно хватавшаяся за телефонную трубку, громко объявила: «Есть здесь Гарусов?» Когда же протягивала Сергею трубку, спросила: «Вы не из Ярославля?»
Звонил Гаврилов:
— Нож складной, самодельный, раскрывающийся по типу «лиса». Общая длина 177 мм. Длина лезвия 77 мм, ширина — 14 мм. Нож нашли не в подвале, а в трех с половиной метрах от колонки, в канаве, в куче листьев. Я осмотрел нож, но пятен крови не обнаружил. Отправил в лабораторию. Просил и умолял, чтобы сделали побыстрей, к вечеру.
Локунев совершенно не отреагировал и на этот звонок, хотя продолжает на каждого входящего поднимать голову. «Кого высматривает? Чего ждет? Или просто дикий страх в груди? Неужели чувствует? Не может не чувствовать…»
Наконец, как договорились, появляется и Александр Попов. Он, видно, бегал в гараж, к своей машине, и сейчас в штормовке. Водитель сразу двинул к Локуневу:
— Я, с полмесяца назад, разовый пропуск Чепецкого филиала за 28 августа вместе с накладной на коробки тебе не отдавал?
— Пропуск? Лежал где-то… Чего это спохватились?
— Требуют.
— Где-то был… В бумагах. Я не знал, что с ним делать… Последний раз видел пропуск… в пятницу. Прибирал в столе. — Локунев полез во внутренний карман пиджака (Мелькнуло: «Изготовлено в Польше»), достал записную книжку. — Сюда положил. Хотел спросить, куда его сдавать. Кому он понадобился?
— Вот им, — выдавил Попов, показывая на подошедшего следователя. — Он из милиции.
— Из прокуратуры, — поправил Гарусов, — Где пропуск?
Глаза Локунева словно заледенели. Он побледнел, руки, державшие записную книжку, напряженно замерли.
— Не знаю.
— Вы хорошо помните, что клали в пятницу пропуск в записную книжку?
— Часов пять… В конце дня… Прибирал в столе…
— В пятницу положили, а в субботу обронили. Вспомните… Т а м!
— Где?.. Т а м?..
— Напротив своего дома. Около девяти вечера… Минут без двух-трех девять… Вспомнили? Ну, что — поехали?..
— Я ж на работе.
— Уже обговорено и это.
Все в комнате, за исключением Бокова, смотревшего во все глаза, не обращали никакого внимания на разговаривавших. Многие потом и не вспомнили, когда исчезли эти трое: Попов из транспортного, Николай Локунев и третий, неизвестно откуда появившийся («Кажется, он был из Ярославля»). Да и были ли они?
Прокурору
Первомайского района
от Локунева
13 сентября я ходил в баню. Долго был в парилке, после чего, когда я вышел, у меня наступил психический кризис и сильная головная боль, т. к. я ранее лежал с ушибом головы в больнице с сотрясением мозга. Этот приступ начался в этот вечер у меня. Я унес белье домой и пошел прогуляться. По направлению к бане я встретил женщину, не знаю, что я ей сказал, и ударил ножом и пошел домой. У дома я встретил девушку и тоже ударил. И видимо, пропуск вывалился тут. Нож выбросил, куда, не помню. Нож брал дома, в столе. Никто не видел, как я брал нож.
Прошу направить меня на судебно-психиатрическую экспертизу на предмет обследования психического состояния. И вменить мне 104 ст. и 38 ст. Так как писал явку с повинной.
Искренне сознаюсь в следующем — к женщинам раненым подходил с целью познакомиться. Когда они мне отказали, я ударил ножом. Первая женщина меня оскорбляла. И говорила: «Уйди, я не хочу тебя знать». Девушка говорила, когда я ударил ножом: «Ой, мамочка». Дома после происшествия переоделся в трико и сел смотреть телевизор.
Нож купил в магазине, в Одессе, год назад. Хранил в своей тумбочке, туда и положил. Товарищ прокурор, прошу простить за малодушие, что сразу не явился, а только сегодня. Это все случилось впервые. Пропуск я выкинул в корзину для мусора, стоящую в кабинете. В понедельник, я помню, корзина была пустая. Каким образом пропуск очутился на месте преступления, это для меня совершенно непонятно. Все написанное написано искренне и чистосердечно. Убедительно прошу направить меня в психоневрологическую больницу на излечение.
…Кончается вторник, Сергей Гарусов вновь на улице Володарского. Следователь медленно приближается к месту, где трое суток назад упала девочка. Он ясно представляет, как в с е произошло, как Локунев трусит, озираясь по сторонам, к колонке. Подставляет нож под струю холодной воды. Старательно моет. Вспоминаются сухие строчки цитологической экспертизы. «…Исследование производили методом тонкостной хроматографии в двух модификациях — горизонтальная хроматография в чашках Петри и вертикальная хроматография. Предварительно все смывы подвергали экстрагированию… Для контрольных исследований была приготовлена вытяжка из заведомого пятна крови в разных разведениях… По капле вытяжек последовательно наслаивали на листы хроматографической бумаги «Сулифол» и помещали для соответствующей разгонки в заранее подготовленные камеры (насыщенные смесью бутанола, ледяной уксусной кислоты и дистиллированной воды). Разгонка в чашках Петри протекала 15 минут, в вертикальной камере — 50 минут. Пластинки прогревали и затем последовательно проявляли 0,1 % спиртовым раствором подкисленного основного бензина и 3 % перекисью водорода. Положительные реакции — синие зоны окрашивания вблизи линии финиша — получены лишь с заведомой кровью. Со всеми исследуемыми вытяжками реакция была о т р и ц а т е л ь н о й. На представленном на экспертизу ноже кровь НЕ обнаружена».
Не обнаружена, не обнаружена… Смыл все-таки! Обмыл со всех сторон. Этот Локунев очень и очень непрост. Сплав трусости и холодного расчета. Голыми руками не возьмешь — выскользнет. Выскользнет, как слизень… Додумался — симуляция душевнобольного. Желание выиграть во что бы то ни стало время для обдумывания и выработки тактики… Запоздалое отчаянное желание отказаться от пропуска… Запутать, запутать… На всякий случай внедряет в события еще одну женщину, якобы им раненную… Сместить акцент в сторону… Уверен, что нож не найден, а чтобы не искали, ненавязчиво подставляет другое орудие преступления («Куплен в магазине, в Одессе, год назад»). И настораживающее знание статей уголовного кодекса. Статей, не предусматривающих высшую меру.
Но главное: выиграть время. Ведь стационарное обследование в областной психиатрической больнице продлится не меньше 20 дней.
Утопающий хватается за соломинку длиною в эти дни. Имеет право? Но этот шаг будет для преступника — единственным и последним… Ибо почва из-под ног будет выбита.
12 октября. Воскресенье.
— Здравствуйте, — в голосе ни тени сомнения. Уверенность. Или кажется?
Локунев проходит и садится на стул, лицом к двери. Следователя и его разделяет стол.
Молчание.
Сергей Гарусов читает полученные еще вчера и потому уже хорошо знакомые две страницы убористого машинописного текста. Блеклые глаза Локунева ощупывают три пухлые папки на столе. Взгляд насторожен («Что в них?»). Осторожно поднимает глаза («Почему ничего не спрашивает?») на следователя.
Локунев повел плечами, как бы ненароком, стараясь незаметно сбросить начинающую давить тишину. «Все-таки волнуется», — отметил Гарусов, а вслух сказал: