Он замолчал, сглотнув. Его рассказ висел в воздухе — тягучий, полный боли и… какой-то нездоровой надежды. Я кивнул, не зная, что сказать. У каждого здесь был свой крест.
Мы шли дальше, спускаясь по полуразрушенной лестнице в подземелье. Воздух стал еще холоднее и затхлее. И вот, в конце низкого, сводчатого коридора, мы нашли его. Склеп. Или часовню внутри замка. Небольшое помещение. В центре — каменная плита, вероятно, алтарь или саркофаг. На ней — высеченная надпись, покрытая паутиной и пылью, но четкая:
"Nicht spreche mit mir ohne Erlaubnis."
("Не говори со мной без разрешения.")
Старый немецкий. 12 век? Почему-то смысл был мне кристально ясен, как будто кто-то прошептал перевод прямо в мозг. Жутковато.
В углу, у стены, сидел скелет. Облаченный в истлевший балахон, вероятно, служителя культа. На его иссохшей грудной клетке, на простой кожаной веревочке, висел ключ. Именно тот: витой, серебряный, старинный. Он тускло поблескивал в слабом свете, пробивавшемся из какого-то верхнего отверстия.
— Слишком… легко, — пробормотал я, охваченный внезапным холодным предчувствием. — Как на блюдечке.
Клим уже шагнул вперед. Его движения были резкими, целеустремленными. Он наклонился над скелетом, его рука потянулась к ключу.
— Клим, стой! — вырвалось у меня. — Может, ловушка…
Но он уже сорвал ключ с шеи скелета. Кости тихо шевельнулись и рассыпались в пыль. Клим выпрямился, сжимая драгоценный металл в кулаке. Он повернулся ко мне. Его лицо в полумраке было искажено. Не торжеством. Не радостью. А какой-то… безумной яростью и болью.
— Лекс… — прошипел он. Голос был чужим.
Я не успел среагировать. Он со всей дури, как молотом, ударил меня кулаком в челюсть. Удар был страшный, от тренированной руки. Я полетел назад, ударившись спиной о стену, мир поплыл, в ушах зазвенело. Кровь теплой струйкой потекла из разбитой губы.
— Ты… сука… — я попытался встать, но мир качался. — Что… что с тобой?! Ты крышей поехал?!
Клим стоял надо мной, дыша как загнанный зверь. В его глазах плясал безумный огонь. Он сжимал ключ так, что костяшки побелели.
— Я тебя видел! — выкрикнул он, срываясь на визг. — Той ночью! Ты… ты убегал со Старшей! С стражницей! Она… она смеялась?! Ты… ты лапал ее! Да?! ТРАХАЛ?! СУКА, ОТВЕЧАЙ! ТРАХАЛ ЕЕ?! МОЮ НАДЕЖДУ И СЧАСТЬЕ?!
Он говорил бессвязно, слюна брызгала изо рта. Ревность? Мания? Шепот леса наконец добрался до него?
— Клим, ты бредишь! — я попытался встать, опираясь о стену. — Я не… это не так! Она меня чуть не убила за то…успокойся уже в конец!
— ВРУН! — заорал он, делая шаг ко мне. — Я ВИДЕЛ! Ты… ты все забрал! Ее внимание! Шанс! Она смотрела на тебя, а на меня — как на грязь! Наследство… Силу… Все должно было быть МОИМ! — Он зарыдал, но тут же выпрямился, лицо исказила решимость. — Моим… — Он посмотрел на ключ в своей руке, потом на меня. В его глазах мелькнуло что-то похожее на жалость, но оно тут же погасло. — Прости, Лекс… — прошептал он, и в этом шепоте не было ни капли сожаления. — Но я стану наследником. Род Аспидовых будет моим. А для этого… ты должен умереть. Сейчас.
Он бросил ключ на пол у своих ног и выхватил нож. Лезвие блеснуло в полумраке склепа. Он приготовился к прыжку. В его глазах горел холодный, расчетливый убийственный огонь. Безумие схлынуло, осталась только хищная решимость устранить конкурента.
Я был на полу, оглушенный ударом, с разбитой губой, без оружия наготове. А передо мной стоял бывший товарищ, сильный, быстрый, смертоносный, с ножом в руке и ключом к власти Аспидовых у ног. Тишина склепа взорвалась не шепотом, а предсмертным хрипом моих шансов.
Голос Тотемного Аспида ворвался в мою голову внезапно, как ледяная игла, пронзая боль и шум крови:
СССссс… Смотри на него, смертный. Кровожадный. Решимый. А ты думал — вы друзья? Ты думал, я оставил вас в живых просто так? Все они имеют шансы. Шансы убить, предать, возвыситься… И Клим… о, Клим готов сделать решительный ход. Что же ты предпримешь? А? Позволишь ему зарезать тебя, как ягненка? Или покажешь зубы?..
Голос был полон ядовитого любопытства и насмешки. Он отвлекал, парализовал на миг. И этого мига Климу хватило.
— УМРИ! — закричал он, и нож в его руке сверкнул дугой, направленной прямо в мое горло.
Инстинкт сработал раньше мысли. Я рванулся вбок, падая на колени. Лезвие просвистело в сантиметре от уха, ударив в каменный пол, высекая искры. Боль от удара о камни пронзила колено, но адреналин заглушил ее. Я попытался вскочить, но Клим был быстрее. Его нога врезалась мне в бок, туда, где уже ныли синяки от Виолетты. Воздух вырвался из легких со стоном.
Я покатился по пыльному полу, пытаясь отползти. Клим навис, как грозовая туча, нож снова в руке. Его глаза горели холодной, расчетливой яростью. Никакого безумия. Только решимость убить.
— Ничего личного, Лекс, — прошипел он. — Ты просто на пути.
Он прыгнул, нанося укол в живот. Я сгруппировался, отбивая рукой его запястье. Удар пришелся по кости, больно! Но нож отклонился, лишь оцарапав кожу на боку. Я вцепился в его руку обеими руками, пытаясь выкрутить, выбить оружие. Мы сцепились, как два пса, катаясь по холодным камням склепа. Пыль поднималась столбом. Он был сильнее, тяжелее. Его колено вдавилось мне в грудь, перехватывая дыхание. Его свободная рука схватила меня за горло. Пальцы впивались в трахею. Звезды поплыли перед глазами.
— Прощай… — прохрипел он, сжимая пальцы.
В этот момент я услышал это. Не голос Аспида. Что-то другое. Шипение. Сухое, как шелест бумаги, но… влажное. И скрежет камня по камню. Из темного угла, где сидел скелет, что-то зашевелилось. Тени ожили.
— Клим… стой… — я попытался выдохнуть, задыхаясь. — Слушай… там…
Но он не слышал. Его глаза были прикованы к моему лицу, к агонии в них. Он видел только победу. Только ключ к власти. Его пальцы сжимались все сильнее. Темнота наступала.
Отчаяние придало сил. Я собрал последние остатки воли и резко дернул колено вверх, со всей силой ударив его в пах. Клим ахнул, судорога прошла по его телу, хватка на горле ослабла. Я рванулся, толкая его вверх и вбок. Мы разъединились. Он откатился, корчась от боли.
Я отполз, хватая ртом липкий, пыльный воздух, пытаясь откашляться. Клим уже поднимался, лицо его было искажено звериной ненавистью. Он снова потянулся к ножу.
— Ты… мертвец! — выдохнул он.
И в этот момент случилось оно.
Из угла, из самой тени, выплыли… руки. Бледные, как лунный свет, почти прозрачные, но осязаемые. Длинные, с тонкими, костлявыми пальцами и ногтями, острыми, как кинжалы. Они двигались с невероятной, змеиной скоростью.
Одна рука схватила Клима за волосы, резко запрокинув его голову назад. Другая — обхватила горло. Клим издал только короткий, хриплый звук удивления. Его глаза расширились, встретившись с моими — в них был только шок.
Потом руки рванули. В разные стороны.
Раздался ужасающий звук — хруст костей, рвущихся связок, лопающейся кожи. Тело Клима не разорвалось пополам, нет. Его… раскрыли, как книгу. Ребра сломались наружу, внутренности вывалились кровавым месивом на пыльный пол склепа. Все произошло мгновенно, беззвучно, кроме того одного, кошмарного хруста и бульканья крови. Клим даже не успел крикнуть.
Я замер, прижавшись спиной к стене, не веря глазам. Кровь Клима растекалась по камням, горячая и алая.
И тогда я поднял глаза.
За спиной у рук стояла… Она. Фигура девушки. Высокая, хрупкая. Облаченная в пышное, но истлевшее и покрытое вековой пылью дворянское платье, когда-то, видимо, дорогое. Лицо… Лицо было мертвым. Кожа сухая, пергаментная, плотно обтягивающая череп. Глазниц не было — только черные, бездонные впадины. Никаких глазных яблок. Рот был сжат в тонкую, невыразительную линию.
Но самое ужасное было у нее за спиной. К ее плечам, бедрам и спине, толстыми, ржавыми цепями, был прикован… гроб. Огромный, каменный саркофаг, покрытый такими же змеиными рунами, что и плита. Он казался невероятно тяжелым, но она стояла прямо, будто не чувствуя веса. Цепи вросли в ее высохшую плоть.
Она не смотрела на меня. Ее слепое лицо было повернуто туда, где мгновение назад стоял Клим. Ее руки — те самые, что только что разорвали человека — медленно опустились. Длинные пальцы с окровавленными когтями начали шевелить воздух перед собой, словно ощупывая невидимые нити. И из ее сухого рта, без движения губ, вырвался шепот. Тихий, ледяной, полный древней, безумной тоски:
"Wer… hat… ohne Erlaubnis… mit mir gesprochen?"
(Кто… осмелился… без разрешения… заговорить со мной?)
Она шептала это снова и снова, ее пальцы все ощупывали пустоту там, где испарилась жизнь Клима. Она не видела меня. Не слышала мое прерывистое дыхание. Она искала голос. Тот, что нарушил древний запрет.
Я сидел, прижавшись к холодному камню, в луже чужой крови, ключ к Храму Первого Аспида тускло поблескивал рядом с обрывком веревки в нескольких шагах от меня. А передо мной, медленно поворачивая слепое лицо и ощупывая воздух окровавленными пальцами, стоял страж запрета. Немая, слепая, прикованная к своему гробу-ноше и бесконечно ищущая того, кто осмелился нарушить тишину склепа.
Шепот Аспида в моей голове затих, оставив после себя только ледяную пустоту и понимание: я был свидетелем. И следующим нарушителем мог стать я. Движение, звук — и пальцы, рвущие плоть, найдут и меня.
Глава 8
Ледяные иглы страха впивались в мозг. Ключ. Надо взять ключ. И валить. Сейчас же. Мысли метались, как загнанные звери. Слепая девка с гробом за спиной все шептала свое проклятое "Кто говорил?", ее костлявые пальцы скребли по камням, ощупывая воздух в сантиметрах от моих сапог. Капля пота скатилась по виску. Шум — смерть. Движение — смерть. Но сидеть — тоже смерть.
Кошечка, — пронеслось в голове с идиотской ясностью. — Быстро и тихо, как кошечка. Я вжался в пол, каждую клетку тела напряг до дрожи. Ее пальцы метнулись влево — уловили сквозняк? Я не дышал.