Время застыло на миг. Я стоял, дыша тяжело и странно — воздух Изнанки больше не жёг лёгкие, а обволакивал как бархат, насыщенный десятками новых, невероятных ароматов: терпкой смолой чёрных деревьев, нектаром ядовитых цветов, запахом влажной земли и… силы. Чистой, древней силы. Лес за пределом города не просто замер — он затаился. В тенях между стволами я видел их теперь ясно: десятки пар горящих глаз, силуэты хищников, замерших в полушаге, в позе перед прыжком. Они хотели напасть. Рвались к добыче. Но что-то… удерживало. Невидимая преграда страха или почтения. Мои новые, рубиновые глаза, казалось, метали незримые лучи, парализующие волю.
Но времени на осознание этой новой реальности не было. Рисковать было нельзя — неизвестно, как долго продлится этот эффект, и что будет, если я шагну в чащу.
Я не знал, что предпримут аспиды, рыцари и эта стражница с гробом. Я громко гаркнул рыцарям, что перекрыли проход.
— Прочь! — и они расступились. Инстинкт самосохранения, помноженный на мой истошный вопль, сделал свое дело. — Бежим! — гаркнул я, уже не командуя, а констатируя очевидное. — Пока путь открыт!
Мы рванули. Пронеслись мимо рыцарей. Тропа…обратный путь, казался быстрее. Мы неслись, боясь, что эти твари погонятся за нами. Но они остались в городе.
Енотов не было. Как и других существ. Но я видел их. Видел их голодные взгляды в лесу, но они не дергались. Затаились. Ждали. Или…боялись?
И вот стена. Она уже дрожала, влажная пелена, ожидая нас. Мои товарищи, бледные, с лицами, искаженными ужасом и непониманием (особенно Григорий — он пялился на меня, как на призрака, но бежал), провалились сквозь неё первыми. Я окинул последним взглядом замерший, таящий смерть лес — этот новый, дышащий силой мир, который манил как наркотик — и шагнул следом.
Ощущение перехода — влажная ткань, давление — и мы снова в знакомом, пахнущем металлом и гарью переулке города Аспидовых. Стена сомкнулась за спиной с глухим стуком.
— Ха! Червяки вернулись! — раздался знакомый хрипловатый голос. Лора. Она стояла, опершись на алебарду, рядом с другими стражницами, ее карие глаза смотрели на нас с привычным презрением. — Наверняка даже до города не добр…
Ее фраза оборвалась на полуслове. Ее взгляд, скользнувший по нам, остановился на мне. На моих глазах. На глазах, которые горели тем же рубиновым пламенем, что и у Тотемного Аспида на площади.
Лора остолбенела. Ее лицо, всегда самоуверенное и хищное, исказилось в гримасе абсолютного шока и… страха. Чистого, животного страха. Алебарда выпала из ее рук с грохотом. Лора не упала — она рухнула на колени, ударившись о камни мостовой. За ней, как подкошенные, грохнулись на колени остальные стражницы. Никто не приказывал. Это был инстинкт. Древний, вбитый в кровь рода.
Я стоял, все еще тяжело дыша, чувствуя жар в глазах и странную, пульсирующую силу в венах. Я не понимал. Почему? Из-за глаз? Из-за ключа, который я все еще сжимал в кулаке? Из-за запаха леса и яда, который теперь витал вокруг меня?
Лора подняла голову. Ее лицо было мертвенно-бледным. Когда она заговорила, ее голос был неузнаваем — лишенный всякой хрипловатости и наглости, он звучал низко, почтительно, на чистейшем, церемонном старом немецком:
"Mein Herr…" (Мой господин…) — она начала, и каждое слово было выверенным, полным подобострастия. — "Wir freuen uns, Euch am Schwarzen Tor zu Aspidium zu sehen. Wir bitten um Vergebung für diese… bescheidene Aufnahme." (Мы рады видеть Вас у Чёрного Входа в город Аспидиум. Просим прощения за столь… скромный прием.) Она резко повернула голову к ближайшей ошеломленной стражнице, и ее шепот был резким, как удар кнута, но все еще на немецком: "Psst! Hol sofort Gräfin Violette! Schnell!" (Псс! Приведи графиню Виолетту! Немедленно!) Потом она снова обратилась ко мне, склонив голову еще ниже: "Mein Herr… Eure geliebte AspiVio wird gleich hier sein." (О господин… Ваша любимая АспиВио скоро будет здесь.)
AspiVio. Ласкательное, почти фамильярное имя для Виолетты. "Любимая". От Лоры. Которая еще минуту назад называла нас червяками.
Я стоял, оглушенный этим внезапным, абсолютным сломом реальности. Мои товарищи замерли позади, как статуи, их рты открыты. Григорий смотрел на коленопреклоненных стражниц, потом на мои рубиновые глаза, и в его единственном глазу читалось только одно: Что за чертовщина?
А в моей голове гудело лишь одно, настойчивое и невероятное: Как же быстро все поменялось. От затравленного кандидата, которого могла убить любая стражница по прихоти… до "Mein Herr", перед которым падают ниц. От страха перед Тотемным Аспидом… до ношения его глаз. От ярости Виолетты… до ее скорого появления как "любимой АспиВио".
Ключ в моей руке казался теперь не целью, а символом. Символом начала. Начала чего-то огромного, страшного и необратимого. И где-то в глубине сознания, сквозь шок, пробивалось холодное понимание: Аспид добился своего. Игра только начинается. И моя ставка в ней внезапно стала королевской.
Глава 9
Слабость накатывала волнами, смешиваясь с остатками невероятной силы, что только что пульсировала в жилах. Мир вокруг — коленопреклоненные стражницы, бледные лица товарищей, лиловое небо — начал плыть. Я понимал. Понимал, что эти рубиновые глаза, этот внезапный страх Лоры, ее шепот о "любимой АспиВио" — все это было знаком. Знаком моей новой, жуткой принадлежности к роду Аспидовых. Но осознание не приносило ясности, только головокружительную тошноту от скорости, с которой рухнула прежняя жизнь. Ноги стали ватными, колени подкашивались. Удержаться стоило нечеловеческих усилий.
А взгляды товарищей… Григорий, Марк, Степан, Артём. Их глаза, полные ужаса, непонимания и… отчуждения. Я больше не был Лексом, их товарищем по несчастью, циничным выживальщиком. Я был ими. Частью машины, что едва не перемолола их в Первом Городе. Частью рода, что бросил их в эту мясорубку. Я читал это в их взглядах — стену, внезапно выросшую между нами.
И тут послышалось. Незнакомый звук. Не шаги, не скольжение. Что-то среднее: тяжелый, мерный стук-шуршание, как будто кто-то бил копытом по камню, тут же подтаскивая за собой что-то тяжелое и чешуйчатое. Звук нарастал быстро, приближаясь с угрожающей скоростью.
В глазах все мутило сильнее, но это увидели все. Товарищи ахнули в унисон, прижимаясь спинами к холодному камню городской стены, как мыши перед удавом.
Существо. Оно вынеслось из переулка, резко остановившись перед нами, вздымая облако пыли. Ни змея, ни конь. Нечто гибридное, чудовищное и в то же время странно величественное. Передняя часть: мощные, чешуйчатые лапы, заканчивающиеся раздвоенными копытами, как у ящерицы-тяжеловоза. Задней части не было — лишь массивный, покрытый темно-зеленой чешуей хвост, волочившийся по камням. Длинная, гибкая шея венчалась змеиной головой с раздвоенным языком, мелькавшим в воздухе. И капюшон. Огромный, как у королевской кобры, расправленный в устрашающем веере, переливающийся всеми оттенками черного и кроваво-рубинового. Чешуя на теле блестела, как полированный нефрит.
Рубиновые глаза чудовища, холодные и разумные, уставились прямо на меня. Оно издало низкое шипение, больше похожее на ворчание, и шагнуло вперед. Длинная, гибкая шея изогнулась. Мерзкий, холодный, шершавый язык — огромный и раздвоенный — лизнул меня по лицу, от подбородка до лба. Запах падали и древней земли ударил в нос.
Я едва устоял, чувствуя, как сознание окончательно уплывает.
С существа, с его широкой спины за капюшоном, легко спрыгнула Виолетта.
Я ее не узнал. Ни капли той истеричной девчонки или грозной старшей стражницы. На ней был парадный мундир Аспидовых. Не просто кожа, а чешуйчатая броня глубокого черного цвета, каждая пластинка отполирована до зеркального блеска. Золотые вставки в виде змеиных узоров подчеркивали строгие линии. Мундир был безупречно скроен, облегая каждую линию ее тела с подчеркнутой, почти агрессивной элегантностью. На груди — ряд медалей из темного металла и рубинов, поблескивающих зловеще. Волосы были убраны в безупречный тугой узел, лицо — холодная, прекрасная маска высокородной графини. Только в изумрудных глазах, устремившихся на меня, горело что-то неуловимое — тревога? Торжество?
Она подскочила ко мне как раз в тот момент, когда мои ноги окончательно подкосились, и мир начал уходить в темноту. Ее сильные руки подхватили меня, не дав упасть. Запах ее духов — полынь, сталь и теперь еще тонкая нотка дорогого дыма — смешался с запахом чудовища и моей собственной крови.
— Я о нем позабочусь, — ее голос был четким, командным, лишенным прежних эмоциональных перепадов. Она говорила на русском, но обращалась явно к Лоре и стражницам. Затем, повернув голову, бросила приказ на том самом старом, церемонном немецком, что звучал как приговор:
"Tötet die Übrigen."
(Убейте остальных.)
Холодный ужас, острее слабости, пронзил меня. Нет. Не после всего. Не из-за меня.
Я собрал последние капли воли, шевельнув губами. Голос был хриплым, едва слышным, но она наклонилась, уловив:
— Не… надо… — прошептал я, глотая липкую слюну. Глаза с трудом фокусировались на ее ледяном лице. — Оставь… их… Они… нужны…
Дальше аргументов не было. Сил не было. Темнота накрыла с головой, как тяжелая, безвоздушная мантия. Последнее, что я почувствовал, — это крепкие руки Виолетты, держащие меня, и запах ее парадного мундира, смешанный с холодным металлом приказа об убийстве. Ответила ли она? Отменила ли приказ? Я не услышал. Сознание отключилось, оставив лишь хаос вопросов и ледяное прикосновение страха за тех, кого, возможно, уже не спасти…
Я очнулся в кровати. Не в той убогой койке трактира-гроба. Это был трон из черного дерева, застеленный шелками цвета запекшейся крови. Воздух пах ладаном, старыми книгами и… влажной землей. Готика окружала меня: острые арки окон с витражами, изображавшими сцены апокалипсиса, резные колонны, уходящие в полумрак высокого потолка. И сам потолок… Я поднял глаза и замер. Фреска. Невероятная, пугающая. Армия скелетов в черных латах, с копьями наперевес, шла неудержимым маршем смерти. Они пронзали копьями существ, похожих на спрутов с человеческими лицами искаженными ужасом. Другие скелеты дули в горны, извергавшие волны черного дыма, сметавшие все на пути. Это был не бой. Это было