– Дядь Лень, погоди, – попросил Денискин, – что за кооператив?
– А где брошенная якобы жена проживает, с детьми, – пояснил дядя Леня.
– То есть они взяли кооператив, развелись, и он за него платит, – тут Андрюха вспомнил Заверинские выкладки: – Погоди, какая ж у него зарплата?
Дядя Леня подмигнул:
– Нормальная, для советского человека.
О том, сколько в Москве платят за кооператив, Андрюха имел такое представление, как о Лондоне, – туманное. Бывший наставник, уловив этот момент, уточнил:
– После всех выплат должно оставаться в аккурат на хлеб да молочко детишкам. Вот тут бы обэхаэсэс покопать, наверняка есть чем поживиться. Да, между прочим, куда делась твоя сберкнижка на предъявителя.
– Сдал.
– Заставили?
– Сам сдал.
Отпив чайку – обычной крепости, с сахарком, дядя Леня рассмеялся:
– Прям тянет на философские выводы! Малолетние воры, осознав свои заблуждения, отдают кровно нащипанные, гоняются за внешне честными советскими гражданами.
Андрюха скривился в ухмылке:
– Ну это уж слишком.
– А чего? Ущерба социализму от нас куда меньше – все, что наворовали, все и в описи на конфискацию, выходишь, как на тот свет – без ничего. – Дядя Леня кивнул в сторону окна: – Во, целый завод честных тружеников, вот где копать надо. Тряхани одного, второго – глядишь, и понятно будет, откуда дефициты и основная угроза хозяйству. Сызмальства приучены к воровству, а ничего плохого в этом не видят.
– Да ладно вам.
– Вот и ладно. Я тут зашел как-то в булочную, знаешь, такие сейчас, без прилавков, самообслуживание.
– Нет, не видал.
– Ну зайди посмотри, тут, неподалеку. Вот, и вижу шныряет примерный мальчонка, твоих лет, тогдашних, но, конечно, хорошо одетый, галстук красный. Хоп, одну булку проглотил, хоп, вторую. Я с шуткой: а платить-то кто будет? А он честными глазками хлоп-хлоп: ты че, дядь, я ж через кассу ничего не выношу. Но… – тут вор легонько хлопнул по столу, поднялся, – не судите, как говорят, и не судимы будете, не мне толковать.
Тут с улицы начали клаксонить, кто-то крикнул:
– Леонид Ильич, дорогой! Ты где?
Дядя Леня глянул в окно, стал собираться.
– Ильич? – уточнил Андрюха, пожимая протянутую руку.
– Ну а что, так зовут, – признался старый друг. – Д-да вот, если подождешь, я тебя бухгалтерии представлю, вот их и порасспросишь.
– Было бы замечательно. А они болтать не станут?
Дядя Леня наконец рассмеялся от души, показав-таки зубы, в самом деле поредевшие.
– Слишком много хочешь. Так что, проводить?
Запустив процесс погрузки, дядя Леня сказал своим, что отлучится на минутку, и отвел Денискина в бухгалтерию. Там «девчата» – на самом деле тетки от сорока и до бесконечности – гоняли чаи и обсуждали некую одну им известную особу. Все поприветствовали Леонида Ильича самым сердечным образом.
– Доброго дня, красавицы, а вам особое почтение, Неля Равильевна, – дядя Леня, изящно склонив порядком похудевший стан, припал к ручке означенной особы.
– Нахал, как всегда, – с нежностью заметила совершенно другая особа.
Неля Равильевна, глянув на Андрюху, узнала и поприветствовала:
– А вот и голубоглазенький. На работу к нам?
– А вы уже знакомы? – уточнил дядя Леня и предупредил: – Нелечка, я ревнив.
– А я помню, – успокоила она.
– Сообщаю с почти отцовской гордостью: это, Нелечка, мой крестник и воспитанник. Путевку в жизнь ему дал.
– Вот как, – с сомнением произнесла женщина. – И кем же трудится наш воспитанник, хотелось бы знать?
«Так, – решил Андрюха, – пришла пора применять дозированно».
– Что ж, многое в жизни бывает, – признала бухгалтерша, изучив предъявленное им удостоверение, – и Леонид Ильич не перестает удивлять нас многочисленными талантами.
– Чтобы не снижать впечатления, удаляюсь, – сообщил дядя Леня. Пожимая руку Денискину, хлопнул по плечу: – Бывай, Андрюша. Заглядывай, я тут еще полтора года.
Ушел дядя Леня. Андрюха на всякий случай проверил, на месте ли удостоверение. Неля Равильевна пригласила:
– Пойдемте ко мне в кабинет, там и поговорим.
– …Товарищ сержант, вы понимаете, что я не смогу дать вам никаких справок.
– Конечно.
– И я с вами разговариваю исключительно потому, что об этом попросил хорошо знакомый мне, и да, надежный человек. Ирония!
Андрюха вежливо согласился:
– Вы совершенно правы, по всем статьям. Ну а если я вам признаюсь, что дядя Леня уже рассказал мне кое-что из того, что, по всей видимости, узнал от вас?
– Тогда другое дело, – прервала женщина. – Вы не подумайте… понимаете, просто пришлось к слову, и вот.
– Неля Равильевна, я на оперативном задании, – внушительно сообщил Денискин, – моя задача: выявить основания для более тщательной проверки. Понимаете? Поэтому я прошу вас поделиться вашими наблюдениями. Вы с вашим острым женским глазом просто не могли…
– Довольно, – прервала она. – Теперь совершенно очевидно, что вы воспитанник Леонида Ильича. Что я могу сказать? Демидов работает тут с семнадцати лет, с перерывом на армию.
– Можете ли вы что-то лично сказать о нем?
– Конечно, могу. За все время – ни одного дисциплинарного взыскания, в этом я могу ручаться, поскольку в профкоме.
– Да, а как же развод?
Она твердым тоном заверила:
– Возмутительно. Развод, да еще в начале квартала. Но можете мне поверить, тут нет и речи о разрушении семьи. Иван не бросал своих.
– Почему?
– Из его зарплаты удерживается на кооператив, который они оформили в браке – это раз. В бухгалтерию так и не поступил исполнительный лист на алименты – это два.
– А если его жена не подавала на алименты?
– Значит, он по-прежнему содержит семью.
– А если нет? Если просто решила не ссориться или просто побоялась идти в суд? У нас, знаете ли, многие…
Бухгалтерша прервала:
– Сомнительное предположение. Бывшая жена Демидова – секретарь судебного заседания в нарсуде. Заподозрить ее в том, что она что-то не знает, боится – это слишком смелое допущение.
– Согласен, – признал Андрюха. – Полагаете, что они продолжают проживать вместе?
– Я практически уверена.
– Но тогда получается, что он бросил свою новую жену, так? Как председатель профкома…
– Как председатель профкома, я не вижу штампа о новом разводе, – заметила хитроумная Неля, – лезть в семейные дела без повода нужным не считаю.
– Хорошо. Вы извините, я не москвич…
– Я вижу.
– Да, и многого не знаю. А вам не кажется странным, что Иван Александрович… простите, сколько он получает в месяц чистыми?
– Вы понимаете, что это…
– Примерно.
– Со всеми надбавками – двести двадцать.
– Вам не кажется странным, что на семейство из четырех человек плюс взносы за кооператив, партийные взносы… он же член партии?
– Конечно.
– В общем, можно ли прожить на эти деньги?
Бухгалтерша перевела разговор, кивнув на окно:
– Вот, если интересуетесь, как раз Демидов.
Денискин намек понял, замолчал и глянул в окно.
Нет, Заверин его описал вполне точно. Прямо гой-еси добрый молодец, высокий, блондин, плечи в спецовке не помещаются, лицо такое открытое, и видно, что душа – алмаз. Разве что подбородок подкачал, точно срезанный, невнятный, такие обычно у мямлей бывают. Может, и мямля, но зэкам вон, выговаривал что-то вполне по-начальственному. Даже дядя Леня стоял пред ним безгласен, опустив голову.
Полюбовавшись еще немного на добра молодца, Денискин распрощался. Ясно, что больше тут ничего толком не скажут, а у женщины масса неотложных дел. Чай вот.
Глава 13
Вообще-то Заверин с утра рассчитывал на неторопливое пробуждение и визит в пару гостиниц у северного входа ВДНХ. Осторожная Маргарита избегала центральных, где и на взятки тратилось куда больше, и был велик риск нарваться на неприятности с органами. Тут все было куда камернее и благодаря подкормленным администраторшам можно было куда быстрее выцепить неброского, но денежного клиента.
Однако визит пришлось отложить: за всеми ночными борениями с собственной совестью он преступно забыл, что у него с утра суд, прямо в девять тридцать. Он уже однажды не пришел на процесс – и тотчас в отделение прилетела бумага от председателя, и Заверина лишили еще одной премии (это было уже на полгода вперед).
В общем, вместо томного пробуждения, обстоятельных сборов и облачения в штатское получились нездоровые утренние метания. Успел лишь наскоро вычистить зубы, наспех побриться, ополоснуться, влезть в отглаженную (спасибо сержанту) форму. Ни позавтракать, ни чаю хлебнуть не успел.
До суда было далеко, и автобус пришел лишь тот, который давал изрядные кругаля, так что по приезде от остановки до суда пришлось скакать и нестись вверх по лестнице через ступеньки.
Правда, на месте выяснилось, что опоздал не он один. Ключевого участника мероприятия, то есть подсудимого, не было тоже.
Секретарь была незнакомая, средних лет. Строгая: без тени радушия спросила фамилию и снова уткнулась в бумаги. «Видать, не до радушия ей», – решил Олег, перездоровался со знакомыми, занял место в помещении и сделал вид, что сидит тут давно.
Несколько раз выглядывала из совещательной комнаты судья – тоже какая-то незнакомая, молоденькая. Секретарь куда-то сбегала – и тотчас подсудимый нашелся, вошел в сопровождении «почетного караула», смущенно поздоровался с присутствующими и попытался усесться в зале. Сержант с вежливой заботой проводил его на персональное место.
Подсудимый был так себе мужичонка, бухгалтер, непонятно чего и где хлебнувший, и в этой связи устроивший форменный тарарам с оскорблениями и битьем окон. Всех, всех обидчиков припомнил этот обычный рохля поименно, и теперь досталось всем девяти этажам первого подъезда дома номер девятнадцать по Шокальского.
Теперь бухгалтер маялся и переживал.
Он по неопытности полагал, что такого рода мероприятия заканчиваются вытрезвителем, протоколом, ну максимум письмом на работу. Но не учел, что одна соседка, более всех оскорбленная нелестной аттестацией – даже больше, чем разбитым окном, – жаждала крови и потому подала заявление. Чтобы не мелочиться – сразу на покушение на половую неприкосновенность.