– И больше не общались?
– Нет.
– У нас есть свидетельства того, что последний раз у вас был скандал накануне предполагаемого исчезновения, до девятнадцатого числа.
– Предполагаемого, – внушительно подчеркнула Раиса. – Предполагаемого! Знаете ли вы, что это оказалась за дамочка?
– Я вас слушаю.
Она с отвращением, брезгливо подняв губу, заявила:
– Проститутка же. Самая настоящая проститутка, без переносных смыслов. Можете поверить, во времена работы в Дзержинском суде я много таких повидала.
Базаров молча выжидал. Демидова, приняв это то ли за одобрение, то ли за приглашение продолжать, углубила свою мысль:
– Иван был слеп, как все влюбленные. Но я, пользуясь тем, что он не отрекался от детей, навещал их, пыталась открыть ему глаза на моральный облик его жены. Он прислушивался к моим словам, но, как порядочный человек, просил не говорить плохо о ней. И лишь когда он воочию убедился, вернувшись пораньше с работы… А! – она отмахнулась рукой.
– И тогда ваш муж, одумавшись, решил вернуться к вам, – подал голос другой человек, пухлый, круглый, смирно сидевший в стороне, молчавший и слушавший.
– Да, именно так.
– Очень хорошо с его стороны, что вернулся, – одобрил пухлый, – неясно, по каким причинам вы не восстановили семью, предпочли на глазах у детей жить во лжи.
– Это было решение Ивана, – высокомерно пояснила Демидова, – я не из тех, кто женит на себе. Возможно, его попросили на работе не портить показатели. Возможно, он надеялся, что у этой проснется совесть, и она, как безусловно виновная сторона, сама подаст на развод. Возможно…
– Хорошо, я понял, – прервал пухлый, – не можете отвечать за мужа – не надо. Однако с ним развелись вы.
– Неужели вы считаете возможным, чтобы это терпеть…
– Извините, сейчас не об этом. Расскажите, каким образом вам удалось так быстро развестись с мужем, имея двух детей и неулаженные имущественные вопросы, как минимум кооператив.
– Я не понимаю, какое отношение это имеет…
Базаров вмешался:
– Отвечайте на вопрос.
– Я отказываюсь.
– Раиса Романовна, вы были предупреждены об ответственности за отказ от дачи показаний, – напомнил пухлый.
– Представьте, помню, – съязвила она, – но вы так допрашиваете, точно я не свидетель, а подозреваемая.
– А вы знаете, к тому идет, – сообщил пухлый так просто, точно заметил, что на улице собирается дождик, а ведь не обещали, – поскольку ваш супруг рассказывает совершенно иную историю.
Раиса была по-прежнему спокойна, хотя губы чуть побледнели:
– Любопытно было бы узнать какую. Повеселите, пожалуйста, у меня так мало поводов для улыбки.
– Охотно. – Пухлый открыл какую-то папку, стал брать по листочку, сверяясь с ним. – Ну вот, например, в ней фигурируют Глеб Магура, милиционер конвойного полка, доставки…
– Черт знает, что вы несете, – прервала она, – конечно, мы знакомы, ведь именно секретарь делает распоряжение о доставке подсудимых из конвойного помещения в зал…
– Да, конечно, – подхватил Базаров, – в том числе по домашнему телефону. Чтобы, видимо, наутро не забыть?
Раиса замолчала с оскорбленным видом. А пухлый продолжал:
– Еще фигурирует Светлана, она же Тоцкая Светлана Владимировна, она же Светка-вертолет, швея-надомница и по совместительству – проститутка, одна из тех гражданок легкого поведения, которых вы так презираете. И приятельница Маргариты Джумайло, она же Демидова.
– Прекратите! – потребовала Раиса. – До того был какой-то смысл в нашем разговоре, теперь его нет.
– Подождите, пожалуйста, – прервал Базаров, – извините меня, я скоро вернусь.
Пухлый сидел нескладный, как Винни-Пух, потирая коленку и морщась, с отсутствующим видом просматривая какие-то бумаги. Стрелки на часах точно приклеились. «Что ж такое, целый час ни о чем… ничего, ничего. Не дождетесь. Вам надо – валяйте, доказывайте».
Базаров, пройдя по коридору, вошел в первый попавшийся кабинет, набрал номер телефона:
– Я не понял, где Тоцкая? Я назначал… что значит – нет? Ну так найдите. Наряд на домашний адрес, доставьте. Как это – нет дома?..
И, уже не слушая бессмысленное бормотание, бросил трубку. Шагая обратно в кабинет, соображал: «Горим, горим. Немедленно связаться с прокурором, кровь из носу нужно арестовать и ее… черт, двое несовершеннолетних детей, основания не ясны…»
Когда он уже был у кабинета, навстречу ему вышел Яковлев, сияя, как блин на сковородке:
– Ну ты где шляешься? Иди, твоя очередь слушать про жалобы. Я сейчас вернусь.
Базаров зашел, Яковлев отправился вниз, спустился по лестнице, вышел из помещения, пересек двор. У бюро пропусков он увидел Заверина. Тот, точно рефери на ринге, вздернул руку какой-то гражданки, бледной, с вытаращенными глазами, на голове криво повязана косынка. Некогда она была хорошо одета, теперь оборвана, и чулки на коленях в крови.
– Вот, – Заверин протянул выписку из дела.
Капитан бросил, скрывая облегчение:
– Вовремя. Где Денискин?
– В Склифе.
…Раиса как раз закончила весьма достойную, но приличную истерику, пообещав жалобы во все инстанции, и прежде всего Михаилу Григорьевичу[11]. Продемонстрировала, так сказать, серьезность намерений и как минимум осведомленность об имени-отчестве прокурора города.
Она как раз собиралась указать на недопустимость допроса в качестве свидетеля потенциального подозреваемого, а также рассказать подробнее о презумпции невиновности, о которой узнала от одного говорливого молодого адвоката. Но тут в кабинет прошли один за другим: пухлый, с таким видом, как будто только что в одиночку умял отменную кулебяку; рыжий мерзавец-участковый, заявивший отвод на ровном месте; Светка-вертолет, потаскуха, видок – точно кошка с помойки притащила, платок повязан не как обычно, а как на доярке, кровь на коленках, разбитые губы трясутся.
Пухлый, усаживаясь за стол, напомнил:
– Вы давеча насчет смысла начали, Раиса Романовна. Так я вот его представлю. – Учтиво пригласил: – Тоцкая, садитесь, садитесь. Привыкайте.
Глава 36
Когда довольный Денискин покинул канцелярию Дзержинского суда и был практически на пороге, то краем глаза заметил, что на лестнице маячит что-то яркое и знакомое.
Он немедленно отвернулся, остановился, делая вид, что поглощен изучением бумажек, вывешенных на щитах объявлений, и не желает упустить ни буковки. Щит этот был весьма удачно вывешен в простенке, примыкавшем к лестнице, так что было видно, как по ступеням спускается, колыхаясь, та самая красавица Тоцкая.
Правда, не такая нарядная, которой предстала у моста через Яузу, когда о чем-то шепталась с Демидовой. Представляла собой воплощенную девичью честь и скромность – простенькая блузка в горошек, юбка ниже коленок, туфельки без каблуков.
А все равно не узнать ее мудрено – и по манере ходьбы, враскачку, как в море лодочка, и по прическе. Конечно, не такой вавилон, как у Ботанического сада, но все-таки нечто высокое и снова с наверченным ярким платком.
Она плыла вниз по лестнице, фея феей, хотя по надутым губам и сдвинутым выщипанным бровкам было видно, что она ужасно всем недовольна. Она прошла мимо Денискина, не удостоив ничтожного сутягу взглядом, укладывая в сумку какую-то официальную бумажку. Видать, только что отгрузили ей очередной символический штраф. «Что он ей, – желчно подумал Андрюха, – небось за одну смену зашибает больше, чем я за месяц. Во, такси вызвала, чтоб туфельки не бить по мостовой…»
В самом деле, Тоцкая, барски озираясь, усаживалась в такси рядом с шофером, в «Волгу», госномер… Андрюха облился холодным потом: 0613 ММЛ.
Сначала он бросился бегом, но сообразил, что этого делать не надо – что, если они заметят, устроят гонки по дворам, а тут народу, как на заводской проходной, и проезды узкие. Он и быстрым шагом догнал такси, пока оно пробиралось между строениями, держа курс на Безбожный переулок.
Автомобиль свернул налево, в сторону Трех вокзалов. Денискин побоялся засветиться, перебегая дорогу, поэтому пошел по противоположному тротуару в том же направлении. Двигались небыстро, поскольку переулок вымощен чем-то вроде брусчатки, по нему проложены трамвайные пути. Не разгонишься, колеса отвалятся. Пока шли таким образом, Андрюха разглядел: в такси, вопреки инструкции, на заднем сиденье уже сидит пассажир. И теперь он, подавшись вперед, положив руки на спинку сиденья, будто что-то втолковывает женщине.
Андрюха судорожно соображал, что делать: «Сейчас переулок выйдет к дороге, она прямая, асфальтированная – такси оторвется, и тогда хана. Куда они ее завезут…»
Тут время на раздумья резко кончилось: автомобиль круто, весьма рискованно свернул в его сторону, налево, в малолюдный переулок, зажатый между домами, и прибавил скорость.
Андрюха ринулся на проезжую часть и сиганул на капот «Волги».
От неожиданности шофер ударил по тормозам, те тошнотворно завизжали, автомобиль вильнул в одну сторону, в другую, Денискин слетел на мостовую, покатился на другую полосу, под колеса встречной машины.
Такси крутанулось, пытаясь избежать столкновения, и из открывшейся передней двери выбросилась пассажирка. Встречный автомобиль – «сороковой» «москвичонок», – бестолково тыкался туда-сюда, мешая проезду, в конце концов его занесло, он окончательно перегородил дорогу.
Такси, взревев мотором, попыталось объехать, взобравшись на тротуар, но тут из форточки «Москвича» плюнуло огнем, и тяжелая «Волга» осела на пробитом баллоне.
…Бросив других вытаскивать из «Волги» водителя, пассажира и отскребать с асфальта дуру бабу, Олег хлопотал около Денискина.
– Андрюха, что, как?
– Да нормально, – тот попытался вздохнуть, дернулся от резкой боли в груди, просипел, как чайник: – Время, время сколько?! Ждут!
– Да успокойся ты, партизан хренов, – Заверин, осторожно ощупав грудь парня, уложил его обратно на мостовую, – не опоздаешь.