– И что же? – удивилась Юля.
– Как что? Не встречаться с ним.
– Не скажи. Мужчинами не стоит разбрасываться, тем более такими щедрыми… К тому же ведь мы так ничего и не узнали о Бахрахе. Что он за человек? Откуда у него деньги? Ведь формально он просто пенсионер, и все… Так что еще неизвестно, что бы я тебе ответила. Это сейчас, когда я знаю о шрамах, о том, что эти шрамы были необходимым атрибутом всех девушек, с которыми он встречался, мне становится понятным, что вы имели дело не с простым пенсионером, а, возможно, извращенцем, больным психически человеком или же мошенником, который использовал эти шрамы, как носители информации…
– Информации?
– Конечно. Ты знала Катю Уткину?
– Нет.
– Она тоже встречалась с Михаилом Семеновичем, а несколько дней тому назад ее зарезали в собственной квартире. Хотя официально она проживала в Москве, как и Гел…
– В Москве? Гел живет в Москве?
– Да. И у Гел, и у Кати Уткиной – шрамы. Похожие, но в то же время разные. Состоящие из двух символов. И судя по тому, что Гамлета убили, ты должна была замыкать эту цепочку, как я теперь понимаю, из пяти звеньев. Ведь он сказал, что ты пятая? Раз его убили, значит, замыкающая, понимаешь? Вот и получается, – Юля снова открыла блокнот, – что вас было всего пятеро. Катя Уткина, Гел, ты – это пока три звена. Значит, остается найти еще двух девушек. И я уверена, что у них тоже по конверту. А у тебя нет конверта и фотографии. Так?
– Так… – Женя ничего не понимала. Глаза ее закрывались. Она была очень утомлена такой долгой беседой.
– Извини, что мы взяли тебя штурмом… Отдыхай. Я буду навещать тебя.
И Юля, думая о своем, вышла из палаты. В коридоре к ней подбежала Гел.
– Ну что, узнала что-нибудь еще?
– Ты хочешь поприсутствовать на похоронах своего благодетеля? Может, увидишь там кого?
– Даже не знаю, – сразу поостыла Гел. – А это необходимо?
– Думаю, что нам всем это будет полезно. А вдруг ты увидишь других знакомых девушек… с биржи?
– Хорошо, я согласна. А как Москва?
– После похорон полетим в Москву. Я думаю, что тебя уже ищут в «Черной лангусте»…
Гел побледнела.
23. Поминальный ужин
На похоронах Михаила Семеновича Бахраха собралось человек тридцать. Юля Земцова, организовавшая и оплатившая похороны, а также поминки в студенческой столовой, расположенной неподалеку от улицы Ипподромной, где в одном из складских помещений располагалась маленькая макаронная фабрика, директором которой числился Бахрах, чувствовала себя героиней дешевого водевиля, разыгрывавшегося в большом и сонном провинциальном городе. Какие-то серые, невзрачные личности ошивались на кладбище в надежде попасть на бесплатный поминальный обед, кто-то толкал заупокойную речь, вспоминая «честного труженика, добропорядочного гражданина» Михаила Семеновича, проработавшего всю свою жизнь на каком-то мукомольном заводе, затем овощехранилище и где-то еще, Юля даже не запомнила. Люди, собравшиеся возле могилы Бахраха, представляли собой самый настоящий сброд. А ведь она, зная, какими деньгами ворочал Бахрах, надеялась встретить здесь сытую, номенклатурную элиту. Слушая куцые речи, она отметила про себя, что людям о покойнике-то и сказать нечего. Рядом с гробом отца стоял Дмитрий. Он был явно не в себе, и Юля подумала, что он принял с утра какие-то мощные успокоительные таблетки.
Кроме Шубина, Гел и Дмитрия, из знакомых была еще Женя Рейс, которая сама попросила взять ее на кладбище. Она жаловалась, что больничная обстановка действует ей на нервы, что ее мучает бессонница и что ей необходимо как-то развеяться.
– Женя, но кладбище – это не театр и не дискотека, – попробовала возразить ей Юля, но, поймав затравленный взгляд Рейс, поняла, что та просто-напросто боится оставаться в больнице одна, зная, что и Гел, и все (под всеми подразумевались Земцова и Шубин – те, кто мог бы защитить ее от убийцы, который охотился «за девушками Бахраха») на кладбище.
– Ты боишься оставаться одна?
– Конечно, боюсь. Я же нормальный человек.
Под конец траурной церемонии на кладбище появился еще один человек – Герман. Судя по тому, что он почти все оставшееся время жался к Дмитрию, у всех создалось впечатление, что они – друзья и что этот красивый белокурый молодой человек пришел поддержать Дмитрия и, если понадобится, оказать ему помощь. Сам же Дмитрий к присутствию Германа отнесся более чем равнодушно. Он стоял, тупо уставившись в могилу, куда опускали гроб с телом его отца, и, казалось, недоумевал, как он тут вообще очутился и какое отношение он имеет к тому, что здесь сейчас происходит.
Стало душно, все вокруг потемнело, и хлынул ливень. После жары и горячего степного ветра дождь всем принес облегчение. Он словно очистил от пошлого серого налета всю траурную церемонию, скомканную, нелепую, посвященную скорее предстоящему поминальному обеду, нежели памяти усопшего.
Юля попросила Шубина проследить за тем, как будут проходить поминки, чтобы вовремя обслуживали приходящих, а сама вместе с Дмитрием, Гел и Женей Рейс отправилась в ресторан «Охотничий», где для них был заказан отдельный кабинет. Все то время, что они были на кладбище, Юля посматривала в сторону Гел, пытаясь прочесть в ее глазах ту реакцию, которую должен был вызвать своим присутствием Дмитрий, – человек с фотографии. Но Гел словно не замечала его. Словно ослепла… Объяснений этому могло быть несколько. Первое: Гел не узнала в Дмитрии парня с фотографии. Второе: она узнала, но предпочла скрыть это от Юли, чтобы действовать в одиночку. Третье: узнала, но, разозлившись на Юлю за то, что та скрывала от нее Дмитрия, делала вид, что не узнала. Четвертое: она что-то поняла, чего не могла понять Земцова, и успокоилась, решив, что ничто не угрожает ее жизни. Может, они были знакомы в свое время? А что, если Гел вообще все это придумала и пришла ко мне, чтобы чужими руками убрать, скажем, ту же Рейс?..
– Кем был ваш отец? – вдруг спросила Гел в машине, обращаясь к похожему на манекен бесчувственному Дмитрию. Тот, повернув к ней свою голову, украшенную крестообразными наклейками из пластыря и синяками, пожал плечами:
– А черт его знает… Он всем занимался.
– Как это всем?
– А так. Вы что, были знакомы с ним?
Они не могут так играть. Они не были прежде знакомы. Гел сейчас или узнает его, или уже узнала и ждет подходящего момента, чтобы сказать мне об этом…
– Нет, просто я помогаю Юле. Мне очень жаль, что ваш отец умер. В гробу он выглядел совсем молодым.
Гел была безжалостна. Быть может, она заранее мстила Дмитрию за все свои страхи. Ведь вместо монстра, который должен был приехать к ней в Москву с тем, чтобы убить ее, она видела перед собой полное ничтожество, слабого человека, тряпку. И вот этой самой тряпке она должна была передать конверт. Но зачем?
– Звонила какая-то Смирнова, – подыграла ей Юля, немного успокоившись, что Гел – не оборотень, что она прежняя Гел, которая так нравилась ей и которой она доверилась с первой же минуты знакомства. – Марина Смирнова.
– Куда звонила? – бесцветным голосом спросил Дмитрий скорее из вежливости, чем из любопытства. – Какая еще Смирнова?
– Тебе звонила, когда я тебе перевязку делала, а ты разозлился, что больно, и ушел в ванную сдирать бинты, – лгала Юля. – Спрашивала, когда похороны Михаила Семеновича.
– Не знаю я никакой Смирновой. Наверняка какая-нибудь знакомая отца, у него их знаешь сколько было…
Разговор не клеился. Гел нашла в темноте руку Юли и сжала: мол, я с тобой.
Женя Рейс всю дорогу молчала, глядя в окно на ливень. Лицо ее было серым, глаза ввалились.
В баре их встретила разряженная в пестрое пышное короткое платье Лолита.
– Привет честной компании! А я беременная!
И тут Женя Рейс захохотала. Она так громко и заразительно смеялась, что ее смех подхватила Гел. Они прямо-таки тряслись от хохота. Но Юля-то сразу поняла, что это скорее истерика, чем здоровый смех. Дмитрий же махнул рукой в сторону Ло, после чего многозначительно покрутил пальцем у виска.
– Вы не верите мне? – Лолита выпятила живот и тоже расхохоталась. – Во! А куда вы дели Германа? Он же был с вами?
Юля только сейчас поняла, что они потеряли из виду Германа. А ведь он был всю дорогу рядом с Дмитрием.
– В столовую, наверное, поехал. Должен же кто-нибудь проследить, чтобы повара и официантки не растащили все продукты, – высказала она свое предположение.
– А жаль, он первым должен был узнать о том, что у него скоро будет ребенок.
– Лолита, что ты такое несешь… – Юля отвела ее в сторону. – Послушай, у Дмитрия умер отец, мы приехали с кладбища, а ты тут устраиваешь цирк. Тебе не стыдно?
– Это не цирк! У меня задержка, – простодушно ответила Ло и покачала головой, словно укоряя Земцову в черствости. – У твоего гитараста никогда денег нет, поэтому я с ним не спала, а вот у Германа были, поэтому и ребенок его.
– Так, все. С меня хватит… Гел, Женя, поехали ко мне. У меня больше сил нет оставаться в этом сумасшедшем доме.
Она хотела сказать пару слов и в адрес Дмитрия, но того уже не было, он наверняка ушел в свою каморку и теперь будет если не играть на гитаре, то пить водку. Но это уже ее не касается. И теперь ее личная жизнь никоим образом не пересечется с интересами следствия. С этого момента Дмитрий будет интересовать ее исключительно как мужчина с фотографии, не больше.
– Девочки, – говорила Земцова уже в машине, обращаясь к Жене и Гел. – Вы не представляете, каким был Дмитрий, когда я встретила его в первый раз. Красивый, с одухотворенной внешностью, галантный, нежный…
– Он и сейчас очень красив, и лицо его не менее одухотворенное, – вдруг заметила Рейс, и ее меланхоличный голос придал фразе особую значимость. – А ресницы…
– Дело не в ресницах… – раздраженно ответила Юля, потому что ее перебили. – Я потратила на него кучу времени, мне даже казалось, что я любила его, а на самом деле получается, что я связалась с шизофреником.