– Да, конечно. Ко мне должен был приехать один человек, фотография которого все это время находилась у меня… Точнее, две фотографии. И я должна была отдать ему конверт.
– А что в нем? Он у тебя, этот конверт?
– Да… У меня. Но только… Словом, я вскрыла его. Вернее, это не я, а Антон. Когда я ему все рассказала, он испугался и сказал, что тот человек, который должен был прийти ко мне и которого я узнаю по фотографии, может быть убийцей… То есть он должен будет убить меня, как свидетельницу махинаций Бахраха. И тогда я позволила ему вскрыть конверт. Можете себе представить мое удивление, когда там я прочла всего одну строчку…
– Что там было написано? Ты помнишь? – Гел в нетерпении сжала свои кулачки. – Ну?
– Там написано: «Катя Уткина. Садово-Сухаревская, 28, кв. 81».
– Вот и все! – вздохнула с облегчением Гел. – Все. Круг замкнулся. Ты молодец, Оля Белоконь. А теперь мы с Земцовой должны извиниться перед тобой. Мы были так бесцеремонны…
– Да уж… – Ольга стояла перед ними почти голышом и дрожала всем телом. – Девочки, мне бы выпить. Я совсем замерзла… Да и накинуть что-нибудь на плечи не мешало бы…
– Тебе нравится мое платье? – вдруг спросила Гел, сверкая глазами.
– Да, но…
Гел быстро, через голову стянула с себя платье и бросила его в руки оторопевшей Ольги.
– Надевай, а я что-нибудь придумаю. Юля, – она обратилась к Земцовой, – ты не могла бы съездить с одним из твоих ухажеров за платьем ко мне домой?
– Да, конечно, но как ты-то, Гел?
– Я без одежды чувствую себя, может, даже уютнее. Или ты забыла, кто я?
Ольга, мало что понимая из этого разговора, надевая платье Гел, продолжала смотреть на нее удивленными глазами. Ей казалось, что в этот вечер с нее вместе с мокрым и грязным платьем сорвали нечто большее, что так мешало жить и дышать…
Юля между тем, отлучившись на минуту и вернувшись с одолженной у администратора на время шелковой розовой скатертью, помогла Гел закутаться в нее и проводила их в зал, где Гел с удовольствием выпила с немного пришедшей в себя Ольгой Белоконь и Харыбиным. За те сорок минут, что отсутствовали Земцова с Крымовым, поехавшие за платьем для Гел (Крымов держал в подземном гараже Харыбина старенький «Мерседес», которым пользовался, когда приезжал в столицу), Ольга успела согреться и привыкнуть к мысли, что теперь ее жизнь, начиная с этого момента, пойдет по-другому. Она так радовалась своему внезапному освобождению, что не заметила, как побледнело лицо Гел, не сводящей взгляда с сидящего напротив нее за соседним столиком мужчины. Харыбин, объевшись, отвалился на спинку стула и теперь с трудом боролся с одолевавшим его сном. Он успел смириться с мыслью, что его планы по части того, чтобы рассорить Земцову с Крымовым, потерпели крах, а потому ему ничего другого не оставалось, как ухаживать за Гел, закутанной в скатерть, и переодетой в ее платье Ольгой. Он сам себе напоминал пловца, который то уходил с головой в теплую морскую воду (это был сон), то выныривал, чтобы вдохнуть свежего воздуха (это были очаровательные женщины). Он протрезвел и окончательно проснулся лишь после того, как Гел вдруг тронула его за рукав и спросила, глядя ему прямо в глаза:
– Слушай, Харыбин, как ты думаешь, я сумасшедшая или нет?
– А в чем дело, Гел?
– Дмитрий, ты веришь в телепортацию?
– Чего-чего? Гел, по-моему, ты сегодня много выпила. Какая еще, к черту, телепортация? Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду перемещение тела. Мгновенное перемещение тела из одного места в другое.
– Нет, не верю.
– Тогда как же можно объяснить, что я сейчас, думая о Земцовой и о том, кого она оставила дома, вдруг увидела этого человека за соседним столиком?
Харыбин резко повернулся и тоже побледнел.
– Не может быть.
– Может, Дима, может.
За соседним столиком сидел Шубин.
Харыбин даже присвистнул от удивления.
– А ты говоришь, что не веришь, – усмехнулась Гел. – Хорошо бы узнать, сам-то он понимает, что оказался в Москве? Или думает, что он пьет вино в каком-нибудь из саратовских кабаков?
– Хочешь сказать, что это ты вызвала его работой своей мысли?
– Разумеется. У меня знаешь какое сильное биополе?
– Я не сомневаюсь, Гел. Твое мощное биополе заставляет трещать по швам мои брюки, прошу простить за грубость и натурализм, – ответил Харыбин мрачно, после чего встал и направился к Шубину. – Привет, Шубин.
И чуть позже, похлопав Игоря по плечу:
– Гел! Он из плоти и крови. А ты не могла бы поработать еще и вызвать сюда Земцову?
– Я уже вызвала, – спокойно ответила Гел. – Она будет здесь с минуты на минуту.
Шубин два часа тому назад спустившийся с трапа самолета, за полтора часа доставившего его из Саратова в Москву, еще находился под впечатлением перелета и того факта, что он уже в «Праге», сидит за столиком и пьет коньяк. Он, сначала никем не замеченный, оказался свидетелем той сцены, во время которой Юля опрокинула на платье незнакомой ему блондинки вино и какой-то соус. Он видел, как три женщины покинули зал и направились, судя по ситуации, в туалетную комнату. Не мог не видеть он и того, как Земцова довольно скоро вернулась оттуда и, сказав Крымову что-то на ухо, вместе с ним покинула ресторан. Но, насколько он понял, ненадолго, потому что Харыбин довольно громко произнес, обращаясь к Крымову: «Мы ждем». Пухленькая и симпатичная блондинка вернулась в зал почему-то в платье Гел, а сама Гел была завернута в розовый шелк, очень похожий на портьеру. Из этого Шубин сделал вывод, что Юля отправилась в сопровождении Крымова на квартиру Гел, чтобы привезти ей платье. В сущности, все было шито белыми нитками. И если учесть, как светились лица и Земцовой, и Гел, когда они вернулись с блондинкой из уборной, то можно было предположить, что блондинка и есть та самая Ольга Белоконь – последнее звено в цепи девушек Бахраха, о которой Земцова упоминала в своем телефонном разговоре. И опрокинутое вино, безнадежно испортившее ей платье, – не что иное, как попытка оголить тело Белоконь, чтобы увидеть шрам. «Думаю, что вечером что-нибудь прояснится», – эти слова принадлежали Земцовой, когда она, говоря сегодня с Игорем по телефону, упоминала Ольгу Белоконь. Значит, прояснить этот вопрос ей помогли эти двое – Крымов и Харыбин. Вот что она имела в виду, когда говорила: «Сегодня я собираюсь сама использовать Харыбина, поэтому согласилась поужинать с ним… Но я буду не одна, с Гел…» Выходит, она не обманула его, и ее свидание со своим бывшим мужем в ресторане так же, как и появление здесь Крымова, связано прежде всего с ее работой и желанием как можно скорее завершить начатое дело Бахраха. Значит, своими невольными упреками и ревностью, которую ему было довольно трудно скрыть, разговаривая с ней, он на самом деле причинил ей боль. А ведь она в Москве провела большую работу, рисковала жизнью и даже встретилась лицом к лицу с самим Ноденем! Шубину было стыдно теперь и за свой импульсивный поступок – это неожиданное появление в Москве, да еще в ресторане «Прага», где у Земцовой было назначено свидание с Харыбиным. Получается, что он, бросившись в аэропорт, чтобы успеть на ближайший московский рейс, преследовал единственную цель – проследить за Земцовой, чтобы удостовериться в том, что она не лжет. Это ли не оскорбительно для такого человека, как Юля? Как она отреагирует на его появление?
Он вздрогнул, когда к нему подошел Харыбин и зачем-то похлопал по плечу. Крикнул Гел, что он, Шубин, из плоти и крови. Вероятно, Гел, узнав его, настолько сильно удивилась, что попросила выяснить Харыбина, не призрак ли это сидит за столиком. Они выпили, им весело. А ему грустно. Он совершенно раскис. А ведь он раньше таким не был. Он всегда был сильным. Даже тогда, когда Юля жила с Крымовым, когда любила его до беспамятства. Интересно, а что она испытывает к нему сейчас?
– Шубин, ты здесь пасешь Земцову?
Как всегда грубо, но точно, не в бровь, а в глаз. Он такими же словами объяснит появление Шубина в Москве и Земцовой, когда она вернется.
Быть может, поэтому Игорь встал и, стараясь выглядеть беспечным, подошел к Гел и поцеловал ей руку.
– Гел, ты великолепна. Тебе так идет розовое.
В самом деле, а почему бы не приударить за Гел?
– Спасибо, Игорь…
Гел была мало знакома с Игорем, но узнала его сразу. И почему-то, увидев его в ресторане, сразу вспомнила похороны Бахраха. На фоне одутловатых рож сомнительных личностей, которые притащились на похороны некогда столь могущественного и влиятельного человека, каким был Михаил Семенович в расцвете своей карьеры и бизнеса, да и на фоне бледных и вытянутых физиономий Дмитрия Бахраха и Германа, румяное и свежее лицо Игоря Шубина Гел выделила сразу. И оно понравилось ей своей открытостью. Шубин являл собой тип настоящего мужчины, порядочного, сильного и волевого. За спиной такого мужчины любая женщина почувствовала бы себя защищенной. А это было как раз то, чего так не хватало Гел, уставшей играть роль сильной женщины. И вдруг словно кто-то напомнил ей слова другого мужчины: «Господи, как же все это смешно. Нелепо. Глупо. Я хочу тебя, Гел, понимаешь? Но еще больше я хочу взглянуть, что в этом конверте… Я провел долгое время без женщины, и вот теперь здесь, в этой гостиной, я чую запах настоящей женщины. Я умираю от желания».
Гел тряхнула волосами, отгоняя непрошеные мысли.
– Ты сядешь за наш столик? – Гел положила свою холодную ладонь на теплую руку Игоря и даже зажмурилась от удовольствия. Ведь Шубин был реальнее всех! – Садись, сейчас приедет Юля, привезет мне платье… У нас тут случился один конфуз – она пролила вино на платье Оли. Знакомься, это – Оля Белоконь. – И сразу же: – Ты соскучился и прилетел сюда, чтобы сделать ей сюрприз? – Гел улыбнулась, показывая белоснежные зубки. – Везет же Земцовой, вокруг нее вьется так много мужчин… А я вот всех разгоняю, как ветер тучи… Я боюсь вас, мужчин. И тебя, Шубин, и тебя, Харыбин. Про Крымова вообще молчу. Кстати, никто мне не скажет, чем он занимается?