(Рецензия на «Майн Кампф» Адольфа Гитлера, 1940)
… прежде чем заводить речь о переустройстве жизни, даже просто о мире… потребуется пробуждение энергии, которая не обязательно будет столь же слепой, как у нацистов, однако не исключено, что она окажется столь же неприемлемой для «просвещенных» гедонистов. Что позволило Англии устоять в последний год? Отчасти, бесспорно, некое смутное представление о лучшем будущем, но прежде всего атавистическое чувство патриотизма, врожденное у тех, чей родной язык английский, — ощущение, что они превосходят всех остальных. Двадцать предвоенных лет главная цель английских левых интеллигентов состояла в том, чтобы подавить это ощущение, и, если бы им удалось добиться своего, мы бы уже видели сейчас эсэсовские патрули на улицах Лондона. А отчего русские с такой яростью сопротивляются немецкому вторжению? Отчасти, видимо, их одушевляет еще не до конца забытый идеал социалистической утопии, но прежде всего — необходимость защитить Святую Русь («священную землю отечества» и т. п.), о которой теперь вспомнил и говорит почти этими именно словами Сталин. Энергия, действительно делающая мир тем, что он есть, порождается чувствами — национальной гордости, преклонением перед вождем, религиозной верой, воинственным пылом, словом, эмоциями, от которых либерально настроенные интеллигенты отмахиваются бездумно, как от пережитка, искоренив этот пережиток в самих себе настолько, что ими утрачена всякая способность к действию.
(«Уэллс, Гитлер и Всемирное государство», 1941)
Замечу, это было написано Орвеллом в трагические годы, когда решался вопрос, быть или не быть Гитлеру властелином Евразии. Евразия, к счастью, сделала правильный выбор — иначе многие нынешние адепты вальяжной буржуазности заседали бы отнюдь не на дачах в Волынском.
Мы должны признать, что Империя — императив для России (в целях дальнейшей экономии слов назовём его империативом). Если Россия не Империя — то нет России. Империя — понятие, в первую очередь, цивилизационно-культурное, а не административное или военное. Россия формировалась путём расширения и диффузии — никакой «естественной территории» у нашей страны нет (по Александру Герцену, изначальная «благоприобретённая» Русь — не более чем часть Новгородского и Белозерского уездов). Потеряв талант и склонность к перманентному расширению, — не географическому только, но культурному, языковому, — она схлопнется, как продырявленный воздушный шарик. Империя для России — не инструмент достижения корыстных целей, но долг и способ существования. По сути, правы те, кто (как Александр Солженицын) говорит об имперском бремени, о том, что империатив дорого, иногда — слишком дорого обходится России. Но с таким же успехом можно говорить о том, сколь накладно заводить детей. Да, накладно. Тем не менее, люди рожают и рожают детей, и, как правило, вовсе не затем, чтобы оптимизировать семейные финансы — а движимые инстинктом, призванием, силой, стоящей вне утилитарного. Как дети — продолжение человеческого рода, так Империя — единственно возможное продолжение для России.
Отказ от империатива на границе 80-х-90-х годов прошлого века и стал основной причиной развития центробежных тенденций в стране. Союзные республики устремились в объятия США в тот день и час, когда поняли: российского имперского, сверхдержавного проекта больше не существует. А становиться провинциями провинции им не захотелось. Здесь мы обнаруживаем не российско-советскую специфику, но общемировое правило: кризис национального проектирования всегда стимулирует сепаратизм, стремление сильных и внутренне самодостаточных покинуть корабль, движущийся в никуда, и пересесть в маленькую, но юркую и свободную шлюпку. Пример — баскский сепаратизм, подлинные истоки которого блестяще проанализировал Хосе Ортега-и-Гассет в «Бесхребетной Испании» (вправе ли мы сегодня говорить о «бесхребетной России»? — да, вправе).
Отмена от имперского проекта и породила, по большому счёту, проблему Чечни. Если верить Ахмеду Закаеву, с которым автору этих заметок приходилось обсуждать настоящие причины чеченского кризиса, начало обособлению Грозного от Москвы положил распад СССР — потому что становиться заложниками России как страны третьего мира чеченцам было противно. Не здесь ли — ответ на вопрос о стратегии чеченского урегулирования?
Адепты американского проекта должны понять, что альтернативой Империи явится отнюдь не братство средних людей в Биг-Маке, а разгул местечковой ксенофобии и шовинизма, безнадёжно уездной «России для русских». Потому что только Империя с её всеохватностью и энергетикой гетерозиса, склонности к гибридизации кровей и идей, может эффективно противостоять национальному замыканию в себе, самоизоляции и провинциализации. Тем временем провинциально-ксенофобская доктрина уже вовсю прорывается на российскую политическую поверхность: достаточно вспомнить скандальный эпизод с косой (островом) Тузла, который (как и следовало ожидать) принёс России очередного мелкое поражение, и при этом увеличил на 25 % (! — данные Украинского института социальных исследований, декабрь 2003) число граждан Украины, негативно относящихся к российскому Старшему Брату. Следовательно, ослабил позиции той части украинской элиты, которая стратегически ориентирована на Москву.
Важно понимать, что нация — отнюдь не синоним национальности. Новая российская нация этнически будет сплавом великорусской и еще десятков национальностей, привыкших обитать под сенью Империи. Империя — это не фильтрация людей по крови, но, напротив, способ разорвать колючую проволоку, опоясывающую национальные гетто. Только в такой Империи эфиоп становится Пушкиным, украинец — Гоголем, литовец — Достоевским, немка — Екатериной II, грузин — Сталиным, еврей — Троцким, и все они вместе — героями русской истории.
Дешевой колбасы для всех у элиты девяностых не получилось. У новой элиты, становление которой ещё впереди, — должна получиться практическая утопия. Преодоление одиночества российского человека и всего российского народа — ключевой вопрос властной повестки дня. Ради спасения от одиночества российский человек готов на многое, если не на всё — и он, движимый необоримым велением автохтонного инстинкта, пойдёт за любой силой, которая предложит ему понятный выход из кризиса судьбы. Очень важно, чтобы такой силой оказалась именно российская власть.
Восстание мира. Большая и малая миссии
Хлеба и зрелищ! — кричали римские толпы.
Хлеба и веры! — … будут скоро кричать все народы Европы.
Счастлив и могуч будет в такие времена тот народ,
у которого вера и привычка к повиновению будут сильнее, чем у других.
Константин Леонтьев
Посмотрим теперь на развитие международной ситуации.
В 90-е годы XX века казалось, что однополярный (американоцентричный) мир в среднесрочной перспективе прочен и непоколебим. На рубеже столетий стало понятно, что это отнюдь не так.
Первым, кто это осознал, были сами США. Экспансия американских ценностей захлебнулась. _ человечества дали понять, что не собираются жить под флагом победившего чизбургера, — американизация последних десятилетий затронула материю и стиль, но не глубинные основы бытия наций. Чёрная дыра Китая, не поморщившись, проглотила и переварила эскадрилью американских цивилизационно-культурных звездолётов, как прежде — всех других завоевателей (монголов, маньчжуров, японцев). На Востоке начал расти второй полюс мира.
Тут ещё, как на беду, стала слабеть и американская нация. Гибель советской Империи Зла сыграла с ней злую шутку. Гедонистические клинтонианские годы донельзя расслабили сверхдержаву. Америка стала слишком изнеженной, слишком открытой, чересчур привыкла к неосновательному, не подтверждённому дымными полями сражений обогащению. Героика страны-спасителя человечества растворилась в сладком сиропе всепроникающей политкорректности.
В такой ситуации 11 сентября 2001 года стало неизбежным. Необходимо было взбодрить нацию, напомнить ей об Американской Миссии / Американском Призвании, равно как и о том, что белые булки с неба не падают прямо в рот — сверхдержавное право можно обрести лишь в постоянной борьбе со Злом. Нашлось сразу же и новое вселенское Зло — Терроризм. Американская элита поняла, что ресурс мягкого обволакивания Земного шара цивилизационными путами исчерпан — необходима прямая военная экспансия. Самолёты бен Ладена, старого агента ЦРУ, оказались в нужное время и в нужном месте. (Намедни не кто-нибудь, а сам Пол О’Нил, бывший глава американского Минфина, признал, что проектирование иракской операции началось сразу же после прихода Дж. Буша-младшего к власти, задолго до 9/11).
Сегодня Соединённые Штаты несут миру уже не просто Кока-Колу и Мэрилин Монро — новую религию. И религия эта — отнюдь не христианство. Это — учение о растворении человека во всемогущей техносфере, председателем верховного совета которой и является новый бог — антропоморфное существо с американским паспортом, бесконечно высоким IQ и знанием секретных Кодов Доступа. В техносфере — все начала и конца, в ней нет ничего потенциального, всё — актуально. Она назначает и снимает с должности бога и всех подручных его. Новую религию Америки (назовём ее Религией Матрицы) можно считать и своего рода результатом радикальной модернизации протестантизма, приведшей в конце концов, как и следовало ожидать, к развенчанию Единого Бога (вспомним пастора Бонхёфера: Бог как моральная, политическая, естественнонаучная гипотеза отменён, преодолён). Лишь одно роднит религию Матрицы с иудаизмом: новая вера дана избранному народу — американскому; техносфера существует для всех представителей биологического вида homo sapiens, но не постижимая обычным разумом начинка её — made in USA. Deus ex Matrix перманентно порождает зло, чтобы неизменно бороться с ним — таково его загадочное свойство. Стоило Джорджу Бушу-младшему (очевидно, одному из наиболее высокопоставленных лиц в американской иерократии) столкнуться с нелюбезным приемом в Лондоне (ноябрь 2003), как террористы взорвали в Стамбуле именно британское консульство и офисы британских компаний. Рука US-бога не промахнулась. Матрица напомнила англичанам: не надо критиковать антитеррористическую коалицию, потому что вы в любой момент можете стать жертвой теракта. Когда это понадобится для оправдания очередного этапа Интервенции Добра. Нель