4.
Военный представитель Врангеля в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, генерал Артамонов Виктор Алексеевич в ходе переговоров с Анталом Мадьяри, советником венгерского посольства, не раз предлагал учредить в Венгрии официальное представительство Крымского правительства. В Будапеште было решено дать пока уклончивый ответ на это предложение. По мнению министерства иностранных дел, это, с одной стороны, было бы желательным, потому что таким образом в венгерской столице была бы постоянная миссия вместо различных «доверенных лиц», время от времени прибывающих и убывающих, относительно которых часто было сложно выяснить, кого они представляют на самом деле. С другой стороны, в Будапеште понимали, что из-за слабой материальной обеспеченности Врангеля, его представительство нуждалось бы в финансовой поддержке венгерского правительства. Возник вопрос: стоит ли в условиях послевоенного экономического кризиса, «при общеизвестном расточительном образе жизни русских», инвестировать средства в этот проект, можно ли извлечь политическую пользу из него5.
В октябре 1920 г. в Будапешт прибыл генерал Александр Иванов из окружения Врангеля. При отсутствии полномочий он мог вести беседы только с одним из офицеров связи в Министерстве обороны. В ходе этих переговоров он не скупился на комплименты в адрес венгерского правительства, провел параллели между судьбами Венгрии и России, подчеркнул общность их интересов. Венгрия счастлива, говорил он, что во главе страны стоит такой человек, как регент Хорти. «Возрождение Венгрии им всегда служило примером. Они сочувствуют борьбе венгров за свои старые границы… Ждут того момента, когда Венгрия снова будет сильной и независимой.» Иванов выразил пожелание, чтобы венгры назначили своего дипломатического представителя в Крым6. Эти предварительные зондажи не были прерваны падением Крыма, они, правда, при других обстоятельствах, но продолжались. В начале 1921 г. уже упомянутый Антал Мадьяри уведомил Дмитрия Николаевича Потоцкого, военного агента Врангеля в Белграде, о согласии венгерского правительства принять представителя Главнокомандующего Русской Армией в Будапеште7.
Назначенный генералом бароном П. Н. Врангелем полковник (с 1923 г. генерал-майор) Алексей Александрович фон Лампе был первым, официально признанным постоянным представителем Белой России в Венгрии8. Его должность была учреждена уже после эвакуации Крыма, следовательно его основная задача заключалась в том, чтобы добиться согласия венгерского правительства разместить в стране контингенты или хотя бы отдельные группы офицеров и солдат врангелевской армии. Судя по его рапортам и дневниковым записям, фон Лампе сильно стремился к этому назначению и ревниво относился к другим кандидатурам (конкретно, к возможной кандидатуре генерала Владимира Марушевского, который уже имел свои связи в Венгрии). Он даже связывал свою будущую карьеру с этим постом: «если не буду окончательно назначен в Венгрию, подам в отставку». Наконец фон Лампе дождался, добился своего: «Визы для меня готовы! Ура!»9.
Фон Лампе в окружении Врангеля был одним из немногих, если не единственным, во всяком случае самым последовательным сторонником «венгерской ориентации». Наличие в Венгрии белого, радикально антибольшевистского режима представлялось ему существенным аргументом в пользу того, чтобы русская эмиграция делала ставку в своих расчетах именно на эту страну. В определенном смысле «провенгерских» симпатий Лампе не могли перевесить другие аргументы – приверженность идее славянской солидарности (и в этой связи ориентация на чехов и сербов), или же желательность ставки на крупные державы – страны-победительницы (главным образом на Францию), либо наоборот, на побежденную Германию. Сохранившая иммунитет от большевизма Венгрия казалась фон Лампе островом порядка и спокойствия во взбаламученном европейском море. Хотя, как он отметил в своем дневнике: «У меня нет сознания, что это прочно». Во время того или иного политического кризиса он не без волнения констатировал возможность левого поворота10.
Фон Лампе относился к своей новой должности весьма серьезно, свое назначение в Белую Венгрию считал «не из обыденных». Поэтому он был явно недоволен и начальником штаба Павлом Николаевичем Шатиловым и самим Врангелем, которые, по его мнению, не уделяли достаточное внимание «венгерскому вопросу». При передаче верительной грамоты и письма, адресованного адмиралу Хорти, Врангель принял фон Лампе всего на 2–3 минуты: «Ничего решительно он мне не сказал, ничего не приказал, все было на скаку и на карьере». А инструкции, полученные от Шатилова, он прямо назвал смехотворными. Суть их свелась к тому, что, если возможно, «перевозим в Венгрию армию Пермикина или всю нашу армию». «Молод он, ох как молод и не только летами, но и характером, для той большой роли, которая ему выпала», – писал Лампе в своем дневнике о Шатилове в связи с этим эпизодом11.
Приехав в Венгрию, фон Лампе с большой энергией взялся за решение поставленной перед ним задачи. Он был принят министрами иностранных дел (Густав Гратц), обороны (генерал Шандор Беличка), а 23-го марта его принял регент Венгрии, адмирал Хорти. На этой встрече стоит остановиться несколько подробнее. С регентом они легко нашли общий язык и долго разговаривали о большевистской опасности, и о том, что только русские и венгры знают, что представляет собой для Европы эта угроза.
Все эти встречи происходили – как отметил фон Лампе – в обстановке любезности: как министры, так и Хорти выразили готовность помочь армии Врангеля, но сразу же оговорились, что все зависит от разрешения Антанты. Это, с одной стороны, действительно было так, ведь побежденная и расчлененная Венгрия действительно находилась под полным контролем союзнических держав. Но, с другой стороны, это обстоятельство в случае необходимости давало венгерскому правительству удобный повод отклонить попытки сближения и просьбы разных представителей русской эмиграции о помощи и о сотрудничестве. «Вообще, несмотря на любезный прием, я должен сказать, что о нас он /Хорти – А. К./ думает мало, и как силу, нас не учитывает… Говорил, что глубоко сочувствует нашему положению, но это слова, ему нужна сила, а в нас, плененных французами, он по-видимому, ее не видит»12. Тут фон Лампе несомненно преувеличивает роль Хорти, как возможного лидера в процессе «сплочения белых сил» в международном масштабе. Возможности регента Венгрии на самом деле были весьма ограниченными, не выходили за рамки выведения из кризиса побежденной страны, находившейся под контролем держав-победительниц. На этом первом приеме Хорти произвел на русского военного представителя впечатление сильного, волевого человека: «Видно, что он знает, что такое власть, и даром ее не сдаст никому, кроме короля, так как я думаю, что он лоялен… Сильный, повидимому честный роялист, он боролся и борется честно, как боролся /так в тексте!/ Корнилов и Деникин… Человек он недюжиный и свидание с ним я считаю исключительно интересным.»13.
Единственным политическим деятелем, к которому фон Лампе с самого начала относился сдержанно и критически, был Калман Каня, «бессменный товарищ министра» иностранных дел. Эпитет фон Лампе безусловно точный, потому что министры приходили, уходили, а он оставался на своем посту, его не без оснований считали одним из основных творцов венгерской внешней политики14. Калман Каня был представителем традиционной школы австро-венгерской дипломатии. Фон Лампе характеризует его как сухого человека, большого русофоба, от которого, к сожалению, зависит многое: именно он может помешать делу переброски15.
Положение фон Лампе было затруднено и тем, что политические события (две попытки короля, Карла IV, вернуться на престол, южновенгерский и западно-венгерский вопросы)16 время от времени отвлекали внимание общественного мнения и политических деятелей от вопроса переселения русских солдат и офицеров. К примеру, первое возвращение Карла IV в апреле 1921 г., через несколько дней после приезда фон Лампе, повлекло за собой уход в отставку правительства графа Телеки. «От перемены министерства теряет и наше дело», «правительству не до нас» – констатировал в своем дневнике фон Лампе17.
К этому времени обострилась ситуация и в районе черноморских Проливов, где были размещены части армии Врангеля. Относительно будущей судьбы остатков Русской Армии между позициями Врангеля и французов наметились разногласия. Французы явно не желали, чтобы Врангель сохранил армейскую структуру и военные кадры за рубежом, и угрожали прекращением субсидирования беженцев. Врангель же, наоборот, всеми силами старался не допускать распыления военных соединений, в которых он видел ядро будущей армии и залог возрождения России. Фон Лампе, как и все военные представители, получил циркулярное письмо из Константинополя за подписью Шатилова со следующим указанием: «Главнокомандующий просит Вас немедленно принять при содействии посланника новые решительные шаги для получения согласия Правительства на прием под любым видом возможно большого числа офицеров и солдат»18.
В сложившихся обстоятельствах надо отдать должное энергичности фон Лампе. Он неоднократно встречался с венгерскими министрами, парламентариями, с дипломатическими и военными представителями великих держав в Венгрии, писал письма папскому нунцию (дуайену дипломатического корпуса в Будапеште) с тем, чтобы выяснить возможности переброски остатков войск и ускорить принятие решения. Кроме этого, он уделял большое внимание обработке венгерского общественного мнения. Он вместе с другими эмигрантами вошел в русскую секцию так называемого «Антибольшевистского Комитета», предлагал предоставить венграм материалы об убийстве царской семьи, дабы побудить в них сочуствие и соболезнование к русским эмигрантам