На заре цивилизации разливы Нила послужили основой для создания мощного государства. Возле Аракса дела обстояли не столь успешно: освоение земель происходило за счет переселенцев, хозяйства которых только становились на ноги. Впрочем, определенные успехи были налицо, в том числе и в хлопководстве, чему наглядным свидетельством стали фотографии Прокудина-Горского. Что же касается слабой заселенности тех краев, то свое объяснение этому дал Е. Л. Марков:
«И тут, как у берегов Черноморья, приходит в голову все тот же неотвязный вопрос: да отчего же в течение целого века не завели мы здесь русских поселений? Здесь столько простора, а из России ежегодно валят толпы трудового народа, отыскивающего свободных земель, – почему бы не направить их давным-давно сюда хотя бы на государственный счет? Живые оазисы русской силы стали бы в этих окраинах гораздо более надежною охраною русских государственных интересов, чем крепости, кордоны и тюрьмы.
К сожалению, немногие высшие администраторы наши смотрели верным и твердым взглядом на водворение русского племени в присоединенных к нам инородческих землях. Относительно Кавказа это могло объясняться, кроме общих причин, влиявших на характер наших правительственных мероприятий известного времени, еще и тем обстоятельством, что нередко направление местной административной деятельности зависело от людей нерусского происхождения, имевших, быть может, свои серьезные заслуги и достоинства, но весьма естественно лишенных того чуткого национально-русского чувства, которым обладали патриоты, подобные Ермолову, и которое одно могло бы подсказать им необходимость многих мер.
Переселение русских людей в Закавказский край, точно так же как и на Черноморское побережье, не только никогда не поощрялось, но постоянно встречало до недавнего времени систематическое сопротивление в местной администрации, прикрывавшееся разного рода благовидными предлогами. Ясно, что тут сказывался инстинктивный дух отпора коренных закавказских племен, боявшихся уступать русской силе частицу своего местного значения и неизбежно влиявших, разумеется, на многочисленных официальных деятелей из их же среды. Это естественное стремление каждой этнографической силы отстаивать пределы свои от вторжения других сил нисколько не удивительно и не предосудительно для нее самой и только указывает на ее живучесть. Но это тем не менее очень плохое оправдание для представителей собственно русской государственной идеи. Тем более, что удались же попытки, например, немецкого племени водворить на Кавказе свои колонии. <…>
Если бы не совершенно случайное обстоятельство, – именно, насильственная ссылка за Кавказ целыми толпами и в течение долгих лет наших наиболее преследуемых сектантов, духоборцев, скопцов, молокан, субботников, начавшаяся еще при императоре Николае, то, конечно, мы до сих пор не увидели бы ни одного чисто русского поселка ни в одной из закавказских губерний. Эти же глубоко русские люди, настолько стойкие характером, что ради своих убеждений решились подвергнуться изгнанию из своей родины, – к счастью, прочно водворили русскую народную силу хотя в тех немногих уголках, где им пришлось угнездиться. Зато армянская народность была гораздо счастливее русской и нашими собственными стараниями достигла господствующего положения во всем Закавказье, особенно же в южных окраинах его и в городах Грузии».
Старинный дом в скале на левом берегу реки Куры. Тифлис. 1912 г.
Дом чайного мастера, китайца Лау-Джень-Джау. Чаква 1912 г.
Вид на реку Куру с горки Ликаны. Боржом. 1912 г. (предположительно)
Ботаническое ущелье. Тифлис. 1912 г. (предположительно)
Общий вид Дабского монастыря. [Георгиевская церковь в селе Даба.] 1912 г.
Пристань Гагры. Кутаисская губерния. 1912 г.
Глава пятаяПутешествие по местам сражений Отечественной войны 1812 года
Памятник войны 1812 года на площади около Николаевского собора. Полоцк. 1912 г.
В 1912 году в коллекции тематических альбомов С. М. Прокудина-Горского появился еще один – посвященный памятным местам Отечественной войны 1812 года. Начав с Можайска и Бородинского поля, фотограф двигался к западным границам России, как бы следуя за отступающей армией Наполеона. Само собой разумеется, серия фотографий была сделана в Смоленске – город не только имел историческое значение, но был очень красив.
Смоленский краевед и историк С. М. Писарев свой «историко-современный очерк» предварил таким вступлением:
«Смоленск лежит на Днепре, по обоим берегам этой реки. Живописно расположился он на холмах, пересекаемых многими ручьями и речками, между которыми приютились деревья, разместились сады: а среди них по холмам и по оврагам виднеются разные постройки: большие и малые, деревянные и каменные, разных фасонов, иногда своеобразных стилей. Над ними же, по преимуществу, по холмам высятся храмы. Так что Смоленск, если смотреть на него с долины Днепра, куда ведут две железные дороги (Московско-Брестская и Риго-Орловская), представляет собою, особенно в летнюю пору, редкое разнообразие видов и отдельных занимательных ландшафтов, которые так и просятся под карандаш, фотографию или под кисть живописца».
Описывая главную достопримечательность Смоленска – крепость, построенную под личным руководством царя Бориса Годунова, автор «Иллюстрированного путеводителя» В. И. Грачев сообщал такие подробности:
«Для постройки стены были отписаны в казну все кирпичные заводы в окрестностях города и его уезда. Известковый камень, из которого выложены основания стены и башен высотою в сажень, доставлялся из Старицы, за 342 версты от города Смоленска; известь обжигали в селе Верховье, Бельского уезда, за 200 верст от места постройки. Лес и для фундамента дубовые сваи вывезены весною 1596 года из дворцовых сел Смоленского уезда. Были собраны каменщики из ближних и дальних городов государства.
Стена имеет вид неправильного многоугольника и окружает город на протяжении 5 верст 80 саженей; толщина стены 2 1/2 сажени, вышина до 7 саженей (5,5 км, 5,3 м, 15 м соответственно. – Прим. ред.). В некоторых местах существуют внутри стены проходы и лестницы. Бойницы устроены в три яруса: в нижней части в виде амбразур, в средней – в виде углубления (печур) и верхние между зубцами стены, кроме того, были устроены подземные ходы (слухи), для предупреждения со стороны неприятеля взрыва и разрушения стены посредством мин. Существовавшие до постройки стены земляные валы в настоящее время остались лишь на пространстве между Королевской крепостью и Губернаторским проломом; из устроенных 38 башен уцелело лишь по настоящее время 16, остальные были взорваны в 1611 и 1812 годах или разобраны по ветхости. С 1888 года стена находится в ведении особой комиссии; правительством ассигновано на 30 лет по 4 тысячи руб. в год и единовременно 18 тысяч на исправление крепостной стены. Общая стоимость возобновления стены исчислена в 141 410 руб. В настоящее время длина уцелевших частей крепостной стены не превышает 4 верст. <…>
Около ограды Аврамиевского монастыря вы проходите на Покровскую улицу, что даст вам возможность осмотреть дальнейшее направление крепостной стены с башнями: Аврамиевской, с заложенными воротами. Городецкая или Орел, называвшаяся прежде Веселуха, круглая. С этой башни вел подземный ход, которым в 1750 году воспользовался поляк Змеявский для фабрикации фальшивых монет. С обнаружением фабрики подземелье было засыпано. <…> С башни Веселухи открывается живописный вид на город Смоленск».
Объектом съемки С. М. Прокудина-Горского стал и древний Петропавловский храм (перестроенный в XVIII веке). По свидетельству В. И. Грачева, он сильно пострадал от оккупантов: «В 1812 году в нем была французская хлебопекарня, а по оставлении города неприятелем внутренность храма выгорела, колокола от сильного жара расплавились и упали вниз».
Следующим пунктом остановки экспедиции был город Борисов Минской губернии, возле которого происходила знаменитая переправа войск Наполеона через реку Березину. Русским войскам удалось разрушить мост, поэтому город оказался переполнен беженцами, отступавшими вместе с обозами французской армии. Наполеон приказал имитировать строительство переправы южнее Борисова, а настоящую наладить севернее, возле деревни Студенки.
Первыми пострадали жители деревень Студенка и Бытча – их дома французы разобрали, чтобы из бревен возвести временные мосты. Следующей жертвой стали сами саперы, поскольку им пришлось трудиться в ледяной воде, и практически все они умерли от переохлаждения.
После наведения двух мостов по приказу Наполеона в течение двух суток по ним пропускали только воинские части, сохранившие порядок и вооружение. Все прочие скапливались на берегу, ожидая своей очереди. Именно эта людская масса оказалась под огнем артиллерии, когда армии Витгенштейна удалось с боями прорваться к месту переправы. Охваченная паникой толпа устремилась на другой берег, но перебраться туда смогла лишь малая часть, тем более что один из мостов рухнул.
Русским войскам, по свидетельству А. И. Мартоса, открылась страшная картина:
«Ввечеру того дня равнина Веселовская, довольно пространная, представляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших женщин и детей, которые следовали за армией из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающимися армиями, была гибельная смерть; многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения…»
В сражении при Березине французская армия потеряла, по разным оценкам, от 35 до 50 тысяч человек, русская – 6–8 тысяч. В феврале – марте 1813 года на территории Борисовского уезда, только по официальным данным, было похоронено и сожжено 40 296 тел погибших, из которых 8052 – в Студенке.