<…>
Много бедноты, как среди евреев, так и литовцев. Живут все грязно и неряшливо, но любят наряжаться при выходе из дому. Отношение к евреям как русского, так и польского населения нельзя назвать хорошим, хотя поляки и к русским относятся не лучше. Русские, подобно евреям, с поляками говорят по-польски, конечно, за исключением приезжих, между тем поляки обращаются к русским только по-польски и, при всяком удобном случае, стараются поддержать свой язык и только уже в крайности и при нежелании русского говорить и слушать по-польски, начинают разговор по-русски. Вообще грустно становится, что в крае исстари русском русский человек чувствует, что он как бы не дома. Поэтому я очень был рад, когда, наконец, выехал отсюда, помолясь издали на храмы православные, и пожелал от души как можно больше наплыва русского коренного элемента, чтобы этот старинный русский край стал, наконец, опять настоящим русским».
Побывав в Дриссе, С. М. Прокудин-Горский, по всей видимости, должен был снимать остатки бывшего лагеря русских войск, но до наших дней дошли только четыре пейзажные фотографии.
Сам городок не представлял никакого интереса. Заглянувший в него А. В. Полторацкий, совершавший шлюпочный поход с воспитанниками Полоцкого кадетского корпуса, был глубоко разочарован:
«Это опять наша Витебская губерния, и город еще хуже Полоцка. Берег реки уставлен безобразными старыми деревянными домами, среди которых выделяется полуразвалившаяся синагога. Только главные улицы мощены, но зато многие обсажены хорошо разросшимися деревьями.
Командировав Цветкова купить на обед мяса, мы идем разыскивать православную церковь и сначала по ошибке попадаем в широко раскрытые двери костела, стоящего на главной улице. Костел недурной. Наконец, на краю города отыскиваем собор – посреди широкого зеленого двора, обсаженного липами, крошечная каменная церковь. Это и есть собор. Сегодня никакого особого праздника нет, обычная воскресная служба, но церковь не вмещает молящихся – внутри битком набито и много крестьян стоят снаружи, слушая богослужение через раскрытые окна. Что же здесь делается на Светлое Христово Воскресенье?
Из церкви мы идем в Народную чайную, решив обревизовать их все до самой Риги. Чайная оказывается прескверной – в старом закопченном деревянном доме комнаты грязные и темные, чай скверный, лимона нет, таблиц с ценами на стенах нет, читальни при чайной нет, а только получаются две газеты, „Свет“ и „Витебские губернские ведомости“. Заведует чайной помощник исправника».
Место слияния двух рек также не показалось путешественнику живописным:
«Проходим мимо устья быстрой речки Дриссы, вносящей в Двину много мути».
Не попала в объектив камеры Прокудина-Горского и типичная для берегов Двины сцена, свидетелем которой стал А. В. Полторацкий:
«Мимо нас прошло вверх много лайб на бечеве. Тянут по двое и по трое бурлаков („лайбовщиков“), среди них попадаются и евреи. Работа поистине каторжная. Вот, например, идет нашим берегом порожняя лайба. Два жидких изможденных белоруса, совершенно обеспамятев от напряжения, с бессмысленными остановившимися глазами, как загнанные лошади, шаг за шагом идут по каменистому берегу, подпираясь палками и почти лежа на бечеве – лица их всего на аршин от земли. На лайбе действует шестом еврей-кормщик. Его должность тоже не синекура – он мечется по лайбе, то изо всех сил отпихивая нос от встречного камня, то пробегая на корму и поправляя руль. Руль закреплен немного на левый борт, чтобы течение не отнесло лайбу от берега и не стащило бурлаков в воду. Тонкая бечева натянута, как струна. Вот лайба входит в порог. Бурлаки еще ниже ложатся в лямках и подвигаются частыми мелкими шагами. Мы с Глазенапом, желая помочь, хватаемся за бечеву сзади бурлаков и тянем, но пройдя меньше десяти саженей, бросаем – нет больше сил. Бурлаки все так же продолжают, лежа на бечеве, шаг за шагом подвигаться, судорожно цепляясь босыми ногами за камни. Наш лоцман говорит, что бурлаки получают около двух рублей в неделю на хозяйских харчах. Латыши, те часто тянут лайбы лошадью, проходя по 50 верст в сутки, но евреи предпочитают тянуть людьми – дешевле и меньше хлопот. Иногда бечева лопается, тогда бурлаки с размаха падают и сильно расшибаются.
Я вспоминаю знаменитую картину Репина „Бурлаки“. После того, что я видел здесь, она кажется мне чуть не идиллией. Разве можно сравнивать Волгу с Западной Двиной? Там и течение тише, и порогов и камней нет, и идти по песку мягко… Да и бурлаки Репина – здоровенный народ (кроме одного худого парня, поправляющего лямку), один даже на ходу трубку курит. А здесь… Хоть бы Общество покровительства животным полюбовалось когда-нибудь тягой лайб в Двинских порогах!
Тяжелая работа бурлаков еще затрудняется плохой обстановкой фарватера, как например на участке от Креславки до Двинска: камней пропасть, а вех нет. Почему их не ставят – тайна путейцев; верно, никто не поверяет мелких чинов, расставляющих вехи. Спускаясь вниз по течению, лайбы иногда пробивают себе днища о камни. Идя вверх, дно пробить трудно, но плотно засесть на камень ничего не стоит, так как приходится держаться близко в берегу. Тогда те же измученные бурлаки лезут в воду и слегами сворачивают лайбу с камня. Очистка русла Двины от камней – мечта всех Двинских судохозяев и судорабочих».
Успенский кафедральный собор. Витебск. 1912 г.
Река Дрисса. Впадение в Западную Двину. Витебская губерния. 1912 г.
Мельница и плотина на реке Полоте. Полоцк. Витебская губерния. 1912 г.
Успенский кафедральный собор. Витебск. 1912 г.
Юго-восточная часть города. Витебск. 1912 г.
Авраамиевский монастырь. Смоленск. 1912 г.
Железно-дорожный мост через реку Западную Двину у Двинска. Витебская губерния. 1912 г.
Лютеранская церковь (на переднем плане) и католический костел. Двинск. Витебская губерния. Лето 1912 г.
Вид с юго-востока с колокольни военного собора. Двинск. 1912 г.
Вид на крепостную стену из Лопатинского сада. Смоленск. 1912 г.
Глава шестаяПутешествие по Оке и Московско-Нижегородскому водному пути
Насосы для выкачивания воды у села Белоомут. Рязанская губерния. 1912 г.
После поездки по местам сражений Отечественной войны 1812 года С. М. Прокудин-Горский продолжил поездки по России, чтобы с максимальной пользой использовать летнее время. Среди них было путешествие по реке Оке, где его коллекция обогатилась видами Рязани.
Несколькими годами ранее Рязань тщательно изучил и описал в своей диссертации С. Г. Кассиль:
«Город расположен более или менее правильно и, сравнительно, хорошо обстроен. Улицы прямые, широкие. Большинство улиц имеет каменную мостовую. Лучшие из них: Астраханская, Почтовая, Московская, Соборная, Дворянская, Садовая, Абрамовская, Владимирская и Мальшинская. Главнейшую торговую деятельность города сосредоточивает в себе Новый базар (Хлебная площадь). На этой площади находятся каменные ряды и большая часть городских лавок. Старобазарная площадь, где раньше производилась торговля сеном и лесом, когда-то была важнейшим торговым пунктом города. В настоящее время эта площадь ничего из себя не представляет, и торговля там ведется лишь мелким лесным материалом (оглобли, сани, колья и проч.). Мясная площадь с мясными лавками находится во втором участке Московской части, в долине реки Лыбеди, по обе ее стороны. Впрочем, и на Мясницкой улице, от Лыбеди до Нового базара, как и на последнем, находится немало мясных лавок. Соборная площадь служит местом для ярмарок. На этой площади находится огромное здание губернских и уездных присутственных мест. Сенная площадь, между Московской и Семинарской улицами, служит местом торговли сеном и скотом по всем базарным дням (понедельникам, средам и пятницам). В году бывает три ярмарки:
1) Федотьевская 2-го июля около присутственных мест и на Соборной улице,
2) Предтеченская 29-го августа там же
3) Крестовоздвиженская, конная, Великим постом, около присутственных мест, на Соборной и Новом базаре.
Через ручей Лыбедь и через сухие овраги, пересекающие город, устроено несколько каменных и много деревянных мостов.
Древний кремль города не имеет в настоящее время ни башен, ни деревянных стен, которыми он был окружен, и только с западной стороны остался земляной вал и перед ним широкий ров. Внутренность кремля застроена различными зданиями. Бывший княжеский терем обращен в архиерейский дом. Чертоги Олега все еще сохранили свою архитектуру. В архиерейской ризнице хранится немало замечательных древностей».
В Рязани главными объектами съемки Прокудина-Горского стали церкви, но на фотографиях оказалась лишь их малая часть. А посмотреть было на что.
В записках А. Ф. Акаемова вызывает интерес описание трудностей, с которыми сталкивались путешественники, прибывшие в Рязань водным путем:
«Совсем в потемках приехали мы к Рязанской пристани. Чуть было не сказал: к Рязани, но Рязань и Рязанская пристань далеко не одно и то же: пристань – за несколько верст от города. Фонари слабо освещали грязную конторку, в которой толпилось и галдело несколько десятков извозчиков. Я выбрал одного из них и стал взбираться на берег по скользкому от дождя, немощеному подъему. Моросил дождик мелкий и частый, как осенью. Наконец, уселись и поехали. Проехали несколько шагов и своротили в сторону, потому что дорогу заграждал шлагбаум.
– Это зачем?
– Там шоссе! Две копейки за проезд берут.
Наш экипаж плыл по жидкой грязи.
– Что же ты там не поехал?..
– Две копейки не расчет. Попросил бы у вас, барин, да только лошадь ноги поломает.
Странное шоссе!
Вдали чернеется среди деревьев группа домиков.
Въезжаем на какой-то косогор, спускаемся, опять поднимаемся, балансируя на экипаже не хуже акробата, ходящего по канату. Того и гляди, свалишься в жидкую грязь.
– Это Рязань?
– Нет, барин, Рыбачья слобода самое плохое место.
Впоследствии я узнал, что Рыбачья слобода по своим функциям соответствует казанским Мокрым улицам».