В суете приготовлений Келли сделал предложение Джейн, и она ответила согласием. Отныне командировка в Россию сулила Келли не великое приключение, а бесконечную разлуку с любимой женщиной. Он встретился с Бейкером и попробовал отказаться от назначения, но начальник и слышать об этом не желал. В конце концов Келли, по собственному признанию, прислушался к “отцовскому совету Бейкера” и согласился поехать в Россию, но только на период действия своего трудового договора, то есть всего на шесть месяцев. Он получал стандартную для большинства сотрудников российской миссии АРА зарплату: 200 долларов в месяц плюс суточные – 6 долларов в день.
Келли прибыл в Ригу 7 декабря. В тот день он встретился с Карлом Флёте, сотрудником АРА, недавно высланным из России из-за нервного срыва после работы в Поволжье. Флёте чудом выжил при нападении восьмисот бандитов-казаков на город Пугачёв, на улицах которого пало множество красноармейцев. Он забаррикадировался в штабе АРА и не получил ни царапины, но пережил ужасное нервное потрясение. Встреча с дерганым Флёте явно не помогла Келли справиться с тревогой из-за “входа” в большевистскую Россию, которую сотрудники АРА между собой называли Бололендом.
“Два наивных молодых человека”, как сказал Келли о себе и своем соотечественнике Эдварде Бергфелде, выехали из Риги в Москву 9 декабря с вагоном медикаментов от Красного Креста. Им сказали, что поездка займет шесть дней. 18 декабря, все еще сидя в вагоне, Келли написал: “Думаю, в России нас не ждет ничего противнее последних восьми дней”. Вскоре он понял, что катастрофически ошибался. Исчерпав все запасы пищи, они берегли только две сигары, которые собирались выкурить по случаю приезда в Москву. 20 декабря, когда они почти потеряли надежду, состав наконец въехал в столицу. Их встретил Лонерган, с которым Келли познакомился в Париже после войны. По прибытии в Синий дом они узнали, что на следующий день снова отправятся в путь. “Завтра я выезжаю в Уфу, – написал Келли Джейн, – и буду кормить младенцев на границе с Сибирью”[152]. Но назавтра нужный поезд не пришел, поэтому отъезд пришлось отложить.
25 декабря Келли все еще был в Москве и присоединился к другим американцам за рождественским ужином – это был настоящий пир с вином, шампанским и сливовым пудингом, который мать прислала ему из Лексингтона. Трапеза проходила под пение цыганского хора. Затем Келли увезли на вокзал, где он сел на ночной поезд до Самары. Хотя теперь он ехал в спальном вагоне, а не в теплушке, его заблаговременно предупредили об опасности вшей и других паразитов, поэтому, ложась спать, он постелил на полку свое пальто. О чистоте он мог только мечтать. Он не менял и не стирал одежду с момента отъезда из Лондона – целых 25 дней, – а его волосы отчаянно нуждались в шампуне и стрижке, но в сравнении с ехавшими в поезде русскими, как он сострил в письме Джейн, он был “настоящим Красавчиком Браммеллом”[153].
В последний день года, через 43 дня после отъезда из Нью-Йорка, Келли прибыл в Уфу. На вокзале его никто не встретил, поэтому он сел в дрожки и поехал в местное отделение АРА, где его тепло принял глава округа Уолтер Белл.
Родившемуся в Бруклине Беллу было 47 лет. Он был на целое поколение старше большинства других американцев, но, как и многие из них, служил в армии – сначала на Испано-Американской войне, а затем на Первой мировой. Он был в Вердене в 1916 году и участвовал в Мёз-Аргон-ском наступлении двумя годами позже. В августе, когда шла подготовка миссии, генерал-майор Джон О’Райан порекомендовал полковника Белла Хэскеллу, назвав его “пробивным человеком [154] – находчивым, неутомимым, приятным, – и хотя у Белла не было опыта работы с АРА или другими гуманитарными организациями, Хэскелл с радостью его нанял. Белл приехал в Москву в середине октября и через две недели отправился в Уфу со своим переводчиком Борисом Эльпериным, который владел русским, английским и французским языками и происходил из еврейской семьи, жившей в Российской империи. Белл и Келли сблизились с исполнительным, надежным и обаятельным Эльпериным, и он единственный стал им настоящим другом в Уфе. Впоследствии Белл помог Эльперину уехать из России в Америку.
Уфа находится в западных предгорьях Урала, на границе Европы и Азии, примерно на полпути между Пермью на севере и Оренбургом на юге. Свою историю она ведет как минимум с VIII века. В XIII веке она была захвачена Золотой Ордой, а затем взята Россией в правление Ивана Грозного, который в 1574 году приказал построить там кремль. До прихода русских в этом регионе долгое время жили башкиры, тюркский народ с собственным языком, родственный татарам и казахам. При Золотой Орде башкиры отказались от традиционных анимистических верований и перешли в ислам. Но в регионе проживали и другие этнические группы – татары, чуваши, марийцы, мордва и удмурты, каждая из которых имела собственную историю, язык, религию, культуру и костюм. Летом 1922 года Уфа стала столицей Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики.
Илл. 25. Талисман АРА Мишка с Гиббсом Лайксом, сотрудником самарского отделения АРА, и полковником Беллом
Новости о прибытии АРА молниеносно распространились по городу. За несколько дней работу в агентстве попросили пять тысяч человек. Среди них был шестнадцатилетний Алексей Лаптев. Хотя он немного говорил по-английски, на работу его не взяли, но это не помешало ему возвращаться в АРА изо дня в день, снова и снова пытая судьбу. В конце концов его наняли, чтобы он помогал с рассылкой продовольствия по вечерам, после школы. “Мне невероятно повезло, ведь это изменило мою жизнь и спасло мою семью от голода и тягот тех жутких лет”, – вспоминал он десятки лет спустя, переехав в Америку[155]. Он получал столько же, сколько большинство остальных местных работников: 25 кг муки, 13 кг риса, по 5 кг сахара и свиного сала, 10 банок сгущенки и 1,5 кг какао. Все это он раз в месяц привозил домой на санках по заснеженным улицам. Его семья не могла поверить ни своим глазам, ни своим языкам, которые уже несколько лет не пробовали ни сахара, ни белого хлеба, ни шоколада. Через некоторое время Лаптев стал помощником Белла, его паек удвоился, и вдобавок ему назначили жалованье. Когда его мать заболела туберкулезом, Белл устроил, чтобы АРА бесплатно снабжала ее медикаментами. Подобные поступки были вполне в характере Белла, и вскоре он завоевал расположение уфимцев. Ему стали приносить подарки, включая медвежонка, которого американцы назвали Мишкой и оставили в качестве талисмана миссии. Белл обожал сажать игривого Мишку в свой “форд” и вместе с ним ездить по делам по городу.
Первый состав с продовольствием прибыл в Уфу 12 ноября 1921 года. К концу этой недели АРА уже кормила 1600 детей. Со временем округ Белла разросся и стал одним из самых больших: на пике он ежедневно осуществлял питание 1,6 миллиона человек. Штаб АРА находился в одном из лучших домов города по адресу улица Пушкина, 83. В прошлом этот большой двухэтажный дом с несколькими надворными постройками и гаражом принадлежал богатым землевладельцам Рязанцевым и был достаточно просторен, чтобы в нем могли жить и работать все сотрудники АРА. Во время Гражданской войны Рязанцевы бежали из Уфы на Дальний Восток, а после смерти родителей Елена Рязанцева вернулась в Уфу и устроилась в АРА переводчицей. Один из американцев, Саймон Бэрд, безнадежно влюбился в Елену, которая была, по рассказам, умна и жизнерадостна, и она долго играла с ним, но в конце концов ответила отказом на его мольбу выйти за него замуж. Сердце Бэрда было разбито, и несчастного американца пришлось отправить обратно в Москву.
В доме хорошо работало электричество и отапливались все комнаты, что было в диковинку. На окнах висели красивые шторы, на полу лежали турецкие ковры. Интерьер дополняли рояль и декоративные безделушки. Белл запросил в лондонском отделении АРА несколько пластинок для фонографа “Виктрола” —Allah's Holiday из бродвейской оперетты “Катинка”, The Greenwich Village Follies и свежие записи популярного саксофонного секстета из Канады The Six Brown Brothers.
Хотя АРА повезло с резиденцией, в Уфе было опасно. Уровень преступности был настолько высок, что, как отметил Белл, американцам “приходилось одеваться на манер Брета Гарта и носить с собой револьвер”. Военная служба во Франции была “летним курортом в сравнении с текущим заданием”. При работе с различными государственными органами мирные переговоры в Версале “казались пансионом для благородных девиц”[156].
Полковник – Белл любил, чтобы его так называли, – едва успел поставить округ на ноги, как в ноябре подхватил тиф в поездке по республике. Его привезли в Уфу в бреду, и его состояние становилось все хуже. Возникали серьезные опасения, что он не выживет. Врач АРА, доктор Уолтер Дэвенпорт, прибыл в Уфу лечить Белла. Он велел сообщить семье умирающего в США, что конец близок. Но 9 декабря кризис миновал. Белл чудом выжил и начал выздоравливать. Остаток месяца он провел в постели – слабый и осунувшийся, с потухшим взглядом.
Илл. 26. Полковник Белл выздоравливает после перенесенного тифа в Уфе
К приезду Келли Белл уже был на ногах. Он присутствовал на небольшом торжестве, организованном американцами по случаю нового года, а также на более масштабном празднике, который 2 декабря 1922 года устроили для двух десятков русских. Келли счел этот вечер проверкой собственной стойкости. Хотя он не знал ни слова по-русски, он старался изъясняться по-английски, включая в свою речь обрывки немецкого и французского, и даже станцевал хиленький фокстрот с женой офицера-красноармейца. Он вздохнул с облегчением, когда около двух часов ночи торжество окончилось.
Следующий день стал для Келли первым рабочим. Белл познакомил его с коллегами, после чего Келли несколько часов читал корреспонденц