Тронутая рассказом одного знакомого о бедственном положении крестьян, об эпидемиях и отсутствии врачей в деревне, молодая выпускница медицинского института А. Д. Оберучева отказалась от предложения работать ассистентом у известного профессора B. М. Бехтерева и в 1903 г. поехала работать врачом в Смоленскую область. Она очень боялась, что не справится, потому что неопытна, а обратиться там было не к кому. Сразу решила, что «будет относиться к каждому, как к своем самому близкому родственнику». Ей приходилось работать целый день, а на улице стояли еще подводы и ожидали приема. Несмотря на горячее отношение к делу, она просто изнемогала и между приемом больных «прибегала в свою комнату и старалась освежиться», обливала холодной водой голову и снова шла. Прием шел обычно до одиннадцати часов вечера, а ночью приходилось ездить по разным деревням, домам… «Ну как было отказать?» А. Д. Оберучева никому не отказывала. Бывало так, что от деревни до деревни она проводила всю ночь. Прием в иные дни составлял до 300 человек и ночные разъезды – до 40 верст в любую погоду На амбулаторные приемы А. Д. Оберучевой стекались «как на богомолье». Выдержать такую жизнь было непросто, и она перевелась в недавно отстроенную одесскую больницу. Там работал «хороший врач и замечательный человек», он предложил А. Д. Оберучевой руку и сердце, но получил отказ. Она сказала, что профессия врача несовместима с семейной жизнью – любящая жена и мать не сможет уделять достаточно внимания пациентам. Вот такой была жизненная позиция А. Д. Оберучевой, в этом ее поддерживал горячо любимый брат Дмитрий, с которыму А. Д. Оберучевой всегда было взаимное понимание и большое духовное родство. В новой больнице ей хорошо работалось, ее окружали любовь и почтение.
Казалось бы все хорошо складывалось. Но Александра Дмитриевна Оберучева часто задавала себе вопросы: полезна ли такая благополучная служба для души? Она получала жалованье, денег у пациентов не брала, даже когда они предлагали и настаивали.
«С самого начала моей службы у меня были такие мыли: вот, многие врачи покупают себе дома, отягощаются хозяйством, но я так ни за что не хочу; только я боюсь, чтобы, при всем моем нежелании, постепенно, как-то незаметно мне не привыкнуть собирать деньги, как это может быть. Я как огня боялась этого, и когда кто, не зная, все же давал мне, я говорила, что у меня все настроение пропадает, я тогда не могу лечить. Знакомые знали и уже не предлагали мне никогда».
Душа ее тянулась к Богу, отец, мать и брат были людьми глубоко верующими, православными. Не только ходили в церковь, соблюдали посты, но всегда уповали на Божию милость, ездили на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру.
Когда приходили нищие и просили милостыню мама говорила А. Д. Оберучевой: «Скорей подай, как я люблю нищих. Ты, Сашенька, никогда не пропускай никого. Если нету тебя денег или хлеба, то подай хоть конфетку, а если ничего нет, то хоть доброе слово скажи».
Она учила дочь любить людей: «Все люди хорошие, лишь бы их поближе узнать». Будучи уже на смертном одре, совсем ослабев, сказала, что за Александру не будет беспокоиться, потому что она не будет одинокой, но всегда с людьми, которым будет помогать. Впоследствии в «Записках о матушке Амвросии» монахиня Михаила напишет о ней: Она всех влекла к себе изумительной добротой, милостью и состраданием к людям. Мысль о том, что она составляет огорчение или обиду человеку, приводила ее в отчаяние.
Сердце ее было переполнено какой-то особенной жалостливой любовью к каждому человеку; изумительным было ее самоотвержение, даже жертвенность. Она не могла вынести чужого несчастья или беды. С удивительной легкостью, не задумываясь о последствиях для себя, она шла на жертву ради других.
А. Д. Оберучева действительно «всегда чувствовала себя счастливой, ее душа была полна мира, смирения, любовностью ко всем… На ее лице часто загоралось выражение умиления и любовного сострадания к людям». И ей «никто ни в чем не мог отказать, всегда хотелось ее утешить, порадовать и оградить от огорчений, которые она переносила с таким терпением».
А. Д. Оберучева очень переживала смерть матери, испытывала огромную скорбь, даже думала, как она будет работать с таким тяжелым настроением, время для нее как бы остановилось, и она поехала на богомолье на о. Валаам – и в таком святом месте ей стало легче.
В 1911–1913 годах А. Д. Оберучева работала в городской больнице г. Фатежа, потом сельским врачом. Кроме приема и лечения больных, надо было ездить по участку. Зимой поездки были небезопасны, повсюду овраги, частые метели, были случаи, когда люди замерзали. Было принято звонить в церковный колокол, чтобы заблудившиеся могли хотя бы по звуку отыскать дорогу. «Уж и жизнь врача – нет хуже, самая буря, а здесь зовут, ехать надо», – говаривала прислуга, открывая двери в такую погоду Вспоминая этот период жизни, она писала в своем дневнике: «Когда приходишь к больным в больницу, стараешься их ободрить, и вот, по какому-то случаю, день или два я не приходила в больницу (сама больна была или в отъезде по делу), больные говорили: «Мы скучаем без докторицы, она всегда веселая». А не знают они того, что всю ночь я иногда не сплю и вся подушка у меня бывает мокрая от слез.
Иногда, имея в палатке тяжело больных, я приходила и ночью проверить, как смотрят за ними дежурные фельдшера и фельдшерицы, хорошо ли исполняю то, что им сказано».
Съездив в Белгород, где покоился святитель Иосаф, почитаемый всеми православными, известный святой, помолившись у его гробницы, А. Д. Оберучева получила для себя душевное облегчение и новый живительный заряд энергии для дальнейшей работы.
Для больницы в Любажах, куда ее назначили, она купила иконы, чтобы повесить в каждую палату, для амбулатории – образ Спасителя и большую лампаду к нему, которая была зажжена все время. «И народ был очень доволен, говорил: здесь, как в церкви». «…Кушания… для больных были самые разнообразные: считались мы только с тем, кому при какой болезни что полезно. Больные были очень довольны и говорили: «Мы здесь, как в раю». Приходили из окрестных сел и монахини, услышав, что в больнице принимает женщина. Их доктор принимала у себя в доме и помещала на квартире, потому что – «там же фельдшера работали».
Ее пригласили работать в Симбирскую губернию врачом в сестринскую общину Христа Спасителя и брату Дмитрию тоже хотелось, чтобы она поехала, ему казалось, что А. Д. Оберучевой тяжело и она страдает от одиночества, а с матушкой Марией (возглавлявшей общину) они были знакомы и по духу близки.
В 1914 г. была объявлена война с Австрией и Германией. Брат был в отпуске по болезни, но сказал, вспоминала А. Д. Оберучева: «Мы воспитывались, учились, а теперь, когда мы действительно понадобились, будем уклоняться? Нет, так нельзя, необходимо явиться в свой полк и с ним идти, куда будет приказано». Она взялась сопровождать еще не выздоровевшего брата к месту назначения его полка в г. Ревель, который спешно готовился к отъезду. В день отъезда полка на фронт товарищ Дмитрия спросил А. Д. Оберучеву: «А вы где же будете?» И она неожиданно для себя ответила: «Я тоже поеду на войну», хоть и знала, что на самую позицию женщинам не разрешается. «Трудно представить то чувство любви к нашей дорогой России, которое тогда охватило нас», – пишет А. Д. Оберучева о том времени. Она подала прошение, что бы ехать на фронт, но ей отказали. Тогда вязла у одного из воинских начальников записку, «что такая-то, врач, хочет помогать раненым, что она человек надежный, не шпион» и с такими документами отправилась. Брат ей сказал, что первый бой будет в Люблине. В Люблине вагоны Красного Креста остановились – дальше нельзя – едут воинские части.
А. Д. Оберучева подошла к офицеру: «Нельзя ли мне поехать? Я – врач, и хотелось бы быть поближе к фронту, чем-нибудь помогать». «Влезайте, поедем». Так она и поехала. Первая мировая война стала новой ступенькой жизненного пути А. Д. Оберучевой.
Там, где уже не ходили поезда, наняла телегу и попросила ехать, ориентируясь на звук боя. И попала на передовую. Она увидела, как из леса бегут в страшной панике люди. На лесной прогалинке была изба и несколько построек – здесь располагался первый перевязочный пункт. Вокруг было много умирающих людей, которых причащал священник, стоя на коленях. А. Д. Оберучева стала ему помогать… «Картина была ужасная: на полу, сплошь залитом кровью, лежали раненые… Сырым полотенцем я обтирала глаза и все лицо страдальцев, а они умиленным взглядом своих потухших глаз благодарили меня. На столе и на скамьях врачи перевязывали, делали, что могли, чтобы облегчить мучения солдат. Умерших и умирающих выносили, клали около сарая, а тех, на жизнь которых была хоть какая-то надежда, клали на пол в сарай, где теплилась на стене маленькая лампа-дочка. Я вышла вслед за вынесенными ранеными; когда я проходила по рядам, они, кто мог из них, говорили мне умоляюще: «Сестрица, не уходи от нас, нам будет легче умирать».
«Все мое черное платье было залито кровью, и я считала, что эта святая кровь. Перевязки окончены. Наступила ночь. Старший врач говорит санитарам, чтобы они шли еще за ранеными. И вдруг санитары говорят: «Мы боимся, там засада неприятеля». «Вы не имеете права отказываться!» – закричал на них доктор и схватился за револьвер, который был у него за поясом. Санитары стали собираться идти за ранеными. Я обратилась к доктору и сказала: «Позвольте мне с ними пойти». «Нет, вам нельзя, там действительно бывают засады. Как только начнется рассвет, вы и пойдете, а теперь нельзя вам». А мне так хотелось, душа вся горела искать раненых» – описывала свои впечатления от первого «боевого крещения» А. Д. Оберучева.
Все с ужасом бежали от опасности, а она со своим возницей продолжала ехать навстречу бою.
Своей властью командующий 9-й армии принял А. Д. Оберучеву в армию, хотя и сказал, что женщинам-врачам не полагается быть на передовых позициях. И она поехала в дивизионный подвижной лазарет поближе к брату, ее назначили в холерное отделение, которое открылось недалеко от госпиталя в ущелье, под горой. В холерном бараке было около 50 больных. Она работала день и ночь – делала вливания, другие процедуры больным, и только два человека умерли, остальные поправились.