Занимаясь научной деятельностью, В. Ф. Войно-Ясенецкий всегда руководствовался желанием облегчить страдания больных и труд врачей.
Поэтому он находится в постоянном поиске средств и способов, как достичь этого, проводил опыты, а результаты своих исследований публиковал. В 1908–1909 гг. в журнале «Хирургия» вышло 19 из 42 его научных работ.
Хирургия имела огромное значение для В. Ф. Войно-Ясенецкого, так он мог служить бедным и страждущим людям.
Множество врачей с радостью учились у него. Профессор требовал, чтобы врачи всегда делали все возможное, чтобы спасти больного, говорил, что они не имеют права даже думать о неудаче. После посвящения в епископы, о. Валентин получил новое имя Лука в честь апостола Луки, который был врачом. Епископа-хирурга всегда возмущали случаи непрофессионализма, невежества во врачебной работе. Владыка Лука не терпел равнодушия к медицинскому долгу.
Трудное время для него было всегда, но Бог помогал. При исследовании на трупах, привозимых из Поволжья, где был голод и эпидемии заразных болезней, он сам очищал их от вшей и нечистот. Многие из этих исследований легли в основу «Очерков гнойной хирургии», выдержавшей три издания общим тиражом 60 ООО экземпляров. За них В. Ф. Войно-Ясенецкий в 1946 г. получил Сталинскую премию. Недешево обошлась эта работа профессору – он заразился возвратным тифом в тяжелой форме, но милостью Божией поправился.
Тяжелое время наступило и для Церкви – на дворе был 1923-й. По всей России духовенство разделилось на верных Православной Церкви и восставших против Патриарха Тихона – вошедших в «живую» церковь – «живоцерковцев», служивших большевикам.
После первой архиерейской службы владыки Луки прошла ровно неделя, он отслужил и вторую воскресную… В 11 часов вечера постучали, начался обыск… и в первый раз владыка сел в «черный ворон» – это было началом его крестного пути. Его посадили в подвал в ГПУ Первый допрос был совершенно нелепым: владыку Луку обвинили в связях с англичанами, которые он осуществлял через турецкую границу. «Чекисты утверждали, – писал он, – что и на Кавказе, и на Урале я действовал одновременно… что для одного человека физически невозможно», спрашивали о сообществе с оренбургскими казаками. Допрашивали и о политических взглядах, отношении к советской власти. Узнав, что он был всегда демократом, спросили: вы друг наш или враг наш. Он ответил: «И друг ваш и враг ваш, если бы я не был христианином, то, вероятно, стал был коммунистом. Но вы воздвигли гонение на христианство, и потому, конечно, я не друг ваш». В. Ф. Войно-Ясенецкий был всегда другом для тех, кто нуждался в помощи и поддержке.
О медицине будущий «святой хирург» никогда не мечтал. Он хотел быть художником. Окончив Киевскую художественную школу и проучившись некоторое время живописи в Мюнхене, он вдруг… подает документы на медицинский факультет Киевского университета. «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей», – вспоминал владыка Лука.
В университете он приводил в изумление студентов и профессоров своим принципиальным пренебрежением к карьере и личным интересам. Уже на втором курсе Валентина прочили в профессоры анатомии, но после окончания университета он объявил, что будет… земским врачом. Товарищи по курсу недоумевали. Владыка потом признавал: «Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям».
Операциям на глазах В. Ф. Войно-Ясенецкий стал учиться сразу после выпускных экзаменов, зная, что в деревне с ее грязью и нищетой свирепствует трахома. Приема в больнице ему казалось недостаточно, и он приводил больных к себе домой. Они лежали в комнатах, как в палатах. В. Ф. Войно-Ясенецкий лечил их, а его мать – кормила.
Однажды после операции у него прозрел молодой нищий, потерявший зрение еще в раннем детстве. Месяца через два он собрал слепых со всей округи, и вся эта длинная вереница пришла к хирургу Войно-Ясенецкому, ведя друг друга за палки.
В другой раз епископ Лука прооперировал целую семью, в которой слепыми от рождения были отец, мать и пятеро их детей. Из семи человек после операции шестеро стали зрячими. Это была его работа в больнице в Любаже в Курской губернии.
Он писал: «Чрезмерная слава сделала мое положение в Любаже невыносимым. Мне приходилось принимать амбулаторных больных, приезжавших во множестве, и оперировать в больнице с девяти часов утра до вечера, разъезжать по довольно большому участку и по ночам исследовать под микроскопом вырезанное при операции, делать рисунки микроскопических препаратов для своих статей, и скоро не стало хватать для огромной работы и моих молодых сил».
Потом была земская больница, в селе Романовке, куда он уехал с женой и двумя маленькими детьми из Москвы, где работал над диссертацией, потому что жить было не на что…
Болезни в Романовке приобрели большой размах – и сифилис, и пневмония, и флегмона… два врача, три фельдшерицы и один фельдшер работали сутками и едва справлялись. На прием приходило 100–150 человек. Кроме того, надо было ездить и по деревням или верхом, или на телеге – на участке было 20 сел и 12 хуторов… «На долю одного врача нередко приходится принять до 200 человек. Помещения для приема тесные, душные. В ожидальнях давка и шум, бывают случаи обмороков от недостатка воздуха. О каком-либо выслушивании больного здесь не может быть и речи». Кроме врачебных приемов и выездов на В. Ф. Войно-Ясенецком была и вся хирургия. В своей биографии он писал, что делал в Романовке не менее 300 операций в год.
Владыка Лука исполнял своими служением самую главную заповедь Господа – «А заповедь Его та, чтобы мы веровали во имя Сына Его Иисуса Христа и любили друг друга, как Он заповедал нам» (1 Ин. 3, 23).
Будучи уже в тюрьме он продолжал работу над «Очерками гнойной хирургии», ему хотелось скорее ее закончить. В. Ф. Ясенецкий собирал материалы с особенной любовью, чтобы показать молодым врачам, что топографическая анатомия – основа для диагностики гнойных заболеваний и выработки плана оперативного лечения. Дописывая их он в кабинете, предоставленном начальником тюремного отделения. На заглавном листе написал: «Епископ Лука». Профессор Войно-Ясенецкий…». Так удивительным образом сбылось Божие предсказание, которое владыка Лука несколько лет назад получил в Переславле. Удивительно было и то, что поезд, увозивший святителя в ссылку, долго не мог сдвинуться с места, потому что толпа народа легла на рельсы, чтобы удержать его в Ташкенте.
В ссылках
Первая из ссылок владыки Луки длилась с 1923 по 1926 гг. Помните, как Н. И. Пирогов, считая, что христианский долг велит ему оставить столичный Петербург, добровольно отправился во время Крымской войны в Севастополь, осажденный врагами, где не хватало врачей для помощи раненым. Владыка Лука так же везде где мог – и в ссылках, и в тюрьмах – оказывал помощь всем, кто в этом нуждался, и служил – совершал литургии и всенощные.
На одном из ночлегов во время следования по этапу профессор произвел операцию молодому крестьянину – слесарными щипцами: вытащил из зияющей раны кусок омертвевшего участка кости – огромный секвестр. В Енисейске, в квартире, куда поселили владыку, он ежедневно в течение двух месяцев совершал богослужения, сделал немало больших операций в больнице и вел прием на дому. К нему приходило так много больных, что надо было вести их запись. Начатая в первых числах марта, она достигла июня.
Во всех местах ссылки владыка Лука не отказывал в помощи самым сирым и убогим, не брал ничего за лечение, мог целыми днями возиться с хворыми и грязными деревенскими детишками. Растущая популярность ссыльного раздражала начальство, и его однажды вызвали в ГПУ Он был, как всегда, в рясе и с крестом. Чекист буквально взбесился и заорал: «Кто позволил вам заниматься практикой?» На что профессор ответил, что это не практика, а денег с больных он не берет и отказать им в лечении не может. Всем больным, которые его благодарили, говорил: «Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему». Местные медики, ведущие частную практику, – предприниматели от медицины – стали жаловаться властям на «попа», который производит «безответственные» операции. Секрет открывался просто: владыка Лука лишил их клиентуры.
По его воспоминаниям, от Новосибирска до Красноярска ехали без особых приключений. «В Красноярске нас посадили в большой подвал двухэтажного дома ГПУ Подвал был очень грязен и загажен человеческими испражнениями, которые нам пришлось чистить, при этом нам не дали даже лопат. Рядом с нашим подвалом был другой, где находились казаки повстанческого отряда. Имени их предводителя я не запомнил, но никогда не забуду оружейных залпов, доносившихся до нас при расстреле казаков. В подвале ГПУ мы прожили недолго, и нас отправили дальше по зимнему пути в город Енисейск за триста двадцать километров к северу от Красноярска».
Назначенным местом его первой ссылки стала деревня Хая на реке Чуне – притоке Ангары, до которой ехали на лошадях по замершему Енисею. Дом часто до крыши заносило снегом. Хоть был первый весенний месяц март, стояла глубокая зима. В рукомойнике замерзла вода. Но с глубоким христианским терпением переносил владыка Лука все тяготы ссылки. «Обо мне не заботься, я ни в чем не нуждаюсь», – писал он сыну Михаилу из Енисейска, и через несколько месяцев снова: «Обо мне не беспокойтесь. Господь отлично устроил меня в Хае. Я радостен, глубоко спокоен, никаких нужд не испытываю – монахини с большой любовью заботятся обо мне».
На одном месте долго владыка Лука не задерживался: прожив в Хае 2 месяца, по приказу властей его вновь повезли дальше верхом на лошадях – крайне утомленного профессора пришлось снимать с лошади, потом были лодки и опасные пороги на Ангаре, но утешало его то, что вместе с монахинями, которых везли с ним, под открытым небом они отслужили вечернюю службу. Люди знали из уст других, что к ним едет владыка Лука, едет доктор, спасающей и исцеляющий. В Туруханске толпа народа вдруг опустилась перед ним на колени, прося благословение, в больнице – тоже ждали – просили вести его врачебную работу.