Мы снесем весь этот хлам, заявлял он, и воздвигнем в Москве и других городах Советской России памятники Марксу, Энгельсу, Марату, Робеспьеру, героям Парижской коммуны и нашей революции. Воздвигнем памятники выдающимся умам человечества, ученым и писателям, поэтам и композиторам. Владимир Ильич сам заложил памятник Карлу Марксу. В Москве были заложены и открыты временные памятники ряду выдающихся Революционеров.
Мальков В. П. смарта 1918 г. два года являлся комендантом Московского Кремля. С 1920 – в Красной Армии и на руководящей хозяйственной работе. В 1936 году Павел Мальков был репрессирован, просидел в лагерях ГУЛАГа 17 лет. Был освобожден в 1953 г., сразу после смерти Сталина. С 1954 г. – персональный пенсионер союзного значения. Награждён орденом Ленина (1957). Похоронен на Новодевичем кладбище.
Радостно низвергнутый в Кремле бронзовый крест, исполненный по проекту В. Васнецова, открыл собою длинную череду русских памятников, уничтоженных советскими властями. Этот крест почитался не только как мемориальное сооружение, но являлся символом христианского прощения и примирения. Снесение креста было глубоко символично: он стал первым уничтоженным памятником культуры России, снесенным лично Лениным на коммунистическом субботнике. Отправление на свалку православного креста было в жизни Ульянова-Ленина не первым. Ещё будучи мальчиком-гимназистом, он сорвал с себя и бросил в мусор крест, с которым был крещён. Этот акт антикрещения ознаменовал преображение подростка Володи Ульянова в античеловека, а затем в большевика.
Продажа за рубеж художественных и исторических ценностей, накопленных в России в течение веков, началась практически сразу после прихода большевиков к власти. Теперь массовый экспорт требовал создания предварительных условий. Необходимо было проведение конфискации и национализации «художественных и антикварных ресурсов» страны. А именно: ценностей казны, церкви и царской фамилии, музеев, дворянских усадеб, частных коллекций и просто личных сбережений граждан. Конфискация и национализация начались вместе с Октябрём и продолжались на всем протяжении 20—30-х гг. Они привели к созданию огромного государственного фонда ценностей. С начала 1928 г. экспорт художественных ценностей приобрел плановый характер. «Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей» была преобразована во Всесоюзную государственную торговую контору «Антиквариат» и перешла от Госторга РСФСР в ведение Внешторга СССР. «Антиквариат» должен был «заготавливать» предметы старины и искусства и имел исключительное право реализации их за границей.
Первым председателем правления Антиквариата стал А. М. Гинзбург, бывший заведующий антикварной конторой Госторга и уполномоченный по реализации ценностей. «Гинзбург – хороший товарищ, – отзывался о нем Г. Пятаков на одном из заседаний, – но он только теперь начинает отличать Рафаэля от Рембрандта». Осматривая одну из коллекций Эрмитажа, А. Гинзбург как-то обмолвился: «Неужели же находятся дураки, которые за это платят деньги». Форсированная индустриализация ознаменовалась не только «скачком» в развитии промышленности, но и экспортом художественных и антикварных ценностей. Рост валютных запросов пятилетки привёл к тому, что планируемый вначале экспорт художественных ценностей немузейного значения превратился в распродажу главных музейных фондов страны.
О разграблении музеев страны написано множество книг и сняты фильмы. Это неудивительно – ведь партия и правительство поставили задачу Наркомату внешней торговли пополнить государственную казну 30 миллионами золотых рублей с помощью продажи картин, антиквариата, редких рукописей из фондов музеев для решения задачи социалистической индустриализации.
Организация «Антиквариат», перешедшая в ведение Наркомата внешней торговли СССР, сумела получить из государственных фондов и отправить за границу 2730 картин западноевропейских мастеров. Но, к счастью, 1280 картин вернулись назад из-за начавшегося на Западе кризиса, когда спрос на картины резко упал. Почти полторы тысячи картин пополнили частные коллекции и фонды государственных музеев Европы и особенно США. Это полотна всемирно известных художников – Тициана, Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Боттичелли, Рафаэля, Тьеполо, Веласкеса, Пуссена, Веронезе и многих других. При этом многие картины были проданы по бросовым ценам – за половину или даже четверть той цены, которую можно было бы получить до начала кризиса. Одним из крупнейших покупателей сокровищ из советских музеев был американский банкир и министра финансов США Эндрю Меллон. После смерти Э. Меллона в 1937 г. купленные им произведени стали достоянием Национальной галереи искусств США.
Из Эрмитажа в 1929 г. продали 1052 предмета на сумму 2,2 млн. золотых рублей (1,1 млн. долларов). Через два года валютная выручка составила 9,5 млн. золотых рублей, а годом позже – всего 2,8 млн. так как кризис на Западе окончательно обвалил рынок произведений искусств. Кроме картин, за границу вывозились манускрипты, редкие монеты, гравюры, медали, антикварная посуда и т. п. Тысячи шедевров из коллекции Эрмитажа ушли за бесценок. Большевики продавали полотна Леонардо, Тициана, Рубенса, Рембрандта, Рафаэля, Веласкеса, иконы, редкие книги, предметы роскоши и искусства, коллекционное оружие, императорские регалии, скифское золото и сасанидское серебро.
Самая крупная сделка состоялась в 1934 г., когда Британскому музею за 1 млн. зол. руб. был продан знаменитый «Синайский кодекс» – самый древний на то время полный список Нового Завета. За все произведения искусства и раритеты, проданные за границу в течение шести лет, Наркомат внешней торговли получил приблизительно 25 млн. золотых рублей (12,5 млн. долларов США). Это разграбление художественных ценностей страны едва ли превышает 1,5 % от общих затрат на индустриализацию. Всесоюзная торговая контора «Антиквариат» была закрыта только в 1937 г.
3.9. Голод, организованный большевиками в 1932–1933 гг.
Массовый голод 1932–1933 годов в СССР охватил территории Украины, Белоруссии, Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири, Казахстана. Он вызвал гибель около 8 млн. человек. Вот что пишет историк В. В. Кондрашин в своей книге, посвящённой голоду 1932–1933 годов: «В контексте голодных лет в истории России своеобразие голода 1932–1933 годов заключается в том, что это был первый в её истории «организованный голод», когда субъективный, политический фактор выступил решающим и доминировал над всеми другими».
Российские исследователи считают, что причиной голода 1930-х стали последствия принудительных хлебозаготовок 1929 г. и сплошной коллективизации, начатой в 1930 г., создавшие дефицит продовольствия на селе. Голод явился прямым результатом сталинского курса на ускоренную индустриализацию, требовавшую валютных источников для её осуществления, в том числе увеличения экспорта зерна. С этой целью устанавливались невыполнимые задания для крестьянских хозяйств по хлебосдаче. Сталин подчеркивает в письме от 6 августа 1930 г.: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут».
С 1929 г. партийно-государственное руководство страны приступило к выполнению новой политики в деревне. Высокие темпы коллективизации не учитывали неподготовленность к ней как основных масс крестьянства, так и материально-технической базы сельского хозяйства. Методами и средствами воздействия, которые вынуждали бы крестьян вступать в колхозы, были усиление налогового давления на единоличников, мобилизация пролетарских элементов города и деревни, партийно-комсомольского и советского актива на проведение коллективизации, усиление административно-принудительных и репрессивных способов воздействия на крестьянство, и в первую очередь на его зажиточную часть. Партия перешла от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса.
В результате коллективизации наиболее работоспособная масса здоровых и молодых крестьян бежала в города. Кроме того, около 2 млн. крестьян, попавших под раскулачивание, были выселены в необжитые районы страны. Поэтому к началу весенней посевной 1932 г. деревня подошла с серьёзным недостатком тягловой силы и резко ухудшившимся качеством трудовых ресурсов. В итоге поля, засеянные в 1932 г. на Украине, Северном Кавказе и в других районах, зарастали сорняками. На прополочные работы были направлены даже войсковые части Красной Армии. Это не спасало, но при урожае 1931—32 годов было достаточным, чтобы не допустить массового голода. Потери зерна при уборке выросли до беспрецедентных размеров. В 1931 г., по данным Народного комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции, при уборке было потеряно более 15 млн. тонн (около 20 % валового сбора зерновых), в 1932 потери оказались ещё большими. На Украине на корню осталось до 40 % урожая, на Нижней и Средней Волге потери достигли 35,6 % от всего валового сбора зерновых. Данные зерновых балансов СССР в начале 1930-х годов, реконструированные Робертом Дэвисом и Стивеном Уиткрофтом по архивным источникам, свидетельствуют о том, что наблюдалось резкое падение сбора зерновых на протяжении двух лет подряд – в 1931 и особенно в 1932 г., когда урожай был в лучшем случае на четверть меньше урожая 1930 г. и на 19 % меньше официальной цифры. Скрупулезный анализ разных источников, включая материалы переписи 1937 г., получили оценку избыточной смертности в 1932–1933 годах в СССР в размере 4,2–4,3 млн. человек, из них 1,9 млн. на Украине, примерно 1 млн. – в КазАССР, остальное приняла на себя Россия, прежде всего Северный Кавказ и Поволжье, а также Центральный и Центрально-Черноземный районы, Урал и Сибирь.
Для промышленных центров хлебные ресурсы добывались любыми способами, в том числе за счет фуражного зерна. Поэтому зимой 1931—32 гг. произошло резкое сокращение поголовья рабочего и продуктивного скота с начала коллективизации. Обобществленный скот нечем было кормить. Согласно зерновому балансу, составленному Дэвисом и Уиткрофтом, в 1932 г. на корм скоту доставалось вдвое меньше зерна, чем в 1930-м. Пало 6,6 млн. лошадей – четвертая часть из еще оставшегося тяглового скота, остальной скот был крайне истощен. Общее поголовье лошадей сократилось в СССР с 32,1 млн. в 1928 г. до 17,3 млн. в 1933-м.