Сказывалась нехватка квалифицированных кадров и недостаточный уровень образованности и культуры широких слоев населения, в том числе рабочего класса. Основным источником его пополнения в годы пятилеток служило крестьянство. В СССР жилищная норма на человека составляла в 1926–1928 годах порядка 5,9 квадратного метра на человека, в 1933-м—5,2, в 1937-м—4,2 и в 1940-м—4,0 квадратного метра на человека. Во многих быстрорастущих города жилищная норма составляла даже от 4,2 кв. метра в Свердловске до 1,6 кв. метров в Магнитогорске.
Трудности 1930 г. на Магнитострое касались не только политзаключенных и спецпереселенцев. Строители прибывали тысячами, а жилья для них не было, возникали палаточные городки. Фотодокументы подтверждают, что поселки из палаток появились в марте 1930 г. Население на Магнитострое росло стремительно за счёт осуждённых к высылке. В Магнитогорске, например, в период первой пятилетки насчитывалось восемь основных групп населения:
1. Советское руководство и иностранные технические специалисты – 2–3 %;
2. Коммунисты и комсомольцы – 10 %;
3. Вольнонаемные – 30–35 %;
4. Спецпоселенцы (кулаки) – 25 %;
5. Спецпоселенцы («эмигранты») – 1,25 %;
6. Заключенные – 12 %;
7. Пораженные в правах (лишенцы) – 0,02 %;
8. Прочие категории – 13,73 %.
Эти группы постоянно изменялись по персональному составу, но в процентном соотношении оставались практически неизменными. Так, например, к концу 1932 г. приблизительно 35 тысяч магнитогорских «кулаков» (а это каждый четвёртый житель города) обитали в палаточном городке.
Например, в сентябре 1930 г. в городе обитало 40 тысяч, в декабре—60 тысяч жителей, а новая зима пришла раньше обычного. 5 октября 1930 г. секретарь Магнитогорского райкома партии Г. К. Румянцев направил в Уралобком телеграмму: «В связи сильными холодами положение на стройке угрожающее. Выпал снег. Отсутствие топлива, бараки не отапливаются, 3500 рабочих живут в палатках. Если ближайшие два-три дня максимум не будет заброшено теплой одежды – полушубки, ватные телогрейки, брюки, – 5000 рабочих уйдут с работы».
В некоторых бараках и палатках температура зимой была плюс один-два градуса. Такие же бараки были у спецпереселенцев и у «контры», «итэкашников», т. е. у тех, кто был осужден по пятьдесят восьмой статье. А люди работали зимой, в снегу, приходили мокрые. Многие не имели возможности высушить даже портянки. Они умирали сотнями.
Окоченевали за ночь в бараках от голода и холода, не просыпались. Морозы были за сорок градусов, питание плохое, ни теплой одежды, ни ватных одеял.
В зиму 1932—33 годов, когда температура воздуха часто опускалась ниже сорока градусов, умирал каждый десятый житель палаточного городка, не вынеся тяжелых условий жизни и недоедания. Практически ни один ребенок младше десятилетнего возраста не пережил эту зиму. Но уже в следующем году численность «кулаков» пополнилась, и далее вплоть до 1938 г. Эта категория неизменно насчитывала около 30 тысяч человек. Основным источником его пополнения, особенно в годы первой пятилетки, было крестьянство, выходцы которого на протяжении 30-х годов составляли большинство рабочего класса.
Наконец, в 1935 г. был отменены карточки. Всенародно страна обсуждала Конституцию. Затаив дыхание, следили за полетом В. Чкалова и его экипажа через Северный полюс. Восторгались папанинцами, как и челюскинцами, радовались фильму «Чапаев». Радио, звуковое кино, первый в стране метрополитен – все воспринималось как утверждение советского образа жизни, идеалов социализма, и придавало импульс общему движению вперед. Феномен 30-х годов заключается в том, что так называемая административно-командная экономика сочеталась с энтузиазмом миллионов, с безграничной верой в идеи Великого Октября. Это было возможно в результате активной деятельности большевистской партии, которая с необычайной энергией вела в массах организаторскую и идеологическую работу.
Однако с первых лет первой пятилетки началось постепенное закрепощение населения. В 1932 г. был введен паспорт, отмененный в год революции. Вскоре были введены обязательные трудовые книжки, в которых отмечался производственный путь рабочего. В целях уменьшения текучести рабочих кадров была введена система прописки. По закону от 15 ноября 1932 г. за неявку на работу предусматривалось немедленное увольнение, лишение продовольственных карточек, выселение с занимаемой жилплощади. За период с 1926 по 1929 г. прямое налогообложение (промышленный налог на частный сектор, сельскохозяйственный и подоходный налоги) в денежном выражении выросло почти в два раза. Размер акцизного сбора за этот период удвоился и составил треть всех налоговых поступлений. Начиная с 1927 г. начали выпускать государственные займы, подписка на которые стала почти принудительной. Несмотря на традиционные источники промышленного роста, хотя и гипертрофированные, не финансы регулировали экономическую жизнь страны, а волевые решения партийно-государственных структур.
Особо трудные времена для колхозников наступили с введением в 1932 г. паспортной системы в СССР. Паспорта могли получить только жители городов, рабочих поселков, новостроек. Колхозники паспортов не получали. При желании переехать в город, сменить работу и т. п. крестьяне получали справку из сельсовета, но это было непросто, т. к. ограничивалось многими обстоятельствами. Таким образом, до середины 1960-х годов колхозники были принудительно прикреплены к земле, работали как на барщине, получая за свой труд мизерную плату. Были удивительные результаты первых лет коллективного ведения сельского хозяйства. Предполагалось, что валовой сбор зерна после объединения крестьян увеличится вдвое, но в действительности он снизился в 1928–1934 г. почти на 8 %. Средняя урожайность зерна в 1932 г. составила 5,7 центнера с га против 8,2 центнера в 1913 г. При этом заметно возросли объемы государственных заготовок зерна. Насильственная коллективизация привела к снижению эффективности сельскохозяйственного производства, поскольку принудительный труд оказался менее производителен, чем свободный труд в частных хозяйствах.
Об уровне эффективности сельскохозяйственного производства в конце 1930-х годов можно судить по показателю, характеризующему долю единоличных и подсобных хозяйств в производстве основных видов продукции. В них производилось 65 % картофеля, 48 % овощей, основная масса фруктов и ягод, 12 % зерна, кроме этого 72 % всего мяса в стране, 77 % молока, 94 % яиц. И это при том, что на долю таких хозяйств приходилось лишь 13 % посевных площадей страны, и там не было никакой техники, по сравнению с колхозами. Следовательно, основная часть продовольствия, как и до коллективизации, поступала от единоличных хозяйств и приусадебных участков крестьян.
В 1934 г. в стране было около миллиона заключенных, через пять лет уже 1,5 миллиона. При этом с 1930-х годов в стране были миллионы «спецпереселенцев», т. е. административно сосланных. С 1930 г. основную массу их составляли раскулаченные, с середины 30-х годов к ним добавились «национальные контингенты». Уже в 1934 г. было создано так называемое «тыловое ополчение», в котором применялся принудительный труд. В 1937 г. были созданы многочисленные строительные части РККА. В 1940 г. был принят т. н. «закон об опозданиях», по которому многие сотни тысяч человек были посажены в тюрьму, а еще большее количество было приговорено к исправительным работам. Тогда у виновных вычитали в пользу государства до трети заработка. В то же время была введена плата за учебу в старших классах школы и создана система ФЗУ с их полувоенным режимом. Уже с конца 20-х в широких масштабах проводились акции устрашения инженерского корпуса (дело «Промпартии» и пр.) как рассадника потенциальных лидеров недовольства населения. Более того, в течение 30-х годов во все возрастающих масштабах использовался принудительный труд специалистов в «шарашках»– так, в Колпино, на Ижорском заводе, существовало «спецКБ», проектировавшее в годы первых пятилеток гигантский комбинат. То же самое происходило и в авиации.
5.4. «Вместо благодарности – расстрел»
Анализ последних лет показал, что планы всех пятилеток 30-х годов выполнены не были, хотя для участников событий официально утверждалось, что это произошло даже досрочно. Официально за первую пятилетку было построено 1500 фабрик, заводов и иных промышленных объектов, за вторую—4 тысячи таких объектов, за три года третьей пятилетки—2900 объектов. За 30-е годы было ведено в строй около 9 тысяч объектов, но большинство из них было не достроено и годами «функционировало» только на бумаге.
Например, в течение 2 лет не могли наладить производство на Сталинградском тракторном заводе (СТЗ). За это власть отыгралась на многочисленных «красных директорах». В 1937–1938 гг. тысячи их были расстреляны или попали в лагеря. К сороковым годам методом «неестественного отбора» был выкован «тип сталинского директора», готовый выполнять любые, даже самые нереальные приказы начальства, не жалея сил и жизней своих подчиненных.
В качестве примера можно привести судьбу первых трёх директоров СТЗ. Первый директор Василий Иванович Иванов прибыл в Сталинград в октябре 1928 г.: там он увидел лишь голую степь и колышки под фундамент будущего гиганта тракторостроения. Сам Иванов в те дни не вылезал со стройки. Казалось, что от перенапряжения можно свалиться, но он не сдавался. Иванов взял на себя большой риск. Он начал закладывать фундаменты цехов до прибытия машин из Америки. Именно в США он стажировался, изучил английский язык и теперь мог лично вести переговоры с заокеанскими поставщиками. Директор строительства сумел овеять революционной романтикой гигантскую стройку: с невиданным энтузиазмом работали комсомольцы-семитысячники при лютом морозе, монтируя высотные конструкции. К 12 февраля 1930 г. основные цеха были готовы. Из Америки шло оборудование. Монтаж завода превратился в одну победоносную битву. Наконец, летом 1930 г. с конвейера завода сошел первый трактор – подарок XVI съезду партии. Гремели духовые оркестры – это был звездный час В. И. Иванова. За свой подвиг он получил приветственную телеграмму Сталина и орден Ленина. Осенью 1930 г. Иванов заболел, руководить заводом не смог. После выздоровления был направлен в Балхаш, где стал начальником строительства медеплавильного комбината. Первая балхашская медь была получена 24 ноября 1938 г., но к этому времени В. И. Иванова уже не было в живых. За восемь месяцев до этого он был осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР и расстрелян как враг народа. Реабилитирован через 20 лет.