Российский анархизм в XX веке — страница 105 из 164

2395.

Кроме того, власти пытались использовать сверхлояльную часть анархистского движения для ведения просоветской пропаганды среди анархистов в странах Европы и Америки. В 1919–1922 гг. такую роль играли «анархо-большевики» И.С. Гроссман-Рощин и Г.Б. Сандомирский. В 1922 г. последний распространял среди отечественных и зарубежных анархистов тезисы доклада «Международное анархистское движение», в которых изложил собственную политическую позицию. Выступая в поддержку международного революционно-синдикалистского движения, признавая анархо-синдикалистскую модель социальной революции и отвергая «диктатуру пролетариата» в лице «так называемой рабоче-крестьянской государственной власти», он приветствовал рост коммунистических партий и призывал оказывать им и Коминтерну «всемерную поддержку» в борьбе против «соглашательских социалистических или демократических партий». Также, призывая «блокироваться с коммунистами в их антивоенных и антиимпериалистских выступлениях на Западе», Сандомирский призывал к защите Советской России, прославляя «завоевания Октября» и Красную армию. Считая закономерным «соперничество анархистов и коммунистов внутри синдикальных организаций», он призывал к союзу с Профинтерном в рамках борьбы против реформистских профсоюзов, руководимых независимыми профсоюзными деятелями или социал-демократами. В настоящий момент, полагал он, анархистам необходимо создавать «единый левый рабочий блок» в составе участников анархистского движения, коммунистов и революционных синдикалистов2396. Логично, что подобные идеи не вызывали возражений со стороны руководства РКП(б) и были вполне в русле ее политики. Совершенно по-иному, однако же, реагировали на предложения Сандомирского российские анархисты. Так, А.А. Боровой подверг его критике, указывая на неискренность и искусственность ряда положенией, высказанных им в тезисах2397.

Для более успешного ведения пропаганды такого рода идей в международном анархистском движении требовалось расширить круг пропагандистов, сделав его более разнообразным. Поэтому в марте 1922 г. Президиум ИККИ, Профинтерна и Политбюро ЦК РКП(б) решили положительно вопрос об отправке за рубеж представителя СОА С. Барона2398.

Весьма точную оценку деятельности Гроссмана, Сандомирского и др. «анархо-большевиков» дали анархисты В. Волин, А. Горелик и А. Комов. «Анархизм в России находится вне закона. Анархисты истребляются в массовом масштабе, всеми мерами и способами, на основании простых постановлений чека, особых отделов и т. д. При этом советская власть усиленно скрывает свое черное дело от рабочих других стран, нагло их обманывая. Несколько ренегатов анархизма, находящиеся под ее крылом, оказывают ей огромное содействие в этом обмане. Всякий раз, когда за границей в революционной среде возникает вопрос о гонении на анархистов в России, – советская власть устами своих представителей заявляет: „Помилуйте, анархисты у нас пользуются полной свободой исповедовать и распространять свое учение; они имеют свои клубы и свою прессу“, – и кивает при этом прежде всего на ренегатов, давно предавших анархизм, готовых утверждать и подтверждать что угодно. – „Мы никогда не преследовали анархистов за их идеи; мы преследовали и преследуем лишь бандитские и уголовные элементы в анархизме, прикрывающиеся его именем“. […] Еще не так давно Чичерин с бесстыдным лицом заявлял итальянским анархистам о том, что в русских тюрьмах нет идейных анархистов. А бывший анархист Сандомирский призывал тех же итальянских товарищей к единому фронту с большевиками, уверяя что они – подлинные революционеры»2399. Тем не менее в 1923 г. Сандомирский был вычищен из НКИД секретной Экзаменацинно-проверочной комиссией2400.

Было бы все же несправедливым утверждать, что все анархистские организации, действовавшие легально, были всего лишь марионетками РКП(б). Скорее, их лидеры пытались лавировать, вести свою политическую игру, чтобы спасти движение от разгрома и сохранить возможности для легальной работы, продолжая характерную еще для периода Гражданской войны практику поддержки Советской власти. Эту линию характеризуют обращения членов ВФА (от 22 января 1924 г.), а также Центрального и Московского секретариата анархистов-биокосмистов (26 января 1924 г.) с выражением скорби по случаю смерти В.И. Ленина2401. При этом попытки анархистов-биокосмистов выразить какие-либо идеи сверх того, что было выгодно правящей партии, цензура строжайше пресекла. В итоге цензорами из текста было изъято все, что было связано с концепцией биокосмизма. Переработанный ими текст совершенно утратил идейное своеобразие, сохранив лишь апологетику советского строя2402. Сандомирский в январе 1924 г. опубликовал статью «Ленинизм и бакунизм», в которой доказывал связь между идеями Ленина, сформулированными в 1917 г. и социально-политической концепцией Бакунина2403. Заявление членов ВФА встретило осуждение русских анархистов-эмигрантов, которые сочли его провокационным, поскольку газеты компартий стали использовать этот текст, чтобы доказать, что в СССР анархисты якобы не подвергаются преследованиям2404.

Попытки доказать представителям власти необходимость легализации всего анархистского движения и полной политической амнистии для его участников, обосновывая укрепление авторитета СССР в международном рабочем движении и необходимость предотвратить уход в подполье анархистов в СССР, предпринимали Атабекян (в опубликованных им статьях «К положению анархистов в России» и «К признанию Советской власти» и «Не настало ли время? (За административно осужденных)»), а также А.А. Карелин и Г.Б. Сандомирский в своих письмах ЦК РКП(б)2405. «Для судьбы революции вопрос стоит ребром: или она должна развиться дальше, в сторону анархизма, – в направлении независимой кооперации, свободных профессиональных союзов, отделения общественных служб от государства, словом, народной самодеятельности во всех ее видах, или же завтра мы очутимся в тисках восстановленного в полном объеме капитализма. Если революционный энтузиазм и ясность мышления не окончательно погасли в руководителях советской власти, то они должны прекратить свои пагубные преследования против идеологов революционной самодеятельности народных масс и борцов на этом пути»2406, – тщетно призывал Атабекян, выдвигая при этом лозунг «немедленной и полной» амнистии анархистов. «Только при условии прекращения беспричинных преследований, направленных против идейных анархистов, может выработаться в России тот общий фронт левых революционных течений, который уже осуществляется в Западной Европе с анархистами-синдикалистами»2407, – писал Атабекян Дзержинскому 6 апреля 1923 г., протестуя против закрытия «Почина».

Аналогичные аргументы выдвинул и куда менее оппозиционно настроенный по оношению к большевикам Сандомирский в своем письме в ЦК РКП(б) от 4 января 1923 г.: «Единый фронт с синдикалистами и анархистами Запада невозможен до того момента, пока в России анархисты будут сидеть в тюрьме за свою пропаганду, пока не будет допускаться их издательская деятельность и они будут лишены всякой возможности организоваться. […] Эти слова целиком относятся к освобождению всех заключенных и возвращению высланных. Без этих прелиминарных мер все толки о едином фронте, конечно, останутся только словами, – и вынужденная кампания за их освобождение будет продолжаться на Западе. […] Репрессии по отношению к анархистам должны быть отменены особым актом Советского правительства»2408, – писал он. В своем письме в ЦК РКП(б) от 26 февраля 1923 г. призывал к амнистии товарищей Аполлон Карелин: «Я думаю, что полная, широкая амнистия (а не урезанные полуамнистии царского типа) настолько же укрепит уважение к советской власти, насколько подрывает на Западе и у нас преследование лиц, отнюдь не стремящихся к захвату политической или какой-либо другой власти, и чуждых чего-либо похожего на уголовное преступление»2409.

Одновременно летом 1923 г. власти попытались провести официальный роспуск анархистских организаций. С этой целью группа бывших анархистов, «анархо-большевиков», во главе с И. Гейцманом, подготовила декларацию о роспуске движения и вступлении в РКП(б). Текст этого документа 25 августа был официально утвержден ЦК РКП(б). Конференцию созвать не удалось, поскольку ренегатов нашлось крайне немного. В силу этого декларация вышла в печать за подписью 10 (по др. данным – 11) чел. (И.И. Базыльчук (Шидловский), П. Белковский, А.З. Виноградов, И.М. Гейцман, Д.Ю. Гопнер, А.П. Лепин, М.М. Михайловский, Э. Ротенберг, Л.Г. Симонович, Е. Тиновицкая)2410.

В этой ситуации легально действующие анархисты пытались встроить свою активность в рамки, приемлемые для существующего политического режима, сочетая его признание с достаточно острой критикой принципиально недопустимых с анархистской точки зрения аспектов его политики. Так, Атабекян в одной из своих статей в марте 1923 г. охарактеризовал как «государственный капитализм» социально-экономическую модель, построенную в СССР в период НЭПа: «Итак, новая экономическая политика означает отступление от немедленного коммунизма к государственному капитализму. […] Если основным признаком капитализма является система наемных рук, то государственный капитализм в полном объеме должен был бы означать переход в руки государства всей промышленности, пользующейся наемным трудом. Сдача в аренду тех или других предприятий, заключение концессий или даже оставление мелкой капиталистической промышленности в руках частных предпринимателей является нарушением цельности системы. Частичное владение государством капиталистическими предприятиями существует и в буржуазных странах, оно имело место также в царской России. Поэтому основную разницу между нашим государственным капитализмом и буржуазным нужно искать не в наличии более или менее крупных государственных предприятий, а в идеологии правящей партии»