2441, – так он завершил свое выступление.
Вокруг музея возникали и другие легальные анархистские организации, чаще всего носившие просветительский и историко-мемориальный характер. Так, в мае 1926–1927 гг. действовал «Бакунинский комитет», образованный московскими анархистами с целью подготовки мероприятий и издания сборника, посвященного 100-летию со дня смерти М.А. Бакунина. Предполагалась также работа по открытию его музея. Во главе комитета находился Секретариат в составе А.А. Борового, М.П. Сажина, А.А. Солоновича и И.В. Хархардина. В Музее имени П.А. Кропоткина была организована выставка, посвященная Бакунину. 1 июля 1926 г. в Политехническом музее состоялся вечер в его память, в котором приняли участие известные анархисты. Вскоре под редакцией Борового был издан сборник «Михаилу Бакунину. 1876–1926. Очерки истории анархического движения в России». Секретариат Бакунинского комитета также вел переписку с анархистами-эмигрантами.
В конце марта 1926 г. был создан Комитет по увековечению памяти А.А. Карелина. В его состав входили 30 чел. Среди них четверо родственников Карелина (брат, сестра, племянница и ее муж). Известны фамилии некоторых членов комитета: А.В. Андреев, Г.И. Аносов, Д.А. Бем, Н.К. Богомолов, М.М. Брендстед, М.А. Карелин, Л.В. Кафка, К.Н. Медынцев, А.А. и А.О. Солонович, И.Н. Уйттенховен, И.В. Хархардин и В.С. Худолей. Его заседания проходили на квартире Солоновичей. Многие из участников комитета одновременно состояли в кружках анархо-мистиков. Целью его деятельности было изучение и издание идейного наследия Аполлона Карелина и создание музея его имени. Своими хлопотами члены комитета добились устройства вдовы Карелина, Е. Карелиной, в Дом Ильича (дом инвалидов) и выплаты персональной пенсии его сестре. В пользу комитета были проведены два концерта. Первый – в помещении ОПК, второй – в зале Академии художеств. В состав Секретариата Карелинского комитета входили А.В. Андреев, Н.К. Богомолов, М.М. Брендстед, К.Н. Медынцев, А.О. Солонович и И.Н. Уйттенховен. Они вели переписку с анархистскими организациями эмиграции, информируя их о деятельности «Черного Креста помощи заключенным и нуждающимся анархистам». Велись протоколы заседания Комитета, книга которых была изъята при аресте А.А. Солоновича в 1930 г. В 1927 г. из него вышли Хархардин и Худолей. После арестов московских анархистов в 1929 г. собрания комитета были прекращены. Официально же он прекратил существовашие в 1930 г. в результате арестов его участников. К этому моменту в его составе оставались А.В. Андреев, Г.И. Аносов, Н.К. Богомолов, А.О. Солонович, И.Н. Уйттенховен и четверо родственников Карелина.
Сталкиваясь с активной деятельностью анархистов и все возрастающим интересом к их деятельности со стороны широких слоев населения, правящая партия шла по пути постепенной ликвидации анархистских организаций. Так, уже к началу 1922 г., в результате арестов ее лидеров, прекратила свое существование ВСАУ. В июле 1922 г. вышло очередное циркулярное письмо ОГПУ по анархистам, предписывавшее вести со сторонниками безвластия борьбу путем арестов. Но главную роль должно было сыграть «внутреннее осведомление», призванное «парализовать работу анархистов»2442. В 1923 г. были закрыты клуб и типография пананархистов в Москве2443, но затем вновь открыты по рекомендации заместителя председателя ГПУ И.С. Уншлихта, заявившего: «Существование этой группировки в Москве с клубом и типографией, как компрометирующей анархистское движение в целом, – желательно»2444. В 1924 г. была ликвидирована Организация анархистов-универсалистов (интериндивидуалистов)2445, а ее лидер А. Гордин вместе со своей женй З. Ворониной бежал через границу в Китай2446. В следующем году, после голодовки, ареста и помещения в психиатрическую больницу его брата, З.-В. Гордина, требовавшего разрешить ему выезд в Мексику с целью распространения изобретенного им языка АО, была закрыта руководимая им «Всеизобретальня»2447. В октябре 1925 г. в результате самороспуска прекратили свою деятельность секретариаты Всероссийской федерации анархистов (ВФА) и Всероссийской федерации анархистов-коммунистов (ВФАК)2448, в 1929 г. был закрыт издательский и книготорговый кооператив «Голос труда»2449, в 1930 г. – Анархическая секция Музея П.А. Кропоткина2450. В этой ситуации даже руководство Кропоткинского музея, близкой анархистам общественной организации, периодически отказывало им в праве на ведение пропаганды в своих стенах, что послужило причиной конфликтов между ними в 1925 и 1928 гг., приобретших характер скандала, вышедшего на международный уровень2451.
Реакцией анархистов на эти тенденции стал постепенный переход к нелегальным формам борьбы и организации. Весьма интересным примером здесь является деятельность группы активисток Анархистского Черного Креста – организации помощи заключенным-анархистам, действовавшей при ВФАК. В конце сентября 1923 г. в Москве были арестованы студентки медицинского факультета I МГУ Елизавета Евгеньевная Ганьшина, Галина Федоровна и Людмила Федоровна Лях, Елена Григорьевна Писаревская (Залингер), Татьяна Романова. Они собирали продукты питания и деньги в помощь другим анархистам и, вероятно, по этой линии поддерживали опосредованные контакты с А. Карелиным. Кроме того, Писаревскую обвиняли в том, что на ее квартире в течение нескольких дней ноября 1922 г. нашли временное пристанище бежавшие из тюрьмы анархисты Д. Коган-Рубин и И. Ахтырский, а также покинувшая место ссылки анархистка М. Вегер. Писаревская была осуждена к 2 годам ссылки, которую отбывала в Ташкенте, а затем – в Коканде и Фергане2452. Елизавета Ганьшина и арестованная ранее по тому же делу Е.А. Лютович-Литвинова отбыли три года заключения в Соловецком концлагере2453.
Имели место и попытки вернуться к практике экспроприаций, столь популярных в анархистской среде в дореволюционные годы, а затем получивших применение в деятельности «анархистов подполья» в 1919 г. Так, 9 августа 1923 г. анархист П. Фисун, вернувшийся в Полтавскую губ. после освобождения из Бутырской тюрьмы, попытался совершить экспроприацию кассы Полтавского окружного финансового отдела. Экспроприатор был на месте преступления схвачен сотрудниками ГПУ, знавшими о его намерениях от осведомителя, внедренного в анархистскую среду2454.
Под влиянием репрессий и сокращения возможностей какой-либо легальной работы начинается отход от анархистского движения части его активистов. А.А. Боровой в своих дневниковых записях от 6 июня 1934 г. отмечает это обстоятельство, говоря о вынужденной беяздеятельности, усталости от долгих, бесконечных арестов, ссылок и тюрем. Впрочем, его выводы имели отношеине и к более раннему периоду – началу 1920-х гг.: «„Типов“ отхода было несколько. Одни уходили, п[отому] ч[то] не могли оставаться без живого, реального дела. Их томила вынужденная бездеятельность. Такими были – тт. Альфа (Аникст), занявший видное место среди советских работников, пожалуй, Ярчук. Другие уходили от „усталости“ – Рубинчик и др. Третьих – мучили соблазны карьеры. Таковы были – Новомирский и гораздо более мелкие Сандомирский и Алейников. (Последний, кажется, худо кончил)»2455.
В отчетах руководства ОГПУ отмечается все большее количество нелегальных анархистских групп2456. Так, ВФА помимо легальных структур имела подпольные организации, например – в Петрограде2457. В середине 1920-х гг. активно действовали созданные ее лидерами (А.А. Карелиным, А.А. Солоновичем, Н.И. Проферансовым, Н.К. Богомоловым) подпольные кружки «анархо-мистиков», организованные по системе эзотерических орденов и ориентированные на работу среди студенчества и интеллигенции. В 1925–1930 гг. анархо-мистическая сеть распространила свою деятельность за пределы Москвы, создав парамасонские орденские структуры в Нижнем Новгороде, Сочи, Ленинграде и др. городах2458.
Следует сказать немного о мировоззрении анархо-мистиков. Они пытались подвести под идеи анархизма обоснование с позиции религиозных, эзотерических учений, опираясь, прежде всего, на гностические христианские идеи. Основную роль в создании этого течения сыграл А. Карелин – автор большинства орденских легенд и др. текстов. Кроме того, как мы можем судить по трудам другого видного представителя анархо-мистиков, А. Солоновича, учение Кропоткина они трактовали как этическое, далекое от принципов и практики классовой борьбы: «Благодаря углубленной способности сопереживания – его опыт становился все больше и позволял ему легко прозревать сквозь оболочку условностей, сквозь искусственные перегородки социальных неравенств – то общечеловеческое в страдании, что присуще каждой душе, несмотря на все ее индивидуальное и личное своеобразие… Поэтому же он никогда не мог стать на точку зрения классовой борьбы и т. п. схематизации»2459. Уже сам выбор Кропоткиным пути революционера, анархиста был обусловлен этическим чувством сострадания, на что Солонович указывает как на один из главных аргументов своей трактовки идей Кропоткина2460. Принимая, как одну из основ собственного «анархо-мистического» учения, этику взаимопомощи Кропоткина, Солонович отвергал даже материалистический характер его философской концепции: «Материя нисколько не противоположна духу, и раз она живет и мыслит, она ничего общего с материей метафизической не имеет, а так как название для той или другой философской системы дается в области философии же, то там под формой материализма понимается совершенно определенное учение. Но это учение совершенно не совпадает с тем материализмом, о котором говорят Бакунин и Кропоткин. Поэтому точнее было бы назвать это не материализмом, а реализмом, потому что оно прежде всего хотело считаться с реально существующим»2461.
Обращение Кропоткина преимущественно к общественной жизни и коллективистским ценностям, полагал Солонович, перечеркнуло возможность утверждения этического характера его учения, выдвинув в фокус его внимания социально-экономическую и политическую борьбу. Полная переориентация интересов Петра Алексеевича на этические проблемы была возможна при постановке в центр его исследований личности как таковой, однако он сосредоточил внимание на социальной природе человека и связанных с ней факторах. Итогом стала «философская беспомощность» Кропоткина перед проблемами личности: «Для него остается наглухо и навсегда закрыта внутренняя сторона личности, что предохраняет его от многого, делает его цельным, но зато и не дает ему возможности глубже взглянуть на жизнь и самих людей. Сама личность в силу этого истончается перед его глазами, делается прозрачной и сквозь нее Кропоткин видит одну только массу»