Российский анархизм в XX веке — страница 127 из 164

Наконец, есть с хитро-мудрыми способностями, хамелеоны, приспособляющиеся и проскальзывающие в господствующую партию и тем добивающиеся тоже преимущества в виде команд[ных] высот, бытовых благ и подкожного жира, такого, когда кожа теряет совершенно способность краснеть и ее заменяет партбилет, – это советские бизнесмены, фактически ничем не отличающиеся от американских»2847.

Важную роль в этих цитатах занимает обращение к марксистскому догмату об «отмирании государства». Так, в «Квадратуре круга» Андреев специально сопровождает рассказ о репрессиях, которым были подвергнуты в СССР участники анархистского движения, цитатами из работ Сталина, характеризующими будущее коммунистическое общество. Среди них и утверждение о безгосударственном характере этого общества. Далее следует закономерный вопрос: «Я удивляюсь: против подобной отдаленной перспективы не будут возражать ни анархисты, ни неонигилисты… Но, улита едет и когда-то будет, а теперь?! […] иди на Голгофу, и всю жизнь будут распинать тебя по тюрьмам, лагерям, ссылкам и поощренно дискриминировать»2848. Указывая на идеи об «отмирании государства» в коммунистической идеологии, Андреев указывает на очевидное противоречие в реальной политике советской номенклатуры и провозглашаемых ее идеологами принципов. Подобно советским диссидентам-правозащитникам 1960-х – 1970-х гг., исходившим из принципа «соблюдайте вашу конституцию», он говорит: следуйте принципам вашей идеологии! Как последовательный анархист, он как будто задает вопрос: «Марксисты, когда же ваше государство отомрет?»

Как видим, воспоминания А. Андреева полны критических замечаний в адрес сложившейся в СССР системы общественных отношений. Советский Союз, с его точки зрения, – капиталистическое государство, управляемое «советскими бизнесменами» (номенклатурой, бюрократией). Его правящий класс, по своему отношению к власти и, что главное, – к собственности, «фактически ничем» не отличается от правящих классов капиталистических стран, в том числе такой «эталонной» для капитализма страны, как США. В работе «Что такое неонигилизм?», анализируя основные признаки эксплуататорского (в том числе и капиталистического) общества, Андреев указывает на наличие этих элементов и в СССР: «семья, собственность и государство – краеугольные камни капиталистического общества, а не коммунистического»2849.

Указывает он и на пропасть, зияющую между принципами, провозглашаемыми советскими идеологами, и советской же реальностью: «коллективность провозглашена, а она, по своей сущности, означает ассоциацию сознательно свободных личностей, в отличие от стада людского, не могущего обходиться без вождей»2850. Здесь он также открыто проводит параллель с обезличивающим влиянием реалий капитализма: «Прививкой стадного мышления ныне практикуется фашистская Америка, она задает тон обезличивания. А самое страшное и деспотическое, это – стремление одеть мундир на идеи, к чему вели некоторые марксисты»2851. Как мы видим, здесь содержится очевидный намек на идеологический контроль над духовной жизнью человека в СССР. Таким образом, приводя сравнение советской и западной моделей развития, Андреев констатирует как факт: установившийся в СССР общественный строй ничего общего не имеет с пропагандируемым официально идеалом коммунизма. В работах «Квадратура круга» и «Что такое неонигилизм» он открыто говорит о репрессиях против инакомыслящих и даже против потенциально опасных групп населения в годы правления И. Сталина, указывая, что «в СССР анархисты загнаны на дно социальной пирамиды, задушены большевиками и бесстыдно оклеветаны и затравлены монополистической печатью»2852. Более того, А. Андреев проводит связь между установившимся в СССР тоталитарным режимом и многовековыми бюрократическими и самодержавными традициями российского государства, «мундированием и павлиньим оперением, полученным в СССР по наследству от бояр и дворянства»2853. Против слоя «советских бизнесменов» Андрей Никифорович и направляет остроту своей критики.

Безусловно, для работ Андреева периода «оттепели» характерны надежды на постепенную демократизацию политического строя в СССР. Отмечая сложившееся на международной арене разделение политических сил вокруг двух коалиций великих держав, он надеялся, что в условиях борьбы с капиталистическим окружением, будучи вынуждены создавать блок левых сил на Западе, «большевики образумятся наконец, прекратят травлю и преследования анархистов, что имело место на протяжении тридцати лет, фактически со дня смерти Ленина»2854. Этим изменениям, по его мысли, должны были способствовать назревавшие в мире «революционные битвы»2855. Говоря о противостоянии двух военных блоков, Андреев полагал, что в условиях столкновения между ними анархисты всего мира должны поддержать Советский Союз. Такой выбор он аргументирует с позиций общелевой солидарности: «Америка со своими фашиствующими сателлитами, нагло, незамаскированно окружает СССР военными базами, не скрывая того, что готовится задушить „коммунистические страны“. „Волею судеб“ мы, анархисты, не можем быть нейтральными»2856.

Отметим, однако, что кредит доверия, оказываемый А. Андреевым «социалистическим» странам не безграничен, что видно из его же слов. Доверие это основано на пожелании перемен, причем – достаточно радикальных: «Надо развязать руки и умы людей, творя коллективность не по шаблону и стандарту, не ожидая, когда „отомрет государство“. Пора изживать терминологию и психологию царских бюрократов, вклинившиеся в наш обиход… Пора изъять из советского права такие словеса, как – „казнь“, „арестант“, „каторга“, „кандалы“, „тюрьма“, „хозяин“, „глава семьи“ и т. п.»2857 Таким образом, теоретик «неонигилизма» выступает сторонником реализации части анархистских принципов, как в повседневной жизни людей, так и в политике государства, имеющего возможность гуманизировать правовую систему. Фактически он надеется на идейную эволюцию советских людей в анархистском духе.

Чтобы понять взгляды А. Андреева, необходимо учесть политическую атмосферу эпохи, в которой он жил, и надежды на перемены, распространенные среди интеллигенции в 1950-е гг. Следует учесть также то обстоятельство, что работы «Что такое неонигилизм» и «О прошлом» были написаны до вторжения советских войск в Венгрию в 1956 г. Арест Л. Берия и его приближенных; амнистия большинства политзаключенных; некоторая открытость страны для зарубежных идеологических веяний; возвращение дискуссий на страницы прессы, в литературу; публикация крамольных по сталинским меркам произведений А. Солженицына, В. Дудинцева – все это создавало атмосферу возможных перемен.

Другие причины недоговоренности, скрытости написанного А. Андреевым связаны с его жизненным опытом. Особенно это касается его автобиографии «Квадратура круга жизни», написанной в период последней ссылки. При арестах у А. Андреева уже неоднократно изымались рукописи его воспоминаний, записные книжки, фотографии, книги. Часто эти материалы использовались против него на следствии. Он уже просто не мог выражать на бумаге открыто свои мысли, понимая, чем это может ему грозить.

Определенные перспективы для анархистского движения в своих трудах Андреев разбирает в этот время лишь в отношении стран Западной Европы. Анархистские организации Европы и Америки, ограничивавшие свою деятельность мирной пропагандой своих идей и готовящиеся к революции лишь в отдаленном будущем, он обвинял в соглашательстве с буржуазией. Андреев противопоставляет им повседневное «разливание революционной энергии», тактику «перманентных толчков», массовых и индивидуальных актов «пропаганды действием» (бойкот военной службы, а также – работы на военную промышленность, репрессивную и идеологическую машину государства и буржуазии; экспроприации, акты индивидуального террора)2858. Надеясь, что «разлитые», децентрализованные действия перерастут в анархистскую социальную революцию, Андреев видел ее «репетицию» в происходивших в 1920-е – 1950-е гг. в Италии, Испании, Франции захватах предприятий и земли пролетариями, во всеобщих забастовках2859.

Здесь надо отметить, что в условиях СССР середины 1950-х гг. его сведения о Западе были весьма ограниченны. Впрочем, насколько можно судить по материалам сохранившихся в архивах газетных вырезок и библиографических выписок, в 1950-е – 1960-е гг. А. Андреев и З. Гандлевская скрупулезно собирали даже незначительную информацию о международном анархистском движении, в том числе – об участии анархистов в Испанской революции 1936–1939 гг.

В 1950-е – 1960-е гг. в круг общения А. Андреева и З. Гандлевской входили писатели С.П. Злобин и Ю.О. Домбровский. Особенно близок к ним был Злобин, писатель-прозаик, классик советской литературы, участник Великой Отечественной войны, организатор антифашистского подполья среди военнопленных в немецких концлагерях2860. Еще в 1921 г. в Москве молодой студент Высшего литературно-художественного института Степан Злобин становится одним из учеников А. Андреева, сторонником проповедуемых им идей «неонигилизма»2861. Он посвятил С. Злобину «Сказку», – свое литературное произведение начала 1920-х гг.2862 В 1924 г. за связи с Андреевым и выражение анархистских убеждений Злобина исключили из института и сослали в Уфу. В 1950-е – 1960-е гг. Степан Павлович собирался воплотить «дорогого учителя», как он назвал Андреева в одной из поздравительных надписей в 1962 г., в образе Володи Шевцова, героя незавершенного романа «Утро века»2863. На похоронах А. Андреева в 1962 г. в Москве выступили С. Злобин и Ю. Домбровский. Текст речи Степана Злобина сохранился и в виде черновиков, и в чистовом варианте. В него Злобин вставил отрывки из песни «Марш анархистов» («Споемте же, братцы, под громы ударов!»): «И вот, под взрывы и пули, под пламя пожаров, вскипела рабочая революция – проснулась, восстала рабочая воля»; «Он слышал их стоны, которые витали под небом России. Он знал, как их много, нуждою забытых, погибших в острогах, на плахах убитых»; «Их много, о, правда, служивших тебе и павших в геройской неравной борьбе»