ал рабочие митинги. Участвовал он и в подготовке террористических актов. С 1906 г. Гроссман входил в состав редакции газеты «Бунтарь». В начале 1907 г. он был направлен «чернознаменцами» делегатом на Международный конгресс анархистов в Амстердаме, но выступить там ему было не суждено. 15 июня Иуду Гроссмана арестовали на пограничной станции Александрово, а затем отправили в Лукьяновскую тюрьму в Киеве. 11 октября 1908 г. он был выслан в Тюменскую губ., но в начале августа 1909 г. бежал за границу485.
Интересную оценку личности и теоретическим установкам Гроссмана дал выдающийся анархистский публицист Алексей Боровой. С одной стороны, он подчеркивал выдающиеся качества Иуды Соломоновича как автора, присущую ему эрудированность, с другой – указывал на непостоянство и противоречивость его взглядов, так и не оформившихся в стройную теорию486. Гроссман подверг критике Кропоткина, считая, что его концепция содержит пережитки «либерального федерализма» и «элементы утопического идеализма, обрывки мыслей XVIII века». Он призвал к изживанию «абстрактно-гуманистических тенденций» и созданию анархистской теории, в основе которой – представление о борьбе с властвующими над человеком силами, как основной исторической закономерности, первоначально – противоборстве природе, а по мере установления классового общества – противостоянии трудящихся эксплуататорским классам487.
В качестве своей социальной базы «чернознаменцы» рассматривали рабочий класс, крестьянство и люмпен-пролетариат. Признавая важность развития революционного сознания рабочих и крестьян в процессе борьбы за экономические требования, они отрицали ее легальные формы, как и необходимость создания профсоюзов, выдвигая в качестве альтернативы нелегальные анархистские группы, созданные по идейному и профессиональному признаку. Положив в основу своей стратегии «активное нападение на собственность буржуазии»488, «чернознаменцы» признавали индивидуальный и массовый террор, экспроприации, стачки, саботаж, бунты и вооруженное восстание. Участие анархистов в отстаивании политических свобод они отрицали, полагая, что это ведет к ослаблению классовой борьбы. 7 октября 1905 г. на I конференции «чернознаменцев» в Белостоке течение разделилось на две фракции. «Безмотивники» выдвигали на первый план борьбы «безмотивный антибуржуазный террор» – убийства за принадлежность к «эксплуататорским» классам – буржуазии, помещикам, чиновникам и т. д. Таким образом, они рассчитывали пробудить рабочих и крестьян к восстанию489.
Другая фракция, «коммунары», предлагала, не отказываясь от террора, направить все силы на организацию вооруженных восстаний в городах с целью создания «временных революционных коммун», которые показали бы пример анархических преобразований: «Пусть эти коммуны возникнут в одном районе, пусть даже погибнут, блеснув, как яркий метеор, – сами попытки не пропадут бесследно. Глубоко запав в душу рабочего, они заставят его снова и снова подняться во имя торжества пролетарского дела»490. Такие акции «коммунары» предполагали провести в центрах анархистского движения, Белостоке и Екатеринославе, но вследствие репрессий властей их деятельность успеха не имела491. Л. Лапидус во время трехдневной стачки солидарности с бастовавшими рабочими Лодзи, проходившей в Белостоке, попытался инициировать восстание с целью провозглашения «временной коммуны». Предполагалось экспроприировать оружие и раздать его части рабочих, разагитированных к восстанию анархистами. Неудача экспроприации и противодействие местных социалистов привели к провалу планов Лапидуса492.
Следует отметить, что «чернознаменцы», как и «безначальцы», «хлебовольцы» и анархо-синдикалисты рассматривали анархический коммунизм в качестве непосредственной цели революции, не высказывая идей «переходного периода», в рамках которого сохранялись бы элементы рыночных отношений и этатистская модель в системе управления обществом. По этой причине весьма курьезно выглядят оценки некоторых авторов, как например Ю. Глушакова, утверждающего, что среди революционных течений России «чернознаменцы» «были почти единственными, кто провозглашал своей непосредственной целью коммунизм»493. Безусловно, «хлебовольцы» прогнозировали различные варианты развития революции, но анархический коммунизм они также провозглашали непосредственной целью своей борьбы.
В 1905 г. в России появляется анархо-индивидуалистическое течение, сторонники которого обратились к идеям М. Штирнера, Ф. Ницше, П. Прудона и Б. Такера. Для большинства из них источником преобразований общества был бунт отдельного индивида против ограничений, налагаемых обществом. Выдающимся и самобытным представителем анархо-индивидуалистической мысли в России был А.А. Боровой.
Алексей Алексеевич Боровой (1875–1935) происходил из семьи гимназического преподавателя математики, начинавшего службу кантонистом, а затем дослужившегося до звания действительного статского советника. В 1898 г. Алексей Алексеевич окончил юридический факультет Московского университета. С января 1902 г. он занимал должность приват-доцента, преподавая политическую экономию. В июне 1903 – осенью 1905 гг. для работы над диссертацией Боровой направился в командировку в Германию и Францию. Будучи со студенческих лет марксистом, в 1904 г. он осознал себя сторонником идей анархического индивидуализма. Вернувшись на родину в 1905 г., 5 апреля в Москве, в Историческом музее, Боровой прочитал первую в России легальную публичную лекцию об анархизме («Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм»). После этого он становится широко известен, как теоретик и популяризатор анархистского учения. В 1906–1907 гг. Боровой сотрудничает в литературном журнале «Перевал» и одновременно организует первое в России легальное анархическое издательство «Логос», выпустившее книги М. Бакунина, Ж. Грава, Д.-Г. Маккея, самого А. Борового и др. авторов. В 1907 г. он создает синдикалистский кружок в Москве. За публичную лекцию о революционно-синдикалистском движении, прочитанную 7 июля 1907 г., Боровой подвергся месячному аресту. В 1910 г. он представил на соискание ученой степени магистра полицейского права книгу «История личной свободы во Франции». Защита не удалась из-за отрицательного отзыва рецензента, что сам Боровой объяснял интригами профессоров-либералов, усмотревших в его труде попрание либеральных идей. В конце 1910 г. успехи Борового на ниве легальной пропаганды анархизма были отмечены властями. Он был привлечен к судебной ответственности за руководство издательством «Логос»494. В то же время 17 февраля 1911 г. Боровой уволился из Московского университета в знак солидарности со студенческими волнениями, протестуя против присутствия полиции в стенах учебного заведения. Сделал он это за три дня до массовой акции протеста 108 преподавателей. «Я в полицейском университете не остаюсь и лекций читать более не буду», – заявил он при увольнении495.
Уклоняясь от судебного преследования, чреватого тремя годами заключения, Боровой с паспортом одного из друзей выехал в Париж. Здесь он преподавал в «Свободном колледже социальных наук» и «Русском народном университете», работал туристическим гидом и одновременно увлекался философией А. Бергсона. В конце 1913 г., в связи с амнистией для политэмигрантов, Боровой вернулся в Россию. Здесь в 1913–1917 гг. он сотрудничал в газетах «Новь» и «Утро России».
Первый период творчества Борового (1904–1907 гг.) был связан с идеями анархического индивидуализма, увлечением философией М. Штирнера и Ф. Ницше. Однако же Алексей Алексеевич далек от радикального индивидуализма, считая общество необходимой средой жизни индивидов. Так, он сформулировал основную проблему анархического бытия: «Каким образом осуществить абсолютную свободу индивида, не прекращая общественной жизни?»496 Пик индивидуалистских настроений Борового отразился в работе «Революционное миросозерцание» (1906 г.), где он установил критерий нравственности не в требованиях общественной морали, а в стремлении личности к «полной гармонии между властными императивами своего „я“ и внешними поступками, независимо от определяющей их цели»497. По мысли Борового, общество разрушает эту гармонию, стремясь подчинить личность своим нормам498.
Главную движущую силу истории А.А. Боровой видел в перманентном антагонизме между обществом и личностью, стремящейся к безграничному расширению своих способностей499. Признавая невозможность установления гармонии между индивидом и обществом, он отказывался от выработки идеала общественного устройства. Анархию Боровой воспринимал не как получивший завершение общественный строй, но процесс безграничного освобождения личности. В ряде работ он сформулировал концепцию постепенной эмансипации человечества, проходящую через последовательно сменяющие друг друга стадии либерализма, социализма и анархизма при воплощении в жизнь связанных с ними социально-политических и экономических моделей. Технический прогресс и всестороннее развитие человеческой личности в условиях социалистического строя, полагал он, сделают возможной экономическую независимость индивида от общественного производства: «Человек будет в состоянии один собственными силами произвести целиком тот продукт, в котором он нуждается. […] Он станет самодовлеющей хозяйственной единицей»500. На пути к анархической стадии общественного развития анархисты должны содействовать революционным процессам и преобразованиям, соответствующим упомянутым этапам. Боровой делал вывод, что «всякий последовательный анархист должен не бороться против надвигающегося социалистического строя», а, напротив, «жаждать его прихода, ускорить его наступление, чтобы затем биться с ним в последней борьбе»501.
Позднее, в 1918 г., Кропоткин подверг его книгу «Анархизм» уничтожающей критике, упрекая автора в поверхностном подходе к изучению анархизма и индивидуалистической вульгаризации анархического учения. «Мы с вами, да и со всеми русск[ими] интелл[игентами], писавшими об ан[а]р[хизме], расходимся с 1-х же строк. Напр[имер], вы гов[орите]: „анархизм гов[орит] о конечном освоб[ождении] личности“. Именно этого … Бак[унин] и я – никогда не гов[орили] и для нас такое утв[ерждение] абсурд. Уже грамматически оно не верно. Слово безвластие (ан-архия) уже предполагает общество, в кот[ором] нет прав[ительст]ва; но это – общ[ест]во, а не сборище ничем не объединяемых личностей»