тва (эмирата) [Гагемейстер, 1862, с. 713–714; Глуховский, 1867, с. 16–17; Хрулев, 1863, с. 17]. Однако, рассматривая различные аспекты торгового сотрудничества с ханствами, они нередко допускают серьезные ошибки, во многом объясняющиеся тем, что мало кто из разработчиков торговых проектов лично бывал в Средней Азии и имел возможность ознакомиться с политическими и экономическими реалиями региона.
Нельзя не обратить внимание на весьма серьезную идеализацию авторами проектов отношений среднеазиатских ханств к торговле с Россией. Большинство их исходит из того, что для Бухары, Хивы и Коканда империя является основным торговым партнером и рынком сбыта. Соответственно, как полагает, в частности, Ю. А. Гагемейстер, Россия всегда сможет «покорить их своей воле, угрожая им прекращением торговых с ними сношений». Правда, при этом пострадают и интересы российских производителей и торговцев, но далеко не в той степени, в какой — их среднеазиатских партнеров [Гагемейстер, 1862, с. 714–715]. С. А. Хрулев заявляет, что среднеазиатские ханства пребывают «в младенческом возрасте», и «у них нет и тени фабрик в европейском значении», так что производимые в России товары для них жизненно необходимы ([Хрулев, 1863, с. 17]; см. также: [Львов, 1868, с. 156]). Соответственно, любые предложения России по повышению эффективности торговых связей, по мнению авторов проектов, будут с готовностью приняты властями ханств.
Между тем, подобные радужные картины во многом опровергаются данными из российских пограничных регионов. Так, оренбургский и самарский генерал-губернатор А. П. Безак, в свою очередь представивший в 1861 г. проект для развития российской торговли в Средней Азии, отмечал, что в Бухаре имеется переизбыток русских товаров из-за того, что ранее их значительная часть шла далее, в Восточный Туркестан, а из-за восстаний ходжей 1820–1850-х годов этот регион утратил стабильность и был разорен. В результате Бухара не столь нуждается в русских товарах, как считают центральные власти и столичные деловые круги [Туркестан, 2016, с. 43–44]. А. И. Глуховский, в 1865 г. лично проведший несколько месяцев в Бухарском ханстве в составе российского посольства к эмиру, также отмечает, что зависимость Бухары от России в торговом отношении не столь велика, и если империя не усилит торговую активность на этом направлении, среднеазиатские ханства найдут другие торговые рынки — в частности, через Британскую Индию [Глуховский, 1867, с. 17–18].
Какие же меры предлагают разработчики проектов для упрочения российского положения в ханствах? Прежде всего, речь идет о безопасности торговых путей в Бухару, Хиву и Коканд, поскольку опасность нападений кочевников (казахов и туркмен) на караваны понимают и отмечают практически все авторы проектов [Гагемей-стер, 1862, с. 722–724; Глуховский, 1867, с. 34; Михайлов, 1869, с. 9; Хрулев, 1863, с. 12]. Затем следует изменить торговый баланс в пользу России, обеспечив переход контроля над торговлей из рук бухарцев в руки русских (поскольку основные торговые операции с ханствами, и в самом деле, осуществляли преимущественно бухарские и хивинские торговцы (см., например: [Рожкова, 1963, с. 141–142]), увеличив производство в ханствах Средней Азии товаров, необходимых России, а также заставив местное население потреблять больше товаров российского производства [Гагемейстер, 1862, с. 722; Глуховский, 1867, с. 25]. Далее, следует в ханствах создавать российские торговые фактории, для чего необходимо получить от местных правителей гарантии безопасности жизни торговцев и их имущества [Гагемейстер, 1862, с. 727; Михайлов, 1869, с. 7; Хрулев, 1863, с. 12].
Однако, несмотря на отмеченное выше идеализированное представление о заинтересованности ханств в торговле с Россией, авторы проектов прекрасно отдают себе отчет в том, что монархи Бухары, Хивы и Коканда вряд ли добровольно пойдут на такие меры. Что же предлагается в качестве средств для достижения этих целей?
Как ни странно, но авторы без каких-либо колебаний допускают силовые средства для решения экономических задач. Так, экономист и финансист Ю. А. Гагемейстер прямо предлагает занять при-сырдарьинские территории и установить контроль над кочевниками, подвластными Хивинскому ханству, чтобы лишить его возможности захватывать рабов (являющихся основными производителями всех товаров в ханстве) и тем самым обеспечить зависимость от торговли с Россией [Гагемейстер, 1862, с. 727–728]. А. И. Глуховский предлагает также продемонстрировать силу, захватив у Бухары важный город Джизак [Глуховский, 1867, с. 34] (правда, этого автора можно понять, учитывая, что в 1865 г. он провел несколько месяцев в Бухаре практически на положении пленника!). Подобные предложения весьма сходны с теми, которые разрабатывали представители военного ведомства России. В частности, Н. П. Игнатьев, глава российской миссии в Хиву и Бухару 1858 г., считал, что ханствам следует навязать запрет вывоза русской монеты из империи, снизить торговые пошлины для русских купцов и проч. — и все это под угрозой завоевания Бухары и Хивы и присоединения их к России [Игнатьев, 1897, с. 265, 270]. Аналогичным образом, второй военный губернатор Туркестанской области Д. И. Романовский полагал, что залогом «доброй воли» Бухарского ханства в развитии торговли с Россией станут недавние успехи Российской империи в вооруженном противостоянии с ханством [Романовский, 1868, с. 108, 118–119].
Любопытно отметить при этом, что, предлагая силовые методы достижения торговых целей, авторы проектов вовсе не считают ханства Средней Азии враждебными России. Например, С. А. Хрулев сообщает, что казахи полностью лояльны России, а туркмены (фактически находящиеся под властью ханов Хивы) только и ждут возможности принять российское подданство [Хрулев, 1863, с. 9, 12]. М. Михайлов в 1867 г. пишет, что если с Бухарой недавно и возникали конфликты, то Хива «давно уже держится с нами в мире» [Михайлов, 1869, с. 6] (отметим, что автор пишет это за шесть лет до похода Кауфмана, вызванного постоянной враждебностью хивинцев!). Совершенно пренебрежительное отношение выказывают авторы проектов к Кокандскому ханству, еще сравнительно недавно игравшему ведущую роль в политике Средне-Азиатского региона, но в 1850–1860-е годы утратившему значительную часть территории в противостоянии с Россией. Ю. А. Гагемейстер отмечает постоянные смуты, поставившие ханство на грани раскола, рекомендуя имперским властям вмешаться в его дела и «утвердить цивилизующее влияние России» [Гагемейстер, 1862, с. 727]. М. Михайлов упоминает «жалкие остатки независимого еще Кокана», которые, «вероятно, вскоре же будут присоединены к России, а потому о Кокане и говорить нечего» [Михайлов, 1869, с. 6]. А. И. Глуховский в своей «Записке» также пишет уже о «бывшем Коканском ханстве», считая вопрос его присоединения к России решенным [Глуховский, 1867, с. 6–7], хотя, как известно, Коканд окончательно вошел в состав империи лишь в 1876 г. и то после продолжительной кровопролитной войны.
При этом разработчики проектов отнюдь не считают свои рекомендации проявлением агрессии по отношению к государствам, которые сами же и обвиняют во враждебности к России. Напротив, все действия по расширению российской торговли должны способствовать развитию «цивилизации» в Средней Азии [Гагемейстер, 1862, с. 727; Хрулев, 1863, с. 15]. Подобный подход, с одной стороны, сходен с воззрениями идеологов западноевропейского колониализма, считавших прямой обязанностью «белого человека» нести «цивилизацию» отсталым народам Востока. Но с другой стороны, авторы проектов предлагают не просто знакомить население среднеазиатских ханств с благами российской (европейской) цивилизации, но и использовать ее достижения для повышения уровня экономического развития самих этих государств — в их же собственных интересах. Ярким примером в этом отношении служит рекомендация Ю. А. Гагемейстера укреплять позиции на среднеазиатских рынках не только с помощью военных мер или навязыванием местному населению российских товаров, но и неуклонным повышением качества последних [Гагемейстер, 1862, с. 719], т. е. экономист фактически поднимает вопрос о повышении уровня жизни как элемента приобщения к цивилизации.
На основе вышесказанного можно сделать вывод, что авторы проектов развития торговли России в Средней Азии всячески старались подчеркнуть значение среднеазиатских ханств в этой сфере деятельности. При этом оценка роли этих государств в проектах представляется довольно противоречивой. С одной стороны, авторы, в большинстве своем незнакомые непосредственно с политическими и экономическими реалиями в регионе, в значительной степени идеализировали ситуацию: приписывали Бухаре, Хиве и Коканду бо́льшую заинтересованность в торговых связях с Россией, чем она была на самом деле; преувеличивали их готовность согласиться на российские предложения по укреплению позиций русских торговых кругов в ханствах. С другой стороны, ряд авторов проектов напрямую связывали укрепление позиций российских торговых кругов в Средней Азии с активным (в том числе и военным) продвижением Российской империи в регионе, захватом стратегически важных территорий, чтобы можно было взаимодействовать с ханствами уже с позиции силы.
Подобное видение ситуации в значительной степени сближало предпринимательские круги с руководством Военного министерства и пограничными властями Российской империи (в частности — Оренбургского края и Западной Сибири), хотя цели купечества и военных в продвижении России в регионе и были различны: первые преследовали коммерческие интересы, вторые старались обеспечить безопасность границ российских владений от посягательств самих ханств Средней Азии и британских властей в Индии. Тем не менее используемые средства (вооруженное противостояние с ханствами, захват стратегически важных городов и т. п.) способствовали достижению и тех и других целей. В 1867 г. было создано «Общество для содействия русской промышленности и торговле», в состав которого вошли и авторы проанализированных выше проектов (в частности, А. И. Глуховский и С. А. Хрулев). В последующие несколько лет общество активно взаимодействовало и с центральными властями Российской империи, и с администрацией Туркестанского края по вопросу развития экономических связей с ханствами Средней Азии, по сути, продолжая развивать прежние проекты, но уже с учетом новых политических реалий — в условиях активизации российского продвижения в регионе [Халфин, 1975