ностей с ним и его представителями.
Вскоре после того, как войска под командованием К. П. фон Кауфмана взяли Хиву, в ханстве был создан своеобразный «переходный» орган власти — ханский совет, или Диван, в который вошли представители как Хивинского ханства, так и Российской империи. В задачи этого органа включались вопросы стабилизации ханской власти в ханстве, отмена рабства и освобождение рабов, выплата контрибуции России, содержание российских войск, временно пребывавших в ханстве [Гродеков, 1883, с. 272–274]. Многочисленное племя йомудов, и ранее зачастую лишь номинально признававшее власть Хивы, отказалось участвовать в освобождении рабов и выплате контрибуции, и Кауфман — от своего собственного имени, а не имени ханского совета! — издал прокламацию, в которой в ультимативном порядке потребовал от туркмен выплаты контрибуции и штрафа за неподчинение прежним решениям совета. В ответ туркмены прислали своих послов, которых, опять же, принял сам генерал-губернатор Туркестана и убедившись, что они не собираются выполнять его требований, направил против них отряд генерала Н. Н. Головачева, которому приказал принимать любые меры для обеспечения выполнения своих требований — вплоть до уничтожения йомудов [Лобысевич, 1898, с. 251; Терентьев, 1906б, с. 267; Becker, 2004, p. 58].
Это решение Кауфмана впоследствии осуждалось как мировой общественностью, так и более поздними историками (в особенности советскими), которые приводили его в качестве примера жестокости туркестанского генерал-губернатора в отношении местного населения (см. подробнее: [Глущенко, 2010, с. 201–208; Терентьев, 1906б, с. 268–270; Sela, 2006])[25]. Генерал-губернатору пришлось оправдываться, однако эти оправдания он высказывал в частной переписке [Бухерт, 2016], тогда как в формально-юридическом отношении постарался максимально легитимировать свои действия, «задним числом» обосновав их в Гандемианском договоре с хивинским ханом Мухаммад-Рахимом II — в преамбулу был включен следующий пассаж:
«Новому положению дел немедленно подчинились все подданные Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-Хана, за исключением большинства родов из туркмен, которые, хотя и изъявили покорность присылкой своих старшин и депутатов к Командующему русскими войсками, но на деле не признавали власти Хана и не исполняли требований Командующего русскими войсками. Они наказаны и усмирены силой русского оружия. Лишение значительной части имущества, большая потеря в людях и в особенности нравственное поражение, ими ныне испытанное, упрочивают власть хана над ними и обеспечивают спокойствие всей страны на будущее время» [Сборник, 1952, № 19, с. 130].
Процесс стабилизации политической обстановки в Хивинском ханстве оказался довольно длительным, поэтому, выводя войска с территории ханства, генерал-губернатор поручил надзор за ситуацией в Хиве полковнику Н. А. Иванову, назначенному первым начальником Амударьинского военного отдела — административно-территориальной единицы Туркестанского края, созданного на землях, отторгнутых у Хивы по Гандемианскому договору. В частности, в адресованном ему циркуляре от 12 сентября 1873 г. К. П. фон Кауфман прямо писал: «Внутренние дела Хивинского ханства, о которых, само собой разумеется, следует стараться иметь самые ближайшие сведения, должны вызывать наше участие настолько, насколько они будут касаться интересов и спокойствия вновь подчиненной нам страны и ее населения» (цит. по: [Терентьев, 1906б, с. 300]; см. также: [Ниязматов, 2010, с. 204–205]). В результате, как отмечали современники, уже в 1874 г. «начальник аму-дарьинского округа уже успел сходить два раза „на ту сторону Аму-дарьи“, и конечно это будет повторяться хронически» [Терентьев, 1875, с. 116]. Однако, как выяснилось, этих рейдов оказалось достаточно, чтобы на какое-то время обеспечить спокойствие туркмен и хотя бы внешнее проявление ими лояльности к хану Хивы.
Вышеприведенные примеры показывают, что использование российских войск в среднеазиатских протекторатах туркестанскими властями было не столь уж частым, как это пытались представить в советской историографии (см., например: [Гафуров, 1955, с. 431–432]). Напротив, администрация Туркестана до последнего старалась не прибегать к военному вмешательству, что нашло отражение, в частности, в 1869 г. — Кауфман отказался задействовать войска в конфликте Бухары и Коканда по поводу контроля над восточно-бухарской областью Каратегин: оба государства находились под протекторатом Российской империи, и использование русских войск на стороне одного вассального ханства против другого было совершенно нецелесообразным. В результате Кауфман сыграл роль внешнего арбитра и добился принятия компромиссного решения по поводу контроля над областью, сделав ее вассальным владением Бухары [Кисляков, 1941, с. 117, 120; Терентьев, 1875, с. 71–72].
Аналогичным образом тот же К. П. фон Кауфман в течение нескольких лет не давал согласия на введение российских войск в Кокандское ханство, которое с 1873 г. сотрясало мощное восстание против крайне непопулярного хана Худояра. Напротив (как поначалу в ситуации с Катта-турой в Бухаре) туркестанский генерал-губернатор вступил в переговоры с претендентом на трон Насреддином, сыном Худояра, надеясь, что его вступление на престол стабилизирует ситуацию в ханстве. И лишь в 1875 г., когда кокандские эмиссары начали антироссийскую агитацию в подконтрольных России областях в верховьях Зеравшана, войска под командованием М. Д. Скобелева были введены на территорию ханства — для защиты интересов русских подданных[26]. И лишь убедившись в том, что ситуацию в ханстве не сможет стабилизировать ни один из претендентов на трон, К. П. фон Кауфман принял решение о его ликвидации и включении в состав Туркестанского края — что также было сделано при прямом участии российских войск.
Столь оперативные и решительные действия российской администрации в конце 1860-х — середине 1870-х годов произвели сильное впечатление на политические круги в ханствах Средней Азии, следствием чего стало отсутствие необходимости применения российских войск во внутренних конфликтах Бухары и Хивы в течение весьма длительного времени. Так в 1885 г., после смерти эмира Музаффара, вышеупомянутый Катта-тура попытался силой захватить трон, однако вскоре отказался от своих намерений: специальный российский эмиссар капитан Карцев, направленный в Бухару, публично заявил, что российские власти готовы поддержать законного наследника Сейид Абдул-Ахада даже силой оружия, и этого оказалось достаточно, чтобы претендент бежал в британские владения [Тухтаметов, 1966, с. 50–51]. Убедительность обещаниям российского эмиссара придавало наличие серьезных военных соединений в Самарканде, откуда они могли быть в кратчайшие сроки переброшены в Бухару по железной дороге, а также наличие российских военных гарнизонов в ряде пограничных городов эмирата[27].
В конце 1905 — начале 1906 г. в. российские войска вновь были введены в Бухару — однако для подавления выступлений в рамках Первой русской революции в городах Чарджоу и Новая Бухара [Тухтаметов, 1966, с. 80–81; Фомченко, 1958, с. 34–35]. Таким образом, это было не вмешательство в дела протектората, а решение «внутренних вопросов» в поселениях, считавшихся частью империи.
Однако вскоре вновь понадобилось военное вмешательство в дела эмирата: в январе 1910 г. в Бухаре начались столкновения на религиозной почве, вошедшие в историю как «суннитско-шиитская резня». С обеих сторон в конфликте приняли участие не только широкие массы населения, но и высокопоставленные сановники, и, что было хуже всего, войска: офицеры и солдаты бухарского эмира (среди которых также были и сунниты, и шииты) вместо подавления беспорядков, сами стали на сторону своих единоверцев. Как и ранее российские власти до последнего старались решить проблему путем переговоров, попытавшись выступить посредниками между суннитами и шиитами Бухары, и лишь когда возникла непосредственная опасность жизни российских подданных на территории эмирата (а также узнав, что к разжиганию религиозной розни в эмирате причастны секретные службы Османской империи), прибегли к военному вмешательству.
При этом, в отличие от предыдущих случаев, имперским властям даже не пришлось задействовать значительные силы: сначала участников волнений разогнал небольшой отряд казаков, составлявших охрану Российского политического агентства в Новой Бухаре, а пару дней спустя из Самарканда и Катта-Кургана прибыли стрелковая рота и казачья рота, а также четыре пулеметных расчета, что заставило инициаторов резни отказаться от решительных действий и согласиться на переговоры с бухарскими властями через посредство российских представителей [Тухтаметов, 1977б, с. 35–41].
Как уже отмечалось выше, решительные действия сначала генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана и генерала Головачева, а затем и начальника Амударьинского отдела полковника Н. А. Иванова против хивинских туркмен на долгие годы обеспечили спокойствие в Хивинском ханстве. Однако к началу XX в. ситуация в ханстве вновь стала неспокойной: чувствуя себя увереннее под покровительством России, хан Исфендиар решил вести более решительную политику в отношении своих туркменских подданных и увеличить взимаемые с них налоги. Однако туркмены отказались подчиниться требованиях хана, и их предводители начали подбивать население аулов на вооруженное сопротивление хану. Первоначально начальник Амударьинского отдела попытался решить проблему путем переговоров, выступив в качестве посредника между ханскими властями и туркменскими старшинами, и в январе 1913 г. даже сумел добиться заключения соглашения, представляющего собой компромисс между ханской налоговой и земельно-правовой политикой и позицией туркмен. Однако сам хан вскоре отказался выполнять его условия [Садыков, 1972, с. 159–160]. В результате начались выступления туркмен против хивинских властей, вылившиеся к рубежу 1914–1915 гг. в массовое, едва ли не общетуркменское выступление против ханской власти. И только тогда российские власти сочли возможным отозваться на постоянные призывы хана Исфендиара и направить войска для подавления восстания: сначала были введены подразделения из Амударьинского военного отдела, а затем — и более крупные силы непосредственно из Туркестанского края [Погорельский, 1968, с. 90–92]. Однако как только войскам удалось преодолеть наиболее «горячую» фазу восстания, имперские власти вновь решили сменить военные методы на дипломатические: туркестанский генерал-губернатор А. В. Самсонов направил в Хиву помощника военного губернатора Сырдарьинской области генерал-майора Г. А. Геппенера с широкими полномочиями по расследованию причин восстания и поиску пути выхода из кризиса [Котюкова, 2009а, с. 3]. Таким образом, даже массовый характер восстания против хана — явного ставленника и протеже российских властей — не привел к вводу в Хиву многочисленного воинского контингента, подобно имевшемуся в ханстве в 1873 г.