Противоречивый статус Бухары и Хивы как юридически независимых государств, с одной стороны, и российских протекторатов — с другой, находил отражение и в налоговой сфере в тех случаях, когда Российская империя сотрудничала с этими государствами официально. Так, в 1895 г. Бухарский эмират и Хивинское ханство вошли в российскую таможенную черту, в результате чего таможенные пошлины между Россией, Бухарой и Хивой были упразднены, а с иностранных товаров, ввозимых на территорию ханств, взимались пошлины в размере, установленном в Российской империи и имперскими же таможенниками. Тем не менее в Бухаре и Хиве в качестве основного торгового налога был сохранен именно зякет. По итогам совещания в Министерстве финансов это решение было обосновано следующим образом: «Сбор зякета мог бы быть оставлен в ханствах на прежних основаниях, ибо зякет, как торговая пошлина, заменяет там все виды обложений торговли в других государствах» (цит. по: [Садыков, 1965, с. 98]). Как видим, российские имперские власти вновь использовали компромисс, чтобы не вызвать чрезмерной обеспокоенности правящих кругов Бухары и Хивы слишком радикальными изменениями в сфере налогообложения и таможенного дела и отменой сразу всех традиционных правовых институтов, имеющих в этих государствах многовековые традиции.
Время от времени российским властям удавалось использовать в интересах модернизации правовой (и налоговой, в частности) системы среднеазиатских ханств тот факт, что жители Туркестана и среднеазиатских ханств были либо родственны друг другу, либо же сходны по образу жизни, социально-экономическому строю и т. п. Так, например, в 1903 г. туркменское племя йомуд, находившееся в подданстве Хивинского ханства (уже около трех десятилетий имевшего статус российского протектората), потребовало замены традиционных налогов зякета и даяка «общей кибиточной податью» — такой, которую выплачивали российско-подданные казахи, и российская пограничная администрация дала соответствующие «рекомендации» (а фактически — указания) хивинскому хану [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 149, л. 6 с об.].
§ 2. Правовое положение российских торговцев в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве
Экономическая деятельность российских предпринимателей и компаний в среднеазиатских ханствах эпохи российского протектората (1873–1917) представляла один из центральных аспектов в изучении истории этих государств как в советский, так и в постсоветский периоды. Не обошли тему деятельности русских предпринимательских кругов в среднеазиатских ханствах и иностранные исследователи. При этом правовой статус российских торговцев в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве в период имперского протектората, насколько нам известно, до сих пор не стал предметом специального исследования. Вполне возможно, это связано с неразработанностью соответствующей правовой базы, многочисленностью и запутанностью источников права, в которых этот статус закреплялся.
Между тем отсутствие четкой регламентации прав, привилегий и обязанностей русско-подданных в Бухаре и Хиве (и в первую очередь именно предпринимателей) неоднократно приводило к нарушениям и злоупотреблениям как со стороны местного чиновничества или купечества, так и со стороны самих русских торговцев. Ниже мы попытаемся выявить основные источники права, регламентировавшие правовое положение российских торговцев, а также проблемы правового характера, возникавшие в связи с их деятельностью.
Прежде всего, попытаемся понять, какие же основные права и привилегии появились у российских торговцев на основании вышеупомянутых договоров 1873 г. Так, им предоставлялось право свободной, т. е. не требующей получения специальных разрешений, торговли в Хивинском ханстве и Бухарском эмирате (соответственно п. 8 Гандемианского договора и ст. 5 Шаарского договора). Помимо этого, русские купцы в Хиве вообще освобождались от уплаты зякета — своеобразного налога на прибыль, установленного в ханствах Средней Азии на основе шариата (п. 9 Гандемианского договора), а в Бухаре облагались им по минимальной ставке 2,5 %, действовавшей в отношении местного населения (ст. 6 Шаарского договора). Любопытно отметить, что в дальнейшем это положение получило расширительное толкование в текущем законодательстве. Так, в письме начальника Амударьинского отдела, направленного хивинскому хану в 1896 г., разъяснялось, что не должны уплачивать торговый налог
«зякет» даже и хивинские купцы, продававшие товары русским торговцам [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 8, л. 15 с об.]. Российские торговцы получили право иметь в ханствах своих официальных представителей — караван-башей, или торговых агентов, — которые наравне с местными властями имели бы право наблюдать за правильным ходом торговых дел и вступать по этим вопросам в официальные отношения с местными властями (п. 11 Гандемианского договора и ст. 9 Шаарского договора). Затем, русским торговцам позволялось иметь на территории Бухары и Хивы караван-сараи и прочее недвижимое имущество (п. 12 Гандемианского договора и ст. 8, 12 Шаарского договора). Наконец, жалобы и претензии русских подданных должны были быть безотлагательно рассмотрены органами государственной власти (п. 14 Гандемианского договора и ст. 10 Шаарского договора).
Итак, как видим, договоры отразили лишь некие базовые принципы правового регулирования статуса российских торговцев в Бухаре и Хиве, хотя иногда российские чиновники в переписке со среднеазиатскими правителями апеллировали к их положениям и при рассмотрении конкретных дел. Так, начальник Амударьинского отдела генерал-майор Глушановский в послании к хивинскому хану с требованием взыскать с местных торговцев долг в пользу русского подданного С. Голохвостова, отмечал: «На основании статьи № 14 Мирного договора [т. е. Гандемианского договора. — Р. П.], Голохвостов, как русский подданный, должен быть удовлетворен прежде других кредиторов хивинских подданных» [Там же, оп. 1, д. 300, л. 39 с об.]. Тем не менее в большинстве же случаев конкретные правоотношения должны были регулироваться текущим законодательством, в том числе и частноправовыми актами. Однако, как известно, частноправовые отношения в Средней Азии (как и на всем мусульманском Востоке) строились на основе шариата, нормы которого уже не отвечали новым типам правоотношений, в том числе и в гражданско-правовой, договорной сфере. Поэтому властям среднеазиатских государств приходилось восполнять обозначившиеся проблемы с помощью собственного нормотворчества, но делали они это, опять же, в соответствии с консервативными многовековыми традициями тюрко-монгольских государств.
В результате все правовые действия по созданию и деятельности на территории Бухары и Хивы отделений российских фирм и банков, фактически представлявшие собой заключение договоров от имени властей с российскими предпринимателями, оформлялись в издревле присущем тюрко-монгольским государствам порядке: путем издания бухарским эмиром и хивинским ханом соответствующих указов-ярлыков. Так, например, именно посредством издания указа-ярлыка бухарский эмир стал «партнером» русского телеграфа в Бухаре, вложив в его создание 9 тыс. руб. и имея с каждого слова 10 коп. [Le Messurier, 1889, p. 164]. Аналогичным образом, в начале XX в. эмир личным распоряжением отвел резиденцию представительству компании «Кавказ-и-Меркурий» [Olufsen, 1911, p. 542]. В точно таком же порядке российские торговцы арендовали в Бухаре недвижимость под торговые конторы, склады, производство тканей и табак [Le Messurier, 1889, p. 176; Olufsen, 1911, p. 497], брали в разработку золотые копи, платя при этом эмиру роялти в размере 5 % от добычи и ренту за пользование землей [Norman, 1902, p. 295]. С санкции местных правителей российские торговые фирмы стимулировали развитие виноделия и виноторговли в Бухаре [Ibid., p. 295–296; Skrine, Ross, 1899, p. 382]. Торговля шкурами и мехами (в том числе и ввозившимися в Бухару) осуществлялась через российских дилеров, что нашло отражение даже в манифесте нового бухарского эмира Сейида Алим-хана (1910–1920), запретившего местным «доброжелателям» заниматься этой деятельностью в ущерб российским монополистам [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 2, д. 715, л. 49]. Таким образом, можно говорить о еще одном (помимо международных договоров 1873 г.) уровне регламентации статуса российских торговцев в конкретных правоотношениях — указах местных правителей.
Формально сохранив независимость Бухарского эмирата и Хивинского ханства, российские власти загнали себя в своеобразный юридический тупик. Имея полную фактическую возможность реализовать на территории этих государств свою политику в различных сферах (в том числе и в экономической), юридически они были вынуждены вести переговоры с местными властями, чтобы те официально согласились на проведение тех или иных мероприятий в политической, социальной, экономической или правовой сфере и оформили их с помощью собственных правовых актов. Нет нужды говорить, что подобный процесс нередко затягивался на долгие месяцы, а то и годы. Тем не менее подобные властные решения стали еще одним специфическим источником права: введение в действие российских правовых норм посредством издания указов-ярлыков бухарского эмира и хивинского хана, фиксировавших положения соответствующих российских нормативных актов. Отчасти чтобы продемонстрировать иностранным государствам (и в первую очередь Англии) независимость Бухары и Хивы, формально опровергая обвинения в их захвате и присоединении к России, отчасти чтобы поддержать престиж среднеазиатских монархов в глазах собственных подданных, российские власти соглашались на то, чтобы инициатива принятия подобных решений будто бы исходила от самих правителей Бухары и Хивы. Так, например, как уже отмечалось выше, в 1901 г. бухарский эмир «соизволил» санкционировать денежную реформу, включавшую равное хождение в эмирате бухарской теньги (тенге) и русского рубля и привязывание курса местной валюты к российской, что существенно укрепило позиции и российских предпринимателей в Бухаре. Аналогичным образом, когда российские власти решили построить в эмирате железную дорогу, соединяющую Бухару с Карши и Термезом, эмир издал соответствующий указ, в котором было «признано возможным разрешить» это строительство [Жуковский, 1915, с. 199].