Российские торговцы, получая многочисленные льготы и привилегии, со временем стали рассматривать свою деятельность в Бухаре и Хиве практически так же, как деятельность в пределах собственно Российской империи, в связи с чем порой весьма негативно реагировали на какие-либо ограничения своих возможностей дальнейшего развития дела. Например, русские торговцы, постоянно пребывавшие в Керки, жаловались как бухарским, так и российским властям на то, что предоставленная им на основании указа эмира территория для поселения слишком мала для дальнейшего развития, а бухарские власти не позволяют ее расширять, несмотря на то что российские торговцы имеют оборот более 1,2 млн руб. в год [Искандаров, 1963, с. 232]. Таким образом, официальные предписания местных властей, нередко издававшиеся по согласованию с российской региональной (туркестанской) администрацией, воспринимались русскими торговцами как фактическое нарушение их прав и привилегий!
Впрочем, нельзя сказать, что на протяжении всего пребывания среднеазиатских ханств под российским протекторатом положение российских предпринимателей исключительно улучшалось и укреплялось. Так, включив Бухарский эмират и Хивинское ханство в таможенную зону Российской империи в 1895 г. (и, соответственно, лишив хана и эмира существенного источника дохода в виде таможенных сборов), имперские органы власти по инициативе администрации Туркестанского края признали возможным отменить некоторые положения мирных договоров 1873 г., в частности, позволив взимать налоги с российских торговцев так же, как и с их местных партнеров [Ниязматов, 2010, с. 232–238]. При этом не обошлось и без некоторых юридических курьезов. Так, например, наряду с другими налогами русские купцы в Бухарском эмирате должны были платить налог под названием «аминана» [Искандаров, 1963, с. 91], который в свое время был введен эмиром Музаффаром… как специальный сбор для войны с Россией [Семенов, 1929, с. 48]! Впрочем, отдельные русские торговцы могли быть индивидуально освобождены от уплаты налогов в случае получения от властей соответствующих документов — в частности, в одном из приказов начальника Амударьинского отдела, ответственного за связи Российской империи с Хивой, упоминалось о том, что русские подданные, торгующие в ханстве, могут быть освобождены от уплаты налогов (полностью или частично), если «предъявят ханским властям надлежащие торговые документы» [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 159, л. 8].
Постоянно изменяющиеся нормы, регулировавшие экономическую деятельность в Бухаре и Хиве (как внутреннюю, так и с участием российского капитала), вызывали многочисленные нарушения и злоупотребления — причем как со стороны ханских и эмирских чиновников, так и со стороны российских предпринимателей. Чиновники стремились взять как можно больше налогов с российских торговцев, в случае неподчинения нередко даже конфисковали товар или выручку за него. При этом далеко не все обиженные получали возможность обжаловать действиях чиновников, обратившись к ханскому или эмирскому суду, либо задействуя российские административные структуры. То же касалось и российских поселенцев в Бухарском эмирате, которые намеревались создавать сельскохозяйственные предприятия: из-за злоупотреблений представителей местной администрации и сборщиков налогов они разорялись и были вынуждены уезжать, продавая за бесценок новоприобретенные земли в Бухаре, а российские власти не реагировали на их жалобы, поскольку считали, что увеличение числа русских поселенцев нарушает интересы эмира, что на данном этапе русско-бухарских отношений не было выгодно Российской империи [Искандаров, 1963, с. 206].
Вместе с тем в случае нарушений правил торговли со стороны частных лиц — местных торговцев — российские власти проявляли большую активность по защите русско-подданных. В Бухаре подобные дела рассматривались Российским политическим агентством — на основе Положения «О круге ведомства мировых судей в Бухарском ханстве, Самаркандского Окружного Суда и российского политического агента в Бухаре по возникающим в пределах Бухарского ханства судебным делам», принятого в 1892 г. в качестве дополнения к «Положению об управлении Туркестанского края» 1886 г. [СЗРИ, 1912, с. 452–453]. В Хивинском же ханстве, где подобного российского представительства не существовало, его функции фактически выполнял Амударьинский отдел, функции начальника которого по отношению к хану Хивы во многом были аналогичны функциям политического агента по отношению к бухарскому эмиру.
В Центральном государственном архиве Республики Узбекистан хранится большое количество посланий руководства Амударьинского отдела хивинскому хану, содержащих не только требования (согласно протоколу представленные в виде просьб) рассмотреть такие споры, но и конкретные предписания, какое именно решение и на основе каких нормативных актов следует принять. Предписания зачастую были вполне однозначными, т. е. будущее решение ханского суда предопредлелялось ими. Например, в ответ на жалобу агента «Восточного общества» Егорова о захвате хивинскими подданными купленной обществом земли начальник Амударьинского отдела генерал-майор Глушановский в сентябре 1909 г. писал: «Сообщая об этом, прошу Вашу светлость приказать немедленно установить границы купленного „Восточным обществом“ участка земли и по измерении передать… (7,5) танапов Обществу. О результатах настоящего письма прошу меня уведомить» [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 243, л. 6 с об.]. В другом послании того же чиновника (о невыплате долга хивинским подданным русскому подданному) хивинскому хану предписывалось «дать немедленные распоряжения Вашей Светлости о разборе настоящего дела. И если жалоба Сапарьянца справедлива, удовлетворить его» [Там же, д. 300, л. 16 с. об.].
В ряде случаев российские чиновники даже намекали хивинским ханам на негативные последствия в случае отказа в удовлетворении исков российских торговцев. Например, в июне 1909 г. тот же генерал-майор Глушановский, требуя от хивинского хана и его судей решения о взыскании долга с хивинских торговцев в пользу русского подданного С. Голохвостова, писал: «Если же Ваша светлость сделать это не найдете возможным, то прощу сообщить мне подробно причины отказа, т. к. я должен по этому вопросу сделать представление главному начальнику края [т. е. туркестанскому генерал-губернатору. — Р. П.] и просить указания его высокопревосходительства, чтобы интересы русских подданных не страдали» [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 300, л. 39 с об.]. Напомним, что как раз в этот период времени в российских властных кругах активизировались дискуссии относительно окончательной ликвидации независимости Бухарского эмирата и Хивинского ханства и присоединения их территорий к Российской империи (см., например: [Центральная Азия, 2008, с. 309–310]), так что возможное ухудшение взаимоотношений с туркестанским генерал-губернатором представляло существенную угрозу положению хивинского хана и, соответственно, подобные угрозы имели большой вес.
Это позволяет выделить еще одну группу источников права, которыми регламентировался статус российских торговцев в Бухаре и Хиве — конкретные предписания российских региональных властей (начальников Амударьинского отдела в Хивинском ханстве) или дипломатических представителей (российских политических агентов в Бухарском эмирате) в целях защиты интересов подданных Российской империи в среднеазиатских ханствах. Несмотря на то что сами эти акты напрямую не действовали в Бухаре и Хиве, они служили своеобразными руководствами для принимаемых бухарскими и хивинскими монархами или судьями решений.
Интересно отметить, что русские предприниматели порой выступали не только жертвами произвола местных чиновников, но и сами нарушали правовые нормы. Так, например, пользуясь неопытностью и неосведомленностью местного чиновничества в законах, регулирующих торговые отношениях ханств и России, они пытались получать (и даже получали) льготы и преференции, предъявляя документы, вообще не являвшиеся юридическими. Так, например, в 1903 г. начальник Амударьинского отдела был вынужден издать специальный приказ, в котором отмечал, что «книжки „Права и обязанности“, выданные генералом Галкиным тем русским подданным, проживающим в Хивинском ханстве, торговым документом служить не могут» [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 159, л. 8].
В заключение считаем небезынтересным отметить особенности статуса европейцев, посещавших во второй половине XIX — начале XX в. Бухарский эмират и Хивинское ханство. В соответствии с распоряжениями русских властей такие иностранцы приравнивались к российским подданным, получая те же права и привилегии, подпадая под юрисдикцию российских судебных органов и проч. Например, в специальном послании хивинскому хану в ноябре 1901 г. начальник Амударьинского отдела, сообщая о поездке двух германско-подданных в Бухару и Хиву «с коммерческими целями», писал: «Прошу относиться к гг-м Вольдемару Пруссу и Иоганну Прейссе как к русским подданным, со всеми вытекающими привилегиями» [Там же, д. 309, л. 5]. Согласно Положению «О круге ведомства мировых судей в Бухарском ханстве…», «пребывающие в пределах Бухарского ханства иностранцы, принадлежащие к христианским вероисповеданиям, состоят под непосредственным покровительством российского политического агентства, и во всем, что касается полицейского и судебного порядка, подчиняются тем правилам, кои установлены или впредь будут установляемы для проживающих в ханстве русских подданных» [СЗРИ, 1912, с. 453]. В некоторых случаях российская администрация (а с ее подачи и ханские власти) использовали своеобразную «юридическую фикцию»: например, в Бухарском эмирате иностранцам (т. е. не местным и не русским предпринимателям) запрещалось заниматься разработкой золотых месторождений, однако некоторые европейские дельцы договаривались, что будут делать заявки на право разрабатывать золото «от имени лиц русской национальности, которые их в том уполномочивают» [Искандаров, 1963, с. 248].
На первый взгляд, такие нормы защищали интересы иностранцев-христиан (иностранцы-мусульмане судились местными судами), находящихся в Бухаре и Хиве, обеспечивая им защиту и судебное разбирательство по российским законам (более «цивилизованным», нежели местные). Однако, на самом деле, они отражали запрет бухарским и хивинским властям на прямое сношение с иностранцами, т. е. внешнюю политику, что вполне соответствовало понятию российского протектората над эмиратом и ханством, по сути являвшихся вассалами Российской империи.