а, с. 287; Ремез, 1922, с. 36]. Ввозить товары отныне можно было только через таможенные посты с уплатой соответствующих сборов и простановкой клейма («тамги») на упаковке товара. Одновременно в обоих ханствах были упразднены многочисленные переправы через Амударью, которые прежде служили источником дохода для ханской казны, поскольку с каждого переправлявшегося взимался сбор [Грулев, 1900, с. 56; Логофет, 1911а, с. 292–293; Ремез, 1922, с. 36].
Пункт II вышеупомянутого Утвержденного мнения Госсовета определял штат каждой таможни: она состояла из управляющего, двух членов (один из которых являлся казначеем), бухгалтера и выклад-чика пошлин (он же секретарь таможни), пакгаузного надзирателя и двух его помощников, также выполнявших функции переводчиков. Небольшой штат таможен компенсировался тем, что российская пограничная стража должна была оказывать содействие таможенникам — согласно п. IX Утвержденного мнения. Тут следует отметить, что для этого российским властям не понадобилось создавать дополнительной инфраструктуры: еще в конце 1880-х годов в пограничных регионах Бухарского эмирата стали организовываться русские поселения для размещения гарнизонов, обеспечивающих безопасность границ эмирата с Афганистаном и Британской Индией [Фомченко, 1958, с. 14–16]. Соответственно, военнослужащие этих гарнизонов в случае необходимости могли содействовать таможенникам в их деятельности. Со своей стороны, и таможенники в рамках своих прямых обязанностей выполняли ряд функций по охране границ в целом [Ремез, 1922, с. 38; Скальковский, 1901, с. 476]. В начале XX в. количество таможенных войск было доведено до двух конных бригад, также рассматривалась возможность привлечения к этой службе местных вольнонаемных «джигитов» ([Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 172, 173]; см. также: [Фомченко, 1958, с. 16]).
Статус новых структур закреплялся в специальной инструкции таможенным начальникам, утвержденной императором Николаем II в том же 1894 г. В соответствии с ней, начальник таможни должен был контролировать ввоз товаров в пределы таможенной черты, изымать незаконно ввезенные товары, препятствовать контрабанде и торговле запрещенными товарами (таковыми признавались, в частности, спиртное, сигареты и проч.), отмечать на пропускных билетах пункты, через которые надлежало следовать торговым караванам, судам и т. д. К инструкции прилагался список товаров, запрещенных для ввоза из азиатских стран — и в первую очередь Афганистана — в Россию, Бухару и Хиву (опиум, наркотики и приборы для их курения, оружие и боеприпасы, водка, конфеты и сахарные сиропы, медная и серебряная российская и иностранная монета), а также запрещенных к вывозу (оружие и боеприпасы). Устанавливался запрет на ввоз через азиатские таможни европейских промышленных товаров, составляющих конкуренцию русским аналогам. Вместе с тем вводился довольно обширный перечень товаров, которые не просто можно было ввозить в пределы таможенной черты, но и ввозить беспошлинно: хлеб, зерно, мука, мясо и птица, свежее и кислое молоко, крупный рогатый скот, овцы, козы, лошади, верблюды, ослы, а также лес, дрова и древесный уголь. Считалось, что это — товары первой необходимости и предназначаются для личного потребления, а не для перепродажи ([Бенцелевич, 1914, с. 85–88; Ремез, 1922, с. 30–31]; см. также: [Тухтаметов, 1969, с. 48]).
Естественно, самым важным вопросом стало установление новых таможенных тарифов. Поскольку целью включения Бухары и Хивы в таможенную черту было противодействие проникновению на среднеазиатские рынки товаров, конкурирующих с русскими, наиболее высокие тарифы устанавливались на такие товары как чай, индиго, кисея, которые в большом количестве ввозились в Бухару и Хиву из Британской Индии. Наиболее последовательно протекционистская политика России в рамках таможенного объединения проводилась в отношении чая. Так, на самый ходовой в Средней Азии зеленый чай была установлена весьма высокая пошлина 14,4 руб. с пуда[79]. В результате в 1895 г. цена на зеленый чай поднялась с 40 до 50–55 руб. за пуд [Ниязматов, 2010, с. 229]. Однако со временем российские власти сочли возможным снизить эту ставку в 1901 г. до 12 руб., в результате чего цена на чай стабилизировалась до 42–46 руб. за пуд, да и само количество потребляемого чая возросло в полтора раза [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 172, 175].
Однако эффективность таможенной политики в новых условиях во многом снижалась из-за ряда проблем, связанных с ее реализацией. Одной из главных проблем стало то, что Утвержденное мнение Госсовета и соглашения с Бухарой и Хивой предусматривали создание на границах ханств русских таможен, но отнюдь не упразднение аналогичных институтов самих ханств [Садыков, 1965, с. 98–99]. Кроме того, эмир и хан весьма расширительно толковали право взимания торгового сбора «зякет», сохранявшееся за ними по условиям соглашения. Дело в том, что этот прямо предусмотренный шариатом налог имел очень неопределенный объект налогообложения, что позволяло среднеазиатским правителям весьма злоупотреблять правом его сбора. Европейские путешественники, посетившие Бухарский эмират в 1880-е годы, сообщают, что еще в 1870–1880-е годы там существовал ряд, по сути, таможенных постов (на границе, по р. Амударья, в Таш-Кургане и в предместьях самой Бухары), на которых эмирские чиновники взимали зякет с ввозимых в эмират товаров и иного имущества [Le Messurier, 1889, р. 178]. Естественно, после включения в таможенную черту хан и эмир не собирались отказываться от такого существенного источника дохода. В результате наряду с российскими таможенными постами там же функционировали и местные «зякетчи», из-за чего один и тот же товар фактически облагался таможенным сбором дважды[80]. Более того, хивинский хан учредил должности аксакалов в городах Чарджуй, Мерв и Асхабад (т. е. в русских владениях!), которые взимали торговый сбор с хивинцев, приезжавших в эти города для торговли. Поскольку эти действия, во-первых, были незаконными, во-вторых, существенно повышали цену на хивинские товары, туркестанский генерал-губернатор А. Б. Вревский в феврале 1898 г. предписал начальнику Амударьинского военного отдела «немедленно» предложить хивинскому хану упразднить должности аксакалов в этих городах — причем на основе Гандемианского договора 1873 г., положения которого таких должностей не предусматривали [Туркестан, 2016, с. 72].
Эта проблема сохранялась и много лет спустя после таможенного объединения. Так, в 1910 г. туркестанский генерал-губернатор П. И. Мищенко на особом совещании отметил существование, по сути, «внутренней таможни» в Бухаре, причем взимавшей сборы даже с российских товаров. Русский политический агент в Бухаре Я. Я. Лютш (Лютич) в ответ на это заявил о несомненной целесообразности отмены подобной практики, но обратил внимание на то, что для этого «нужны изменения трактатов», т. е. и договоров 1873 г., и соглашений 1894 г. ([ЦГА РУз, ф. И-2, оп. 31, д. 251, л. 29 и след.]; ср.: [Логофет, 1911а, с. 290–291]), тем самым еще раз подчеркнув проблему неразработанности правовой базы для регулирования отношений Российской империи с ее протекторатами.
Неудивительно, что среднеазиатские правители и их чиновники чувствовали себя неуязвимыми в правовом отношении и активно пользовались неопределенностью правовой природы зякета, проявляя порой неплохое владение юридической казуистикой. Так, уже в 1914 г. начальник Амударьинского отдела сделал запрос хивинскому хану Исфендиару (прав. 1910–1918) по поводу законности сборов его чиновниками с товаров в местности Таш-Сака, на переправе через Амударью, на что получил ответ, что они взимают не таможенный сбор, а законный торговый налог [Бенцелевич, 1914, с. 83–84]!
Другая проблема также имела прямую связь с тем, что далеко не все сферы отношений России со среднеазиатскими ханствами были урегулированы действовавшими документами. Так, когда Хивинское ханство вошло в таможенную черту, местная буржуазия заставила хана Мухамад-Рахима II поднять перед имперской администрацией вопрос о неправомочности подобных действий, не предусматриваемых Гандемианским договором 1873 г., и, следовательно, о пересмотре его решения. А раз по вине России выросли цены на многие ввозимые в ханство товары, то в виде компенсации следует обложить самих русских торговцев и производителей на территории ханства налогами и сборами, от которых они были освобождены по условиям этого устаревшего договора! Только жесткая позиция администрации Туркестанского края, пригрозившая ответными мерами в отношении хивинских торговцев в России, позволила сохранить российским предпринимателям в ханстве привилегированное положение [Нияз-матов, 2010, с. 229–233].
Оставалась актуальной и проблема контрабанды, что, как мы помним, послужило одной из причин включения ханств в российскую таможенную черту. Высокие пошлины на индийские товары, а также запрет на ввоз европейских товаров через Персию и Афганистан, привели к росту незаконного ввоза этих товаров в пределы ханств и даже России. Была создана целая контрабандная сеть, которая поставляла через р. Атрек товары из Персии, имея склады в Хиве, Кунграде и Куня-Ургенче, откуда потом эти товары распространялись по всей Средней Азии [Садыков, 1965, с. 99–100]. Как отмечал туркестанский чиновник и исследователь Д. Н. Логофет в 1911 г., даже к этому времени власти Туркестана не сумели организовать на границах Бухарского ханства полноценный таможенный кордон между постами Меручак и Тепели (300 верст) и между Шаугоном и Хорогом (еще 300 верст) [Логофет, 1911а, с. 294]. Неудивительно, что контрабандисты пересекали границы не только поодиночке, но и крупными караванами, даже сопровождавшимися вооруженной охраной! В результате уже 28 июля 1895 г. было принято Высочайшее повеление «Об употреблении оружия чинами пограничной стражи на среднеазиатских границах и об утверждении Временных на сей предмет правил», которыми на российские владения в Средней Азии распространялись правила, ранее принятые для Закавказья и разрешавшие пограничникам не тол