Наконец, большой проблемой в реализации финансово-правовой политики России в протекторатах стала закрытость информации о проводимых мероприятиях, о соглашениях с эмиром и ханом, в результате чего не только простые русские предприниматели и подданные среднеазиатских монархов, но даже и высокопоставленные чиновники не до конца понимали смысла достигнутых соглашений. Так, например, в Туркестане в 1900-е годы полагали, что соглашение 1901 г. предусматривало чеканку таньги для Бухары в России, даже туркестанский генерал-губернатор А. М. Самсонов в январе 1910 г. на особом совещании по бухарским делам повторил этот слух, обвинив эмира в том, что тот добивался отмены этого и возвращения права чеканить таньгу вновь на собственном монетном дворе (чем вызвал критику со стороны Минфина) [Там же, с. 75, 81]. Не отражались расходы, связанные с выкупом таньги (как понесенные, так и запланированные), и в ежегодных «Общих государственных росписях доходов и расходов» — либо все из-за той же закрытости информации, либо имперские финансовые структуры просто-напросто не могли даже предположительно определить сумму этих расходов на каждый год.
Тем не менее исследователи по-разному оценивали результаты фиксации курса бухарской и хивинской таньги и перспективы дальнейших денежных реформ в протекторатах. Одни и спустя несколько лет полагали, что «монетное объединение», т. е. полная замена таньги русским рублем в ближайшее время не произойдет [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 160]. Другие считали, что бухарцы и хивинцы уже привыкли не только к русскому серебру, но и нашли немало преимуществ в использовании бумажных кредитных билетов, так что «монетное объединение» выглядит вполне реальным [Логофет, 1911б, с. 73].
Современные исследователи тоже по-разному оценивают финансово-правовую политику Российской империи в отношении Бухары и Хивы. Советские специалисты в первую очередь обращали внимание на «колониальный характер» денежной политики, утверждая, что она реализовывалась в интересах русской буржуазии и купечества и вела к разорению жителей среднеазиатских ханств [Тухтаметов, 1966, с. 59]. Постсоветские авторы, оставляя в стороне идеологическую составляющую, в большей степени сосредоточиваются на эффективности реализованных мероприятий, отмечая невысокую ее степень и критикуя чрезмерное стремление к единообразию финансово-правовых отношений в многонациональной империи — без учета ее региональных специфик [Правилова, 2006, с. 133].
Как представляется, в современных условиях следует оценивать характер и эффективность вышеописанных действий именно с точки зрения достижения конечной цели. Таковой, как уже отмечалось, являлась фронтирная модернизация Бухарского эмирата и Хивинского ханства, их интеграция в политико-правовое и социально-экономическое пространство Российской империи, главным показателем которого в данном аспекте должен был стать полный отказ Бухары и Хивы от таньги и переход на рубли даже во внутренних расчетах. Поскольку этого так и не произошло вплоть до падения империи и обретения полной независимости Бухары и Хивы в 1917 г., таким образом, финансово-правовая политика России в их отношении не была полностью эффективной. Однако причиной неудачи стало отнюдь не то, что российские власти не учитывали национальной и региональной специфики — напротив, на наш взгляд, власти в большей чем надо степени учитывали позицию бухарских и хивинских властей, не решаясь на более активные действия по реформе денежных отношений. Другой причиной, как мы установили, являлась несогласованность действий различных российских ведомств, чем также пользовались в своих интересах правители среднеазиатских ханств, тормозя дальнейшие преобразования и сохраняя в значительной степени прежние финансово-правовые отношения в своих владениях.
§ 4. Реорганизация вооруженных сил Бухарского эмирата и Хивинского ханства
Изменения в правовом развитии Бухарского эмирата и Хивинского ханства после установления над ними протектората Российской империи коснулись даже такой специфической сферы как военное дело. Ниже мы попытаемся выявить основные тенденции в развитии вооруженных сил Бухары и Хивы до и после установления протектората.
В ханствах Средней Азии регулярная армия впервые была создана в 1830-е годы бухарским эмиром Насруллой. Она включала пехоту (сарбазов) и артиллерию, солдаты получали вознаграждение за службу в денежной форме и продовольствием. Любопытно, что в числе воинов эмира находилось определенное число русских пленников — по-видимому, это было связано как с нехваткой профессионалов среди бухарцев, а также и с тем, что эмир не всегда мог доверять собственным подданным ([Арендаренко, 1889, с. 543–544, 548, 556–557; О слухах, 2016, № 133, с. 272–273]; см. также: [Бабаев, 2010, с. 156–157; Исмаилова, 2004, с. 81–106]). Также стоит отметить, что военное дело в Бухаре было организовано по образцу Османской империи — точно так же, как несколько позже, в 1860-е годы, в Кокандском ханстве и государстве Йэттишар в Восточном Туркестане (современном Синьцзяне) [Троицкая, 1972, с. 138–140; Яншин, 2009, с. 97–100]. Соответственно, в организации вооруженных сил этим правителям содействовали как турецкие инструкторы, так и английские, поскольку как раз в это время в самом разгаре была «Большая игра» — длительное соперничество России и Британии за контроль над Центральной Азией.
Кокандское ханство в 1868 г. ненадолго попало под российский протекторат и, казалось, имело шанс на преобразование армии по российскому образцу. В частности, в том же 1868 г. в Ташкенте с торгов было продано кокандскому хану около 1 тыс. комплектов списанной военной формы российских солдат, в которую хан приказал облачить свою гвардию [Коканская гвардия, 1871]. Однако в 1876 г. Кокандское ханство после очередного антироссийского восстания было ликвидировано, став частью Российской империи. В 1877 г. погиб Якуб-бек, и его государство годом позже пало под натиском китайских войск. Из всех центральноазиатских государств, имевших к этому времени регулярную армию, остался только Бухарский эмират, который на рубеже 1860–1870-х годов признал протекторат Российской империи. С этого времени в организации военного дела Бухары произошли существенные изменения.
В первые годы после установления протектората в бухарской армии «по инерции» сохранялось английское влияние: солдаты носили обмундирование и оружие английского образца, команды отдавались на английском языке [Lansdell, 1875, p. 21–22; Schuyler, 1877, p. 64]. Но уже в 1880-е годы русское влияние стало вытеснять английское за счет присылки в Бухару российских военных инструкторов (см., например: [Фалько, 2016]). Проводилась реорганизация бухарской армии постепенно: к концу 1890-х годов из 25 тыс. воинов эмира только 4 тыс. солдат в столице были укомплектованы по российскому образцу [Curzon, 1889, p. 198–199; Le Messurier, 1889, p. 167][87]. К началу XX в. уже вся армия эмира была организована по русскому образцу, включая обмундирование, вооружение, наличие русских инструкторов, отдававших русские же команды [Логофет, 1911а, с. 252–254; Olufsen, 1911, p. 116]. Даже личная гвардия эмира была сформирована и облачена по образу и подобию казачьих и черкесских отрядов российской армии [Васильчиков, 2002, с. 64; Olufsen, 1911, p. 578].
Иностранцы, побывавшие в Бухарском эмирате в последней четверти XIX — начале XX в., определяют численность войск эмира в 25–30 тыс. воинов [Le Messurier, 1889, p. 168–169]. Но после того как на территории эмирата в 1880–1890-е годы были созданы российские поселения, в них появились российские гарнизоны, общая численность которых в начале XX в. составляла до 8 тыс. человек [Фомченко, 1958, с. 12]. Это позволило российским чиновникам в Бухаре поднять вопрос о сокращении армии эмира [Лессар, 2002, с. 106–107]. К концу 1890-х годов число бухарских воинов уменьшилось до 20 тыс., причем около 8 тыс. присутствовало только на бумаге. А сам эмир Абдул-Ахад заявлял, что готов совсем отказаться от армии, полагаясь на защиту Российской империи [Olufsen, 1911, p. 582]. Однако эти слова лишь должны были подчеркнуть лояльность эмира российской короне, а на самом деле он не собирался отказываться от собственных войск. Напротив, эмир регулярно получал от российских властей новое оружие. Сарбазы регулярно направлялись в отдельные районы эмирата для подавления восстаний, действуя без поддержки российских войск, т. е. справляясь собственными силами. В 1917 г. после падения монархии в России и провозглашения эмиром Алим-ханом реформ в Бухаре в ханстве стали проводиться разного рода массовые мероприятия. В их разгоне также участвовали эмирские войска [Тухтаметов, 1966, с. 52–53, 122, 138]. Однако далеко не всегда бухарский монарх мог положиться на своих воинов. Так, например, в 1909 г., когда в Бухаре начался кровавый конфликт между суннитами и шиитами, и эмир направил войска для прекращения резни, многие сарбазы сами приняли участие в конфликте, причем по обе его стороны [Там же, с. 90].
Также стоит упомянуть о попытках российской администрации сформировать в Бухарском эмирате некий аналог казачьих войск. Как уже отмечалось, во второй половине 1880-х годов на территории Бухарского эмирата по договоренности с эмиром возник целый ряд русских поселений: в 1886 г. в Чарджуе и в 1889 г. в Керки были размещены российские гарнизоны, целью которых было обеспечение безопасности границы Бухары с Афганистаном, фактически находившимся под протекторатом Британской империи. Еще два военных поселения появились в Патта-Гиссаре в 1894 г. и Термезе в 1897, а уже в 1888 г. неподалеку от столицы эмирата возникло русское поселение Новая Бухара (современный Каган), ставшее резиденцией русского политического агента — официального дипломатического представителя империи в Бухаре. К началу XX в. общее число военнослужащих на территории эмирата достигало 8 тыс. человек, причем большинство составляли именно казачьи части, насчитывавшие две бригады с перспективой дальнейшего увеличения их числа [Фомченко, 1958, с. 15–16]. Таким образом, бухарские власти и военнослужащие имели возможность своими глазами увидеть русское казачество, убедиться в преимуществах такого рода войск для своего региона и, соответственно, принять на вооружение некоторые элементы казачьих войск. Более того, в начале XX в. при обсуждении вопроса об охране границ протектората и обеспечении эффективности таможен (в процессе вхождения Бухары и Хивы в тамож