Анатолий Ливри
Доктор наук, русист, эллинист, поэт, философ, автор семнадцати книг, опубликованных в России, Германии и Франции, бывший славист Сорбонны, с 2010 года пре и подаватель русской литературы Университета Ниццы – Sophia Antipolis, доктор филологии этого университета. Его философские работы получили признание немецкой Ассоциации Фридриха Ницше и неоднократно публиковались Гумбольдтским университетом, а также берлинским издателем Ницше Walter de Gruyter. Открытия Анатолия Ливри – эллиниста признаны Ассоциацией эллинистов Франции Guillaume Budé, и с 2003 года его работы издаются ее альманахом под редакцией нынешнего декана факультета эллинистики Сорбонны профессора Алена Бийо.
В России Анатолий Ливри получил две международные премии: «Серебряная литера» и «Эврика!» – за монографию «Набоков-ницшеанец» («Алетейя», Петербург, 2005), в 2010 году опубликованную на французском парижским издательством Hermann (готовится к публикации в Германии на немецком языке).
Одновременно в Петербурге издано продолжение «Набокова-ницшеанца» – переписанная автором на русский язык собственная докторская диссертация по компаративистике «Физиология Сверхчеловека», защищенная в Университете Ниццы в 2011 году.
Его повесть «Глаза», написанная в 1999 году, получила в 2010 году литературную премию имени Марка Алданова, присуждаемую нью-йоркским «Новым Журналом», что сделало из доктора Ливри de facto самого молодого лауреата Алдановской премии.
В 2012 году в московском издательстве «Культурная революция» опубликован роман Анатолия Ливри «Апостат».
А в 2014 году в издательстве «Алетейя» вышел в свет сборник стихов «Сын гнева Господня».
В ноябре 2015 доктор Анатолий Ливри стал лауреатом Международной литературной премии «Пятая стихия» в номинации «За гражданское мужество». Доктор Анатолий Ливри удостоился этой чести в России за свою борьбу за традиционную семью в Европе, а также за свою борьбу против университетской коррупции Франции.
Одновременно доктор Анатолий Ливри получил Международную премию «Пятая стихия» «за чувство меры, эстетизм и красоту русского слога в современной поэзии», а также премию за преподавание во французском университете русской классической поэзии.
В Петербурге опубликован новый сборник стихов доктора Анатолия Ливри «Омофагия» («Алетейя», 2016, 146 с).
Одна из статей, открывающих книгу Анатолия Ливри, принадлежит экс-ректору Литинститута им. Горького Сергею Есину.
С 2017 года доктор Анатолий Ливри – один из редакторов и авторов журнала Méthode, одного из органов Французского института Донецкого технического университета (ДНР). Данные публичные выступления стоили доктору Анатолию Ливри преследований во Франции и странах НАТО, а также гонений на него во французском университете.
В начале 2019 года президент Франции Макрон подал в суд на Анатолия Ливри за его деятельность в поддержку традиционной семьи в Европе. Поэт и философ Анатолий Ливри вынужден был скрыться в Швейцарии.
Песнь смерти
Jetzt komme, Feuer!
Я принимаю, сорванец-Танатос,
Твой заводной, на экспорт свитый стих.
Мне настонал его с простецким «Нате-с»
Плюгавый тополь, пленник облепих.
И, прижимаясь к спруту-корневищу
Разбухшим ухом с жалом злой пчелы,
Я становлюсь от песни смерти чище,
Мудрей, как перс, познавший лёт стрелы.
Пусть Коре-горемыке Гадес гадок,
Мне мимикрия смерти дорога:
Я, будто пьяный ритмикой разгадок,
По венам запускаю труп врага.
Мой гений освящен подземным тайноцарством,
Что излучает Солнца черный свет
Мне на душу и кисть, с завидным постоянством
Влача чрез стену лет Танатоса обет.
Кшатрий
Я расчленяю алебардой сердца
Косматый космос, влюбчивый и дикий,
И в каждом камикадзе страдном лике
Предвосхищаю раж единоверца.
Сей хрупкий, нежный мир – бойцов творенье,
Не тех наймитов чопорных дружин
(Пружин податливых, как раб лекифа – джинн),
Но смерторадостных гоплитов порождение!
Бой – басилевс богов, гарант лихих свобод
Мужей неистовых, до гибели охочих,
Из касты кшатриев, что жаждут прежде прочих
Пролиться через Ад в брахманских душ испод.
Екклезиаст
Куда уж вам понять Элладу-бабку,
Ее дивнодышащий парапет
С ватагой хитрых свитков, что на свет
Лишь вытянут да тотчас спрячут лапку.
Как лабрис двоелик и как критянин лжец,
Я вам поведаю эсхилово молчанье
Безмолвьем Пушкина и лошадиным ржаньем
С капитолийским блеяньем овец.
И в полночь варварства, откуда нет спасенья,
Где богом – страх, а дух – не жатва! – сжат,
Чужое мужество, ловитва-вдохновенье
Вас окольцуют смехом древних Гат.
И сладок плен, и мило возвращенье,
Долин пожар и раж арийских стай,
Обычьем бычьим дарящих крещенье,
Мощами нежных тел мостящих вражий край.
Эвоэ! К Богу! К белопрядью!
К слезам и змеям истовых подруг,
К ночному Солнцу! Там полудня ради
Про табор улиц снова молвят вдруг.
Чистосердечное признание
Я – вор жемчужных переливов
Глубин дыхательных морей
И шантажист писак пискливых
Научных кляуз да статей.
И каждую из краденых расцветок
Лернейской гидроглавой красоты
Скрываю я: так брусья львиных клеток
Зверей нагих хранят от суеты.
Счастливей длани щедрой Поликрата
И тяжелей самоубийц-перстней,
Я кану в темень, мраку ставши братом,
До дна. Средь пентаграмм теней
Я створки отомкну стихии,
Чтоб выкрасть посейдонову слезу,
Соединив, по Слову, по России,
Мой плач и океанскую грозу.
Оды в руках ученого
Как зимний город слеп и жуток,
Фальшивей миражей пустынь,
Фраз неизбежный промежуток
Белеет, ропщет на латынь
Тунцовых строф твоих, Гораций,
Завязших прочно меж сетей,
Словно апостол между наций
Иль средь палаческих затей.
У антиподов
О шурк теней многоразумных,
О фибры злаков и добра,
И ты, азартна детвора,
Что посреди ристалищ шумных
Играешь в бабки-позвонки,
Я жду Владыку ваших дней!
А из-за утренних саней
Нам серебро в воротники
Бобром вгрызается с тоски,
И извывая парок стон
Унылый, будто вальс-бостон.
Как сводит холодом мыски,
Мне духа ток перекрывая!
Эвоэ, средь бесовских гряд
Все выше тянут ламы в ряд,
Сверх-Юг спирально познавая.
Литературоведение
Соломон Воложин
Родился в 1938 году на Украине. Образование высшее техническое. Писать об искусстве стал – самообразовавшись, в стол – в 60-е годы. С 1994 года читал доклады в научной Пушкинской комиссии при Одесском Доме ученых. Первые публикации были в газетах Одессы в 1997 году и в материалах межвузовских конференций с 1999 года. С 1998 по 2003 год издал на деньги спонсоров 18 малотиражных книг, они есть в главных библиотеках Украины и России. Его рукописи и книги приняты на хранение в отдел рукописей и редких изданий Национальной библиотеки России. Сейчас, с 2004 года, ведет собственный просветительский сайт «Художественный смысл. Энциклопедия новых прочтений» и сотрудничает с редакциями нескольких электронных журналов, в одном из которых ведет собственную колонку. Издал несколько книг на заказ в издательствах «Семь искусств» (Ганновер, ФРГ) и Altaspera Publishing House (Хантсвилль, Канада).
Нецитируемость художественного смысла
Что нецитируемость художественного смысла существует, неплохо б знать непосредственно. Но для этого надо быть художником. А я им был, если был, чуть ли не семьдесят лет тому назад (я имею в виду один карандашный рисунок трехмачтового парусника, идущего на зрителя, только чуть правее; он сохранился, и его не стыдно показывать) и, строго говоря, я не помню, что тогда переживал. Кажется, какую-то переполненность в груди, будто меня как бы надули и я чуть ли не могу взлететь. Вдохновением, наверно, это называется. Помню, что я сел за альбом и очень быстро все нарисовал, одним духом. Но я даже не помню, был ли я тогда влюблен (а я был тайно влюблен, потому тайно, что в нашем довольно спортивном классе, давшем одну чемпионку мира, я по физкультуре был двоечник и вообще последний человек). Два года я таил свою первую любовь, а на третий, после каникул, когда я «ее» наконец увидел, придя 1 сентября в последний, 10-й, класс, я почувствовал, что любовь вдруг ушла, и потому я не могу утверждать, что тот рисунок был творением лишенца (а таким, я узнал потом, бывает каждый романтик). Вдруг я его нарисовал в 10-м классе? Но если раньше, то теория и практика сходятся. И по очень низкой точке зрения, с самых волн (отчего корабль как бы вот-вот взлетит), и по, тем не менее, видимости над волнами какого-то особенно далекого горизонта как-то чувственно переживаются слова о романтизме, что он есть бегство из ужасной действительности в свой прекрасный внутренний мир. В мой внутренний мир нельзя было указать, ткнув пальцем ни в какое место рисунка. Так что нецитируемость его художественного смысла представляется мне теперь очевидной.
Тем ужасней осознавать, что чаще всего искусство- и литературоведы не считают должным эту нецитируемость обсуждать и даже признавать.
Она стала моим убеждением, когда я прочел только-только (в 1965 году) изданную «Психологию искусства» Выготского. Он не только дал определение художественности («…противоположность чувства… есть основа катартического действия эстетической реакции»), но и намекнул, что этот катарсис относится «к подсознательным… силам». А словесное озарение о содержании катарсиса есть результат «последействия» искусства и относится к «последствиям, но никак не к самой эстетической реакции на художественное произведение». Ввиду известного принципа видения зеркальными творчества и сотворчества (у восприемника) следует, что творчество начинается тоже с подсознательного.
Нецитируемость художественного смысла тогда объясняется чрезвычайно просто. Он, этот художественный смысл, есть подсознательный идеал автора. Тот не дан его сознанию. Отсюда мука слова у писателя. Ни одно слово не представляется годящимся, и тогда появляется изъяснение противоречиями или необычнейшими образами. Последние тоже некие противоречия, если вспомнить про минус-прием. Там молчат о знаемом всеми, и тогда относительно этого знаемого необычнейший образ оказывается вторым, скажем так, и вместе с первым в душе восприемника рождается третье. Как и с противоречиями: одно + второе = третье (катарсис). А четвертое, осознание, уже вне искусства. Оно часто не случается, и потому требуется толкователь.
Да и не любой толкователь годится.
Иванов-Разумник писал за много десятилетий до 1965 года, ему простительно. Он писал:
«В жизни Ф. Сологуб не находит ответа и ищет его в смерти» (http://sologub.lit-info.ru/sologub/articles/ivanov-razumnik-sologub.htm).
И приводит в доказательство такое стихотворение:
Мы устали преследовать цели,
На работу затрачивать силы, –
Мы созрели
Для могилы.
Отдадимся могиле без спора,
Как малютки своей колыбели, –
Мы истлеем в ней скоро
И без цели.
Так вот, ритмическое строение этого стихотворения богатое (четырехстопный анапест с усеченной последней стопой, двустопный анапест с усеченной последней стопой и трехстопный анапест с усеченной последней стопой, три вида на восемь стихов). «По мнению Белого, ритмическая манера каждого поэта определяется бессознательным предпочтением» (Жирмунский. Теория стиха. Л., 1975. С. 34). И Сологуб бурлит энергией.
В этих условиях повтор слова «цели» в качестве законченного круга не достигает своей цели. Нецитируемый смысл от столкновения противочувствий «энергия» и «конец» кричит: «Нет!»
То же с наложением «сходства на смежность» (Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. М., 1990. С. 12). Наложение сходства трехсложности с ударением на середине слов «созрели» и «могилы» на полярную смежность смысла этих же слов разрывает и сходство, и смежность ради выражения чего-то третьего – не от мира сего не в смысле потусторонности христианской, а в смысле благого для всех сверхбудущего.
Синтаксический повтор («преследовать цели» и «затрачивать силы») с попутным фонетическим («овать» и «ивать») работает на упомянутое повышение энергии высказывания.
То же с противоположными смыслами рифмующихся слов («силы» – «могилы», «спора» – «скоро»).
Трехкратное «мы» говорит о коллективизме скрытого идеала символизма.
Может, это все и жалкое обоснование того, что я смею думать, что текст сочинен был для того, чтоб выразить что-то, чего в тексте нет написанными словами, если это литература, и нет чего-то там иного материального в других искусствах.
Но. В порядке постановки вопроса это может быть рассмотрено?