– Так и хочется к телу прижать обнажённые груди берёз…
Подул ветерок, и влажные листья берёзки, затрепетав, коснулись лица Кости. Широко улыбнувшись, он посмотрел вокруг просветлённым взглядом заново родившегося человека.
Навстречу по тротуару, мелко ступая, шла бабушка, волоча тяжёлую сумку на колёсиках. Два юных паренька остановились на проспекте у перехода напротив школы. Один что-то выпалил с лукавой усмешкой, мотнув головой в сторону клуба. Другой оглянулся на товарища и захохотал.
– Молокососы, – произнёс Костя вполголоса, но так, чтобы его не услышали.
Ему стало не по себе, будто недавно он совершил что-то запретное.
«Весёлая девчоночка, хотя немного глуповата. И какого чёрта спрашивала про машины?! Простушка! – подумал он, жуя случайно сорванный берёзовый листок. – А могла бы стать и музой… в другой обстановке, да! Но бог с ней совсем! Пусть других забавляет!»
Громыхая, подошёл полупустой красный трамвай «пятёрочка». Костя стремительно прыгнул на подножку. Сунул кондуктору мелочь на билет и, пройдя вперёд по салону, будто невзначай сел возле девушки с ярко накрашенными полными губами. Из-под модной сумочки, выказывая неприступность, выглядывали её острые колени. Опустив длинные ресницы, она сосредоточенно водила по экрану айфона изящным пальчиком, листая ленту новостей и чему-то улыбаясь.
Тем временем улица за окном разворачивалась сама собой, то замедляясь на остановках, то, после ожидаемого рывка и глухого лязга, ускоряясь, как бы с намерением догнать послегрозовое облако, утопая в котором покойно млело закатное солнце.
Костя некоторое время думал, не заговорить ли с соседкой. Но досадовал, не зная, с чего начать. Хотелось спросить её имя: Роза, Изабелла, Маргарита? Словно не в трамвае они ехали, а были рядом на широком сиденье роскошного лимузина… Бросив нерешительный взгляд на её сжатые колени, он, стиснув зубы, выскочил на следующей остановке, у городского парка.
Расправив плечи и жадно вдыхая влажный воздух, не спеша пошёл по широкой аллее сквозь клубы пара, поднимающиеся над сырым асфальтом с редкими зеркалами луж. В лёгком ореоле тумана уже горели сапфировые пузыри уличных фонарей, освещая печальным светом геометрически строгие клумбы с бархатцами и декоративной капустой. Вдоль дороги пустовали мокрые скамейки. Вдалеке над купами деревьев смутным пунктиром маячило чёртово колесо… За сквером у перекрёстка Костя приметил цветочный киоск, и в голове невольно мелькнуло: «Сколько же лет не дарил я женщинам цветы?»
Уже поздним вечером он вернулся в свою маленькую квартирку на пятом этаже, забитую книгами и грудами бумаги. Сегодняшнее приключение записал в блокнот. А что удивительного? Любил вести дневник. Иногда сидел под уютным зелёным колпаком настольной лампы, перечитывал свои заметки, заново переживая минувшие события. Порой это наталкивало на новые мысли… Ныне же был особый случай: впервые он прикоснулся к женщине, которую не любил. А ведь совсем недавно его посещали мечты, что он может быть обласкан любезной сердцу женщиной.
Ему вспомнились дни глубокого разочарования, несбыточных надежд…
Когда-то он был женат. Жена считала его гением; между тем после трёх лет близости ушла к другому, так и не родив ребёнка. Костя же уверовал в свою исключительность, избранность и жестоко страдал, что до сих пор никому не передал свои гены… Воспитанный на русской литературе, он ненавидел неискренность и, подозревая притворство в каждой улыбке, избегал общества. А так иногда хотелось поговорить по душам!
На книжной полке впритык к Набокову стояли толстые тетради, из одной торчала мятая пожелтевшая бумажка – это была его «докатастрофная» спермограмма. Костя открыл дневник на месте закладки и, плюхнувшись на диван, погрузился в чтение записей двадцатилетней давности…
«А может, к чёрту любовь? Может, пора перейти к эротике высшего порядка? – думал он, вяло раздеваясь и ложась в постель. – Но – завтра, завтра…»
Утром Костя вышел на пробежку в соседний лесопарк, на южной окраине города. Тропинка, по которой он бежал лёгкой трусцой, петляла по чистому сосновому бору и была устлана хвойными иглами. Иногда она вырывалась на высокий берег, где внизу, под откосом, в лучах солнца дрожала широкая река, обнажая бесчисленные галечные перекаты.
«Как сильно обмелела река! Почему я раньше не замечал?!» – размышлял Костя, замедляя бег над крутым обрывом.
Дома он первым делом смыл удушливый пот, энергично растёрся мохнатым полотенцем и на секунду замер у туалетного зеркала: в уголках глаз были заметны тонкие морщинки.
«Ничего, мы ещё посмотрим! – мысленно подбодрил он себя. Потом подмигнул: – А тату надо бы свести».
Последние три года Костя трудился дистанционно – дома за компьютером – и совсем удалился от общества. Вот и сегодня в тягостной духоте города медленно и однообразно прошёл рабочий день, а ночью Косте приснилась полноводная река за лесопарком, в месте его регулярных пробежек. Вверх по течению реки плыл прогулочный белый теплоход, на палубе которого было людно. Под громкую музыку неторопливо и однообразно вальсировали пары.
«Это я сделал реку судоходной», – гордо подумал Костя, стоя у края отвесной кручи. Затем шагнул вперёд и, широко раскинув руки, сорвался вниз. Ужас падения сменился восторгом, когда он уверенно и торжествующе полетел над бездной в сторону теплохода. В одном из танцующих узнал себя.
«Куда мы плывём? – спросил он вальсирующую с ним даму. – Там мель! Работа ещё не закончена!» – «Пустяки! Капитану виднее», – спокойно ответила молодая особа, устремив на него восхищённый взгляд зеленоватых глаз. Она была в коротком прозрачном платье из чёрного шёлка на голое тело. Не успели они сделать несколько па, как раздался сильный скрежет. Палуба резко накренилась.
«Держись за мои волосы!» – воскликнула незнакомка.
Костя обхватил девушку за тонкую талию левой рукой, а мягкие колечки её волос навернул на ладонь правой и с силой притянул к себе её напряжённый девичий стан. В следующее мгновение по его спине прошла волна возбуждения. Неистовым поцелуем он впился в её горячие губы и в пароксизме страсти овладел ею на спасательном круге, кем-то сорванном с борта в общей суматохе. Она протяжно застонала, и в этот миг у неё за плечами появились крылья. Вместе они взметнулись ввысь и тенью полетели над мутной водой, прочь от севшего на мель корабля. Оставшиеся пары, безумно извиваясь, барахтались на вздыбленной палубе – началась всеобщая оргия.
«Надеюсь, ей есть шестнадцать. Впрочем, уже всё равно. Наверняка это сон! Сказка, одним словом!» – истощив все силы, лихорадочно подумал Костя. В полёте его накрыла волна блаженства… Они начали удаляться от Земли. В разреженной атмосфере стало трудно дышать, и… он пробудился.
«Фу-ты ну-ты! Приснится же такое!» – пролепетал он спросонок, ощущая липкое пятно на смятой простыне. Минут пять лежал опустошённый, пытаясь припомнить лицо незнакомки. Оно было эклектичным, вернее сказать, то и дело менялось. Сначала в памяти возникли черты девушки, которую на днях он приметил в трамвае, потом оно стало похоже на лицо Алины, затем – бывшей и уже такой далёкой жены, от которой он отвык, но портрет которой до сих пор стоял у него на столе, напоминая о нервном надрыве и внутреннем раздвоении… Наконец в этой череде проступил лик родимой матери, как на фото из семейного альбома. Совсем юная, в белом халате, жмурясь от яркого солнца, стояла она на палубе теплохода рядом с пожарным щитом и спасательным кругом с надписью «Здоровье». Её светлые волосы развевались на ветру, обрамляя обворожительную улыбку на широком лице. Было в её облике что-то ангельское…
Костя вспомнил фамильное предание, что был зачат на борту плавучей поликлиники, где летом работала его будущая мама. А случилось это чуть ли не за полярным кругом, там, где по берегам рек растёт карликовая берёзка. Возможно ли представить?
В лёгком ознобе он сел на край кровати. Отряхнув свои грёзы, нехотя встал, на ходу хрустнул суставами и, подойдя к окну, долго смотрел сквозь запылённое, давно немытое стекло на сизо-голубое небо, в котором переплелись кроны старых тополей… Так и стоял неизвестно сколько времени, будто потеряв связь с миром, и нежданно-негаданно подумал о смерти, её неизбежности…
«Что за малодушие? Это уж слишком! Я уже не мальчик! Пора менять отношение к жизни – наполнять её смыслом, – наконец решил он. – Иначе, как говорят садоводы-мичуринцы, превращусь в семя. Не на баррикады же идти… Смешно!»
Костя вернулся к столу и решительно открыл ноутбук, чтобы составить текст объявления. Вмиг подобрал нужные слова: что тут думать, группа крови, как говорится, «на рукаве», да и личное чувство в этом деле играет второстепенную роль. В конце приписал: «Будем вместе строить державу здорового человека». После небольшого раздумья убрал эту строку: слишком уж пафосно, нарушает стиль.
Через год Алина купила маленькую уютную студию в новом микрорайоне. Продолжая работать в клубе, она уже не могла вообразить себя без мужских прикосновений и всё же не представляла тесных отношений. Иногда по вечерам ею овладевали глубокая тоска бездействия, ощущение быстротечности жизни. В эти моменты мнилось, будто всю заложенную с рождения материнскую ласку она оставила в клубе. Не покидала мысль, что она больше никогда не сможет быть любимой… Но давать обещания и испытывать обязательства Алина не хотела. Вспоминала, как мучительно было слышать постоянную ругань родителей… Да ещё неизбежные сцены ревности – при её-то работе!
Она взяла из приюта чёрного кота. Ночью он ложился ей на грудь и в приступе неги выпускал коготки.
«Ты мой тигрёнок», – шептала она, засыпая. А котик потягивался и мурлыкал: «Мур-р-р… мур-р-р».
Казалось бы, жизнь наладилась: есть работа, собственное жильё. Но почему-то теперь Алина всё больше стала испытывать беспокойство за своё будущее.
Однажды под вечер, когда закат уже догорал в багряных тучах, она гуляла по улицам города и, сама не зная как, очутилась перед витриной цветочного магазина, где когда-то подрабатывала. Боясь встретиться со знакомой продавщицей и напороться на расспросы, с опаской рассматривала сквозь стекло павильон, наполненный