Российский Прованс: Розовое. Девушки. Раки — страница 26 из 39

Бурливший во мне адреналин почти сделал свое дело, и я уже было согласился взять несколько уроков без скидки, но тут мой взгляд упал на рекламу еще одного вида спорта, набирающего обороты не только на Павло-Очаковской косе, но и в Таганроге, Азове и даже Ростове-на-Дону. В конце концов, он ведь тоже – порт пяти морей. В общем, сапсёрфинг покорил меня сразу и навсегда. Инструктор и, разумеется, еще один лучший друг Кирилла уверил меня, что во время катания на сапе можно даже заниматься йогой. Не могу точно ручаться за правдивость этих слов, но если кто-то скажет, что сапсёрфинг – не экстремальный вид спорта, пусть первым, что называется, кинет в меня камнем. Сап – адреналин не меньший, чем виндсёрфинг. Подставив лицо ветру и скользя на широком медлительном сапе, вам придется проявить недюжинное мастерство и усилия, чтобы увернуться от взмывающих в небо любителей кайтинга или стремительно несущихся на вас виндсёрферов. Да и задумавшись, веслом по голове можно получить не хуже, чем шахматной доской☺


Поймать ветер:

Павло-Очаковская коса

Ростовская область, Азовский район

GPS – 47°02΄15˝ с. ш. 39°06΄16˝ в. д.

Сибирьковый

Удивительная штука – историческое образование. Будучи беспомощным на предмет практического применения, оно все равно непостижимым образом пропускает молодые умы через такую школу жизни, которой позавидовал бы самый рьяный эмпирик.

Высшей кастой в когорте властелинов прошлого являются археологи. Изучая историю при помощи бульдозера и кисточки, то есть наощупь, они свысока смотрят на тех, кто променял вольный воздух раскопок на уютную пыль архивов. Им, гагарам, дескать, недоступно наслажденье скифской степью. Кости древнего кагана, вывернутого ножом скрепера, их пугают.

Сбежав из археологии, но не примкнув еще полностью к нарративистам, я занял промежуточное положение, приезжая в экспедицию родного истфака на правах чертежника-художника. То есть когда вся грязная и кропотливая работа сделана. Но прибыв в очередной раз на раскопки кургана в Константиновском районе, я обнаружил недовыполнение подготовительных работ, делавшее мое присутствие не то чтобы бессмысленным, но слегка преждевременным. Наставник – доцент, чье имя было обычным, но отчество восходило к древнегреческому (что характерно) автору «Анабасиса», лучезарно улыбаясь, пояснил задержку.

– Приехали, быстро поставили лагерь, обустроились. Решили отметить начало экспедиции. Мне как раз, Сережа, привезли замечательное белое вино, из местного винограда, великолепнейшее, с домашней винодельни, чудесное, прям волшебное. Тем более что вечер, пятница, душевно так посидели, – запнувшись, Анатолий Ксенофонтович задумался, снял, вновь водрузил на нос очки и решительно закончил. – Ну, а во ВТОРНИК уже спокойно вышли на работу!

Археологи всегда были рыцарями без страха, упрека и мелкособственнического инстинкта. Часть сломавшего график трудового процесса вина дожидалась меня в десятилитровой бутыли, играя на солнце соломенными переливами, в которых то и дело вспыхивали зеленоватые искры. Вкусовые ощущения отзывались то фруктовыми, то травяными нотами, понять их было трудно, вину явно требовалась дальнейшая выдержка, но оно было не рядовым. Аромат… Аромат был до боли знакомым и одновременно неузнаваемым. Возникало ощущение, что он рождался не только в бутылке, но и вне ее.

Ответ пришел на следующее и не самое легкое утро. Углубившись в лесопосадку, чтобы спастись от солнца, палившего не столько с неба, сколько в голове, я ощутил вчерашний аромат. Запах исходил от цветущего яркими желтыми цветками чапыжника. У нас его именуют сибирькóм, как и виноград, вино из которого обладало волшебным свойством довести пьющего его то до состояния ученейшего античного грека, то противостоящего ему скифа-варвара.

Об этом, собственно, я и заговорил с наставниками и собратьями по разуму за ужином под вечно открытым небом. Отметив устойчивую ароматику сибирькового, я заметил, что явные неровности вкуса, цвета и последствий так и не привели меня к решению, нравится ли оно мне или нет. Наставники посуровели, а Ксенофонтович перешел в обращении на имя-отчество. Тут надобно заметить, что обращались к нам наши учителя всегда на «вы», всех помнили так, будто служили в паспортном столе, обращение на «ты» и по имени было знаком отличия и высшей милости, которые заслуживались годами и напряженной игрой ума. Обратная эволюция не предвещала ничего хорошего.

– Из сказанного вами, Сергей Геннадьевич, совершенно очевидно явствует, – начал ледяным тоном потомок греков, – что пятерка по методам исторического исследования красуется в вашей зачетке совершенно незаслуженно. Даже посредственно образованный человек, столкнувшись с той исследовательской проблемой, которую вы затронули, для ее разрешения немедленно прибегнул бы к компаративистскому, то бишь сравнительному анализу. Но не в прямом, а в ассоциативном смысле. Создайте понятный символический ряд, который позволит вам выстроить иерархию ваших гастрономических предпочтений, а потом приходите на пересдачу.

Вдохновившись напутствием, я схватил миллиметровую бумагу, на которой зарисовывал артефакты катакомбной культуры. До поздней ночи мы увлеченно составляли импровизированную таблицу донских автохтонов, выстраивая их в соразмерных сравнениях по отношению к литературе, музыке, живописи, архитектуре и прочему. Всего уже не упомнить, но в литературном отношении иерархия выстроилась следующим образом.

Красностоп – Толстой;

Цимлянский черный – Чехов;

Плечистик – Ахматова;

Кумшацкий белый – Шолохов;

Пухляковский – Булгаков;

Сибирьковый – Пастернак.

Даже сегодня эта классификация не утратила своей научной значимости. Вино из сибирькового по вкусу, цвету и послевкусию может быть разным. Иногда это – сложносочиненные ямбы, иногда – простой и строгий хорей, но лучшие творения виноделов – всегда словно завораживающий и неповторимый пастернаковский анапест. В любом случае – нравится.

Если бы можно было повернуть время вспять, я бы, прихватив лучшую бутылку «Сибирькового», мчался со всех ног на так необходимую мне до сих пор пересдачу. Не только к милому Ксенофонтовичу, но и всем тем моим университетским учителям, кто ежедневно, мягко, но настойчиво, с юмором и подлинной любовью превращал нас в приличных людей из неотесанных скифов.


Прихватить на пересдачу:

Студия вина «Галина».

«Вина Арпачина». Сибирьковый. Белое сухое.

«Вина Арпачина». Этюд № 9. Розовое сухое.

Фирменный магазин «Вина Арпачина»

г. Ростов-на-Дону, Крепостной пер., 131

тел.: +7 (863) 311-90-11; 282-80-88

www.vinaarpachina.com



«Винодельня Ведерниковъ».

«Ведерниковъ». Сибирьковый. Белое сухое

тел.: +7 (863) 934-84-07, +7 (863) 934-83-17

www.vedernikovwine.ru



Донская винодельня «Вилла “Звезда”»

Сибирьковый. Белое сухое

тел.: +7 (918) 517-75-83

www.villa-zvezda.ru



Винодельня «Усадьба “Саркел”».

Сибирьковый. Белое сухое

Ростовская область, Цимлянский район,

пос. Саркел, пер. Западный, 31

www.usadba-sarkel.ru


Синенькие

Испанская принцесса, она же французская императрица, она же Мария Эухения Игнасия Августина Палафокс де Гусман Портокарреро и Киркпатрик де Платанаса де Монтихо де Теба сильно ошиблась.

Всему виной была баклажанная икра. Потрясенная ее вкусом, жена Наполеона III отправила личного повара выведать секреты ее приготовления. Но почему-то ко двору турецкого султана. Миссия закончилась провалом! Султанский повар, увидев в руках коллеги перо и бумагу для записей, выгнал его со словами: «Как вы можете дарованное Аллахом вдохновение подменять пустой записью!» Произошло это, когда XIX век перевалил за первую свою половину, и отправлять повара, конечно, нужно было не в Турцию, а на Дон. С баклажаном здесь были знакомы еще со времен набегов казаков на султанские владения, а рецептов было много больше тех сорока, что хранили на кухне в Топкапы. Отсюда бы не прогнали.

Одесситы полагают, что синенькие впервые свалились именно с их острого языка. Но здесь мы имеем вам кое-что сказать. Хосе де Рибас (кстати, вместе с казаками) еще только закладывал первые камни на улице своего имени в будущей Одессе, а донские казачки уже вторую сотню лет управлялись с синенькими так, как и не снилось поварам августейших особ. Записей, правда, так же не вели, полагаясь всецело на традицию и опять же вдохновение. Как раз в эту же пору на Дон прибыло мощное подкрепление в лице переселенных из Крыма армян, у которых с баклажанами также сложился свой длинный и затейливый роман. Затем подтянулась еврейская диаспора, где кулинарную книгу (как и все прочее) заменяет Ветхий Завет, и тоже со своими синенькими… Ну, в общем, вы сами все понимаете.

О наших синеньких мы можем написать отдельную – большую и толстую – книгу, были бы время и перо с чернильницей, как у французского бедолаги, возомнившего себя поваром. Но лучше сменить писательский стол на обеденный и пройтись по торговым рядам Старого и Нахичеванского базаров, чтобы увидеть, распробовать и попытаться унести все плоды межкультурного вдохновения. Синенькие, фаршированные практически полным перечнем ассортимента павильона «Овощи». За исключением огурцов. Но дополненные грибами. Маринованные как грибы. Соленые синенькие. Синенькие со сладким перцем. Армянская домашняя, а значит – самая правильная версия имам-баялды. Еврейский хацилим на донской манер с помидорами. Синенькие, тонущие в остро-сладкой аджике. Варенье (!!!), сладкое варенье из синеньких к чаю. И еще сто видов – чему нет названия и слов, но есть вкус и упоение! И, наконец, та самая, укатанная в банки, в каждой из которых – особый и неповторимый рецепт – икра!!! Будучи вскрытой и уложенной на поджаренный, чуть похрустывающ