Следующие ряды – колбасы чуть ли не девятисот видов, домашняя буженина, копченые ребрышки, запеченная с чесноком и травами пузанина, говяжьи щеки, карбонад, варено-копченая грудинка, галантины, свиные ножки, затмевающие и «вепрево колено», и фатерляндские рульки. Замыкает торжественный строй вытянувшийся вдоль южной витрины бесконечный прилавок с пластами соленого и прочего сала – белоснежно-перламутрового, а также с прослойкой, с двумя прослойками и, наконец, с тремя, за которые и получило почетное прозвище «адидас». Верхние куски посыпаны свежерубленной зеленью и чесноком, черным и красным перцем – все дают пробовать, без покупки уйти невозможно.
Про мясные ряды, спуск к которым идет через царство домашних уток, янтарных цыплят, выросшей на зерновом откорме птице, кроликов, перепелов и цесарок, скрывающихся за горками яиц, высотой и формами пытающихся повторить главный Кавказский хребет – лучше промолчать! Чужие здесь, что называется, не ходят, а ходят только свои, и то – как на прием к стоматологу – по предварительной записи, то бишь звонку, к «своему» поставщику, чтобы забрать заранее заказанные и специально отложенные парную говяжью вырезку, каре молодого ягненка, свежие языки, свиную корейку на косточке или шею, рубиновую говяжью печень для изумительно необычного шашлыка, а к нему, чтобы получился сочным и нежным – кружевные оплетки сальников. Тем, кто не в теме, лучше просто полюбоваться сверху.
В этом кажущемся отчуждении туземных продавцов и покупателей от пришлых на самом деле нет ни капли снобизма. Нам просто повезло родиться в щедро одаренном небесами краю, поэтому мы покупаем здесь продукты так, как рисовал свои картины итальянец XVI века Джузеппе Арчимбольдо. Посредством комбинации лука, спаржи, баклажанов, томатов, винограда и много еще чего он умудрялся писать портреты императоров и нимф. Сходив на Старбазар и сложив в пакеты купленные продукты, мы в итоге приносим домой художественное творение, вариации арчимбольдовских «Времен года». Иногда неосознанно, но чаще – целенаправленно. Впрочем, для чистого искусства у правого северного входа в рынок есть целый развал семейства тыквенных невообразимых форм, размеров и расцветок, который венчает предупредительная надпись: «Для украшения и дизайна».
Еще одно подтверждение тому – овощные ряды. Все помидоры семнадцати видов, расцветок и форм вы, страстно стремясь купить, не унесете, поэтому на них лучше любоваться со стороны, отметив попутно, что разложены они в том безупречном порядке, которого требовал от гастрономов великий француз Ватель – не сливаясь цветами одного спектра, а играя друг с другом. Продавцы, даже те, кто Вателя не читал, играют на контрасте цвета так, что розовые и близко не лежат с красными, желтые – с оранжевыми. В промежутках между ними сверкает палитра, ради которой студенты близлежащих художественных академии и училища сбегают с занятий замещать теорию практикой. Ну разве что взять кило вот этих, полосатых (!), томатов, и проходим дальше, не стесняемся, не отстаем – сразу в стеклянный куб с рыбными деликатесами.
Здесь – наша особая гордость, здесь, собственно, душа рынка. Раки – пегие манычские и бледно-изумрудные донские разложены, как платья в магазине, по размеру и фасону. Живые карпы, которых привозят с прудов в автоцистернах; знаменитая донская селедка; метровые сазаны; сула – цельная и уже филированная предупредительными продавцами; толстолобы и гигантские сомы; старорежимная осетрина и настоящая стерлядь, словно сошедшая с литературных страниц. Балыки разных рыб и, наконец, то, что можно увезти с собой за множество километров, ни на секунду не выпуская из рук – вяленая рыба. Цимлянские лещи – простые и копченые, рыбец для знатоков, а для гурманов – драгоценная шемая, она же «шамайка», нежнейшей посолки, лоснящаяся и одновременно прозрачная. Жители центральной полосы, желая прослыть знатоками, важно требуют воблу, но покупают то, что велит продавец, получая вместо сдачи лекцию о том, как на Дону воблу солили и сушили до зубодробительной твердости лишь для того, чтобы потом топить ей печки.
Набравший впечатлений и продуктов посетитель устремляется на улицу в надежде обрести свободу, но там его коварно поджидают сладкоголосые сирены с соленьями и маринадами – хрустящая капуста с яблоками; собственно моченые же яблоки и сливы; соленые арбузы; перец сладкий и горький; чеснок; зеленые соленые помидоры; алая чапра в бутылках; маринованные виноградные листья; синенькие – они же баклажаны; а в многочисленных банках то, что невозможно сразу идентифицировать по составу и потому именуется загадочным автохтонным термином «купорка». И масло, сбитое вручную, настоящее пахучее подсолнечное масло, «жареное» и «нежареное» и оттого разных цветов – от светло-янтарного до жженой умбры. И когда прошедшие инициацию ростовским Старбазаром полагают, что испытания завершены и тихо ползут в отель, гид-инквизитор сообщает им, что они забыли про полутретий этаж, где собраны дары многих дружественных нам этносов, которые мы давно считаем своими. Но это уже тема отдельной экскурсии.
Must visit:
«Старбазар» – Центральный городской рынок
г. Ростов-на-Дону, проспект Буденовский, 12/56
тел.: +7 (863) 299-95-05
www.trademarket.ru
Старозолотовский
Поездка в Старозолотовский опасна для душевного здоровья! Кто хоть раз увидел лавандовые поля на въезде, белоснежный карибский песок, окаймляющий серебряное течение Дона, рыже-зеленую патину леса на противоположном берегу, вырастающие прямо из степи затейливые дома и голубые шапки церкви – те навсегда отравлены его красотой.
Выпив этот яд, они начинают мечтать продать все и навсегда поселиться здесь, на сбегающем к Дону склоне, чтобы… Впрочем, все это суета и томление духа. Природа мудро позаботилась о том, чтобы ограничить границы своего рая, а местные жители не продают свою родину. Но… все-таки вы поезжайте в Старозолотовский.
Хутор вошел в число двухсот самых красивых деревень России, занимая в этом списке знаковое 12-е место. На подъезде к нему остановитесь ненадолго перед лавандовым полем, но только чтобы тактично полюбоваться рукотворной красотой. Заодно помогите смотрителю и гоните взашей всех, кто, вытаптывая чужую частную собственность, устраивает здесь пошлые фотосессии. А если все-таки смалодушничали и пошли вглубь хутора, убейте в себе все, что выдаст в вас туриста, – желание устроить пикник на берегу, опять же фальшивую фотосессию с плетеными корзинками и бокалами, жалобы на отсутствие кафе и так называемой «инфраструктуры». А заодно и удлиненные шорты с сандалиями, надетыми поверх носков.
Поворачивайте не к хутору, а налево, и окажетесь там, ради чего, собственно, сюда нужно приехать.
Музей под открытым небом «Тихий Дон» – уникальный проект, воссоздающий мир и жизнь донского казачества в один из самых драматичных периодов его истории. В 2014–2015 годах режиссер Сергей Урсуляк снимал свою замечательную экранизацию шолоховской эпопеи. Построенные подворья с куренями, «базами», целыми улицами и рынком настолько точно воспроизводили мельчайшие детали донской повседневности, что ломать их не поднялась рука. Сопродюсер фильма предприниматель Али Мусаевич Узденов принял решение перенести декорации под Старозолотовский.
Впрочем, возникший на высоком яру волшебный мир назвать декорациями не поворачивается язык. «Тихий Дон» – не музей, а подлинный, не киношный, сколок казачьей жизни. Прохаживаясь по дворам среди подсолнухов и виноградников, заходя в курени, не можешь отделаться от ощущения обжитости и тепла пространства – кажется, хозяева просто ненадолго вышли и вот-вот вернутся обратно. Вернутся все – и Мелеховы, и Астаховы, и Коршуновы, прямиком в то, наполненное любовью и страстями благословенное лето, с которого начинается наша любимая девятая глава бессмертного романа.
Увидеть:
Этнографический музей
под открытым небом «Тихий Дон»
Ростовская область, Константиновский район,
хутор Старозолотовский
тел.: +7 (961)321-28-45
www.тихийдон. рф
Старочеркасская
– Вы из Ростова? Действительно из Ростова, который на Дону? Мне приходилось путешествовать в ваших… как это по-русски… краях! Тогда имею честь пригласить вас к себе домой, мне хотелось бы кое-что понять!
Очень научная конференция проходила в Мюнхене, но из всех углов неслась русская речь, в которой преобладало слово «дискурс». Душа и предводитель конференции, профессор Вольф, был бескорыстно влюблен в русскую словесность, обожал формалистов, о которых написал монографию, и структуралистов, с которыми дружил. Боготворил Лотмана, который, как выяснилось, сиживал на том же диване, на который был усажен и я в кабинете Вольфа, представлявшем собой сплошной книжный шкаф. На центральных полках красовался полный комплект «Трудов по знаковым системам» Тартусского государственного университета.
– Мы с Эллочкой (жена профессора была из третьей волны русской эмиграции) путешествовали по ее родным местам. Там был этот городок – Starocherkasskaya – меня напоили и, кажется, хотели побить. Вы можете объяснить? Да, кстати, угощайтесь. Пожалюста.
Под бокал розового брюта, сопровождаемого крошечными, на один укус, бутербродами с нежнейшим подкопченным угрем, слабосоленой семгой, икрой и сырами «Брилья-Саварен» и «Сент-Андре», Вольф поведал мне историю своих приключений.
Теплоход, набитый немецкими туристами, влекомыми на просторы Волги и Дона частично любопытством, частично – комплексом вины, причалил к пристани в Старочеркасской. Тут же он был взят на абордаж местной принимающей стороной, и интеллигентные тевтонцы оказались вовлечены в показательно-костюмированное представление под названием «посвящение в казаки». Вольфу лихо поднесли на конце казачьей шашки стопку водки под закуску в виде песни, исполненной фигуристыми девицами a capella. После второй на него натянули бурку и папаху, после третьей «khorunzhiy» огрел его плеткой по плечам. Что, собственно, и ознаменовало переход лютеранского слависта в славное казачье сословие. Закуска при этом не менялась. Далее пошли пляски и хоровод, но был ли он настоящий или только в глазах профессора, Вольф не мог поручиться достоверно. Смысл произошедшего долгие годы оставался для него неясен.