Однако этому противостояли авторитетные противники. В 1960 г. директор и секретарь партбюро Института экономики, а также главный редактор журнала «Вопросы экономики» направили в ЦК КПСС докладную записку под названием «О некоторых ошибочных направлениях и извращениях в экономической теории». В ней сообщалось, что Л.В. Канторович пытается опровергнуть марксистскую теорию стоимости и что «никакой пользы для практики народно-хозяйственного планирования от математических методов, построенных на столь гнилой основе, быть не может, на практике они несут путаницу, извращение теории и идеологический вред». Это – демарш сообщества, а не КГБ.
Л.В. Канторович был математиком, в технических проблемах производства применял оригинальные методы оптимизации, не вторгался в политэкономию. Но он прилагал большие усилия для взаимодействия математики и экономики, стремился к синтезу гуманитарных и точных научных знаний – и сообщество этому сопротивлялось. Вот о чем здесь речь!
В начале 1970-х гг. в ЦЭМИ АН СССР возникала теория «системы оптимального функционирования экономики» (СОФЭ). Как писали во время перестройки, СОФЭ «во многом действительно изменила лицо советской экономической науки», что эта теория нацеливала реформы на создание смешанной экономики. Но, как мы видели, траектория развития данной концепции стала задаваться идеологией. С.В. Балакин свою статью закончил словами: «Таким образом, во второй половине ХХ в. в мировоззрении ученых-экономистов произошли значительные изменения… Оценки многих экономических явлений закрепились в эмоционально-чувственном слое сознания и превратились в стереотипы, незыблемую веру. Поэтому данный процесс оказался противоречивым и конфликтным… Аанализируя современные публикации, можно констатировать, что та дискуссия многих научных работников так и ничему не научила» [28].
Представления советского обществоведения о процессах развития были сильно ограничены узкими рамками формационного подхода к истории. Формационный подход, возникший в ходе выработки фундаментальных догм евроцентризма для описания истории Запада как «столбовой дороги цивилизации», стал господствующим в нашей образовательной системе. XIX век был веком механистических концепций, что в обществоведении выразилось в господстве формационного подхода. Но он подготовил почву для развития цивилизационного подхода с его более сложными и менее формализованными моделями.
Формационный и цивилизационный подходы, будучи методологическими приемами моделирования реальности, имеют ограниченные сферы приложения. В одном случае из модели исключается определенный набор проявлений реальности, в другом случае – определенный набор иных сторон реальности. Подходить к двум методологическим подходам с позиции «или – или» – значит отходить от норм научного мышления.
В ХХ в. многие описания и исследования конкретных социокультурных и производственных систем, проводимые в парадигме формационного подхода, не могут обойтись без включения в модель цивилизационных категорий. Что значат, например, такие выражения, как «конфуцианский капитализм» при описании производственных отношений в Японии или «буддистский капитализм» в приложении к Таиланду? Даже классический марксизм был проникнут цивилизационным подходом.
Частная модель «смены формаций» Запада развивалась Марксом, исходя из более широкой картины разных цивилизационных траекторий развития производственных отношений. На первой стадии разработки приходилось рассматривать античную, германскую и славянскую общины, порождавшие разные типы земельной собственности и отношений города и деревни, а также «азиатский способ производства» с его огосударствлением производительных сил («гидравлические цивилизации»). Сама терминология на этой стадии разработки формационного подхода говорит о том, что в качестве разных целостностей брались именно цивилизации.
Абстракцией формационного подхода было и представление феодализма как формации, «выраставшей» из рабовладельческого строя. На деле обе формации вырастали параллельно в лоне двух разных цивилизаций – античной общины-полиса и германской общины. А у славян и «азиатов» ни рабства, ни феодализма в западном смысле слова вообще не возникло.
Маркс разрабатывал модель именно развития Запада с целью подготовки теоретической базы пролетарской революции. Однако и в этой теоретической конструкции скрыты цивилизационные категории – с помощью умолчания или допущений об их универсальности. Так, в «Капитале» Маркс, описывая элементарную клетку капитализма, прямо исходит из антропологии западного индустриального общества, из представлений о свободном индивиде, разделении дух – тело и ощущении тела как частной собственности пролетария. Это – специфические цивилизационные признаки, которые неприложимы к производственным отношениям иных цивилизаций. Сам Маркс неоднократно предупреждал русских революционеров, что эта его модель не является универсальной и к России неприложима.
Маркс писал в предисловии к первому изданию «Капитала»: «Предметом моего исследования в настоящей работе являются капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной капитализма является до сих пор Англия. В этом причина, почему она служит главной иллюстрацией для моих теоретических выводов… Существенна здесь, сама по себе, не более или менее высокая ступень развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из единственных законов капиталистического производства. Существенны сами эти законы, сами эти тенденции, действующие и осуществляющиеся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего».
Это предисловие к «Капиталу» противоречит реальности. Капитализм из центра не распространяется на весь остальной мир, а превращает слабые страны в свою периферию. Глава 25 «Капитала» («Современная теория колонизации») прямо противоречит постулату, сделанному в предисловии. Маркс пишет о странах Запада: «Они насильственно искореняли всякую промышленность в зависимых от них соседних странах, как, например, была искоренена англичанами шерстяная мануфактура в Ирландии» [29, с. 767]. Или, ссылаясь на Кэри: «[Англия] стремится превратить все остальные страны в исключительно земледельческие, а сама хочет стать их фабрикантом… Таким путем была разорена Турция, ибо там собственникам земле и земледельцам никогда не разрешалось» (Англией) «укрепить свое положение путем естественного союза плуга с ткацким станком, бороны с молотом» [29, с. 759]. Да и из истории Индии было видно, что невозможно было строить капитализм, имея по соседству агрессивную капиталистическую цивилизацию. Ибо Запад старается превратить все лежащее за его пределами пространство в зону «дополняющей экономики». Периферия мирового капитализма – это особая формация.
Но это же не для нас писалось! А в советском истмате эта евроцентристская идея была доведена до крайности. В книге «Основы марксизма-ленинизма» под редакцией О. Куусинена (1960) можно прочесть: «Все народы проходят, в главных чертах, один и тот же путь… Общество развивается, последовательно проходя социально-экономические формации, согласно определенным законам».
В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон в своем массовом учебнике «Курс исторического материализма», который начал публиковаться в 60-е годы, пишут: «С развитием капитализма исчезает изолированность отдельных стран и народов. Различные страны втягиваются в общее русло капиталистического развития, возникают современные нации, и между ними устанавливаются всесторонние связи. Тем самым отчетливо обнаружилось, что история всего человечества едина и каждый народ переживает ряд закономерных ступеней исторического развития. Возникли широкие возможности для сравнения истории различных народов, выделения того общего, что имеется в экономических и политических порядках разных стран, для нахождения закономерной повторяемости в общественных отношениях».
В этом тезисе куча ошибок. Даже в «Капитале» Маркс в примечаниях, составлявших примерно половину текста, говорил о своеобразии национальных хозяйственных систем. Но у него был четко очерченный объект исследования – клеточка современного западного капитализма, и у него не было задачи и времени отвлекаться на подробное описание «азиатского способа производства», русского общинного земледелия или, по его собственному выражению, «образцового сельского хозяйства Японии».
Но ведь и ведущие философы приняли тезис истмата за догму. Э.В. Ильенков писал: «Система идей, именуемая “марксизмом”, – это естественно созревший результат развития традиций “западной культуры”, или, если быть совсем точным, западноевропейской цивилизации… Россия… была интегральной частью “западного мира”, и революция 1917 года была вынуждена решать типично “западную” проблему» [30, с. 156–158.].
Утверждение, будто Россия была интегральной частью Запада и потому революция 1917 г. была вынуждена решать типично «западную» проблему», мягко говоря, никуда не годится. Вся концепция России как Европы была ошибочна и деформировала всю когнитивную структуру советского обществоведения. Да, Запад являлся и является «значимым иным» в формировании национального сознания народов России. Но чтобы быть членом «европейской семьи народов», надо, чтобы эта самая семья тебя признала своим. Запад появления у него такого «pодственника» не желает и никогда не желал.
Ливонская война (1558–1583) окончательно обозначила восточные пределы Европы, она кончалась за рекой Нарвой и Псковским озером. Ливония была объявлена «восточным бастионом» цивилизации, война шла под лозунгом «Священной войны» Европы против России.
В XVIII в. Вольтер в его истории Петра Великого писал: «Московиты были менее цивилизованы, чем обитатели Мексики при открытии ее Кортесом. Прирожденные рабы таких же варварских, как и сами они, властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных» [31]. Руссо писал в работе «Об общественном договоре»: «Русские никогда не будут народом истинно цивилизованным… Русская империя захочет покорить Европу и будет покорена сама. Татары, ее подданные или соседи, станут и ее, и нашими господами» [32, с. 38–39.].