Российское обществоведение: становление, методология, кризис — страница 39 из 92

Этим теоретикам характерна «неспособность связать реформы с традициями России»! Неспособен, так что ж ты берешься?! В этом есть какая-то детская безответственность.

Продолжая считать свой «умственный продукт» высококачественным, Найшуль утверждает: «То, что можно сделать на голом месте, получается. Там, где требуются культура и традиция, эти реформы не работают. Скажем, начиная от наукоемких отраслей и банковского сектора, кончая государственным устройством, судебной и армейской реформой. Список можно продолжить» [151].

Какое голое место? Где в России такое голое место, где у Гайдара с Найшулем «получилось»? Мы видим страшный регресс в мышлении.

Вот еще рассуждение Найшуля: «Я бы сказал еще, на какие страны мы ориентировались… Для меня в 90-м году, особенно после той поездки, была и остается очень релевантной страной Чили. Страной, у которой очень много чему надо научиться» [151].

Можно ли представить себе более дикий взгляд на советскую систему хозяйства? Учиться у Чили! Критерии подобия между системами двух стран не выполняются, но Найшулю нравится. Поразительно и то, как легко наши экономисты поверили в миф об успехах Пиночета. Реальность Чили была совсем иной. В 1989 г. 41,2 % населения жили ниже черты бедности. Вокруг Сантьяго и других больших городов выросли трущобы. В 1970 г. дневной рацион беднейших 40 % населения имел энергетическую ценность 2019 калорий. К 1980 г. эта величина упала до 1751, а к 1990-му – до 1629 [152].

Вспомним более близкие времена: как видные экономисты, даже в ранге министров, объясняли, почему вырученные от продажи нефти деньги надо хранить за границей и ни в коем случае не вкладывать в отечественную экономику. В 2006 г. прошла целая серия выступлений по телевидению на эту тему. Экономист В. Мау утверждал, что беда России – высокие цены на нефть. Слишком быстро мы богатеем – и от этого беднеем с невероятной скоростью. Эта идея поначалу шокировала своей алогичностью, и внятно разъяснить ее никто не мог. Но она настойчиво пропагандировалась. Тогдашний начальник экспертного управления Президента РФ А. Дворкович заявил с экрана телевидения: «Сегодня у нас проблем больше действительно с высокими ценами на нефть, чем благоприятных тенденций. Цены на бензин растут, многие предприятия говорят, что удорожание рубля ведет к потере конкурентоспособности».

Если принять эту логику, то следовало бы вылить нефть в море или раздавать ее даром.

На телепередаче «Времена» у В.В. Познера (17 апреля 2006 г.) Г. Греф объяснял, что надо делать с лишними деньгами, которые душат Россию: «У стабилизационного фонда есть две функции. Первая функция очень малопонятна – это функция стерилизации избыточных денег».

Функция и впрямь очень малопонятная. Стерилизовать деньги! Философ рыночной экономики Франклин завещал потомкам: «Помните, что деньги по своей природе плодоносны!» Да, у американцев плодоносны, у них избыточных денег не бывает, а русские обязаны свои деньги стерилизовать – чтобы не плодоносили.

Как же правительство РФ стерилизовало деньги? Оно их вкладывало в чужую экономику! Г. Греф объясняет: «Когда в экономику приходит большая масса денег, не обеспеченных товарами, то они либо должны изыматься из экономики и не тратиться внутри страны, или будет очень высокая инфляция, ну, в полтора раза выше, чем сейчас, а это прямое влияние на инвестиционный климат, отрицательное влияние. И мы этими деньгами ничего не сможем решить, кроме как очень быстро потратить их».

Какова логика: если у нас завелись деньги, то инвестировать их внутри страны ни в коем случае нельзя, потому что это испортит инвестиционный климат и тогда к нам прибудет мало инвестиций!

Г. Греф продолжает: «Все экономисты, профессиональные экономисты, утверждают в один голос – стабилизационный фонд нужно инвестировать вне пределов страны, для того чтобы сохранить макроэкономическую стабильность внутри страны. Как это ни парадоксально, инвестируя туда, мы больше на этом зарабатываем. Не в страну! Это первое. Вторая функция стабилизационного фонда – это вот сундук на черный день. Но этот черный день не будет таким черным, что случится какой-то коллапс».

Здесь острая некогерентность! Если инвестиции «в страну» вредны, то зачем же нам этот инвестиционный климат? А если правительство ради этого климата старается, то почему же его «профессиональные экономисты» утверждают в один голос, что деньги «нужно инвестировать вне пределов страны»? Ведь это сразу отпугнет всех инвесторов.

Возможно, это сознательная иррациональность – инструмент политического постмодерна, который уже стал фактором роста напряженности в мире. Возможно, какая-то часть обществоведов, составляя свои некогерентные суждения, не верит своим словам и сознательно нарушает нормы научности, выполняет какие-то «партийные задания». Но, наблюдая непрерывный поток подобных рассуждений, приходишь к выводу, что этот поток принят за норму, освобождающую множество дипломированных специалистов от логики, этой «полиции нравов» интеллигенции.

П.А. Сорокин сказал об этом так: «Кризис теоретического аспекта системы [истины] обнаруживается прежде всего в стирании грани между чувственной истиной и ложью, реальностью и вымыслом, законностью и утилитарной условностью» [153, с. 175]. Это стало хронической болезнью нашего обществоведения. Особенно глубоко она поразила молодежь – дипломников и аспирантов. Они наполняют свои тексты экстравагантными цитатами, часто вырванными из контекста, и искренне не видят, что эти суждения неправдоподобны или противоречат здравому смыслу. Стираются грани между истиной и ложью, реальностью и вымыслом.

Утрата способности к рефлексии

Важной функцией обществоведения является предвидеть состояние и поведение важных общественных систем. Это предвидение опирается на анализ предыдущих состояний и их изменений, включая анализ понимания этих состояний, решений и действий. Для такого анализа необходим навык рефлексии – «обращения назад». Рефлексивное отношение к реальности, способность регулярно «оглядываться назад» – важное свойство научного метода. Эту методологию можно освоить и развивать, а можно и утратить.

Рефлексия как норма современной науки унаследована еще от античной философии – Гераклит эфесский сказал: «Только тогда можно понять сущность вещей, когда знаешь их происхождение и развитие». Знание о том, как зародилась проблема и как эволюционировали ее понимание, объяснение и методический арсенал исследования, является обязательным для ученого.

Именно рефлексия дает возможность поступательного движения в познании реальности. В условиях кризиса, когда динамика всех процессов резко изменяется и возникают разрывы непрерывности, рефлексивный аспект мышления приобретает критическое значение. Задержка с анализом предыдущих состояний и решений нередко становится фатальной – движение процесса по плохой траектории становится необратимым. Самые фундаментальные процессы во время кризиса становятся резко нелинейными и протекают в виде череды сломов и переходов.

Трудно сказать, когда и почему начался процесс деградации навыков рефлексии в нашем обществе. Можно сказать, что важным условием успеха операции рефлексии является умение представить предмет мысленного изучения в каком-то чувственном образе в процессе его развития (шире – изменения). Обычно для этого прибегают к «визуализации», составляя образ изучаемой системы в каких-то знаках. Чаще всего, даже не думая об этом, делают рисунок, схемы, векторы, графы. Для следующего приближения делают карты, макеты, графики в разных системах координат, математики строят модели на своем языке. Исследователи в естественных науках, конструкторы, инженеры получают эти навыки с первого месяца обучения в вузе.

Такую задачу «структуризации и визуализации» решают военные, это у них вопрос жизни и смерти. У них есть цели и есть структуры, которые выполняют конкретные функции (войска, штабы, тылы…). Они добывают достоверное знание о себе, противнике и местности, находят «белые пятна» и создают образ реальности – на карте, на ящике с песком или в уме. И еще, они напряженно думают и извлекают уроки из каждого успеха и поражения.

Сейчас кажется странным, что русские крестьяне пореформенного поколения (деды наших нынешних стариков) и их детей, современников и участников революции, Гражданской войны, индустриализации и ВОв, обладали культурой рефлексии высшего класса. Вехи истории двух с половиной веков были для них обыденным инструментом рассуждений и бытовых разговоров, а подосновой этого инструмента были предания и былины. Утрата этой культуры у нынешнего образованного класса должна была бы стать предметом дотошного исследования.

Т. Шанин, поднявший в своей книге «Революция как момент истины» историю Всероссийского крестьянского союза, пишет: «Протоколы и отчеты со съездов Всероссийского крестьянского союза 1905 г. оставляют впечатление эпической драмы – выступления звучали временами как крестьянские легенды, жития святых и речи на сельском сходе, слитые воедино. Большинство ораторов были крестьянами, их представления и аргументы исходили как из опыта крестьянской жизни, так и из Библии» [154].

Т. Шанин делает обзор выступлений делегатов двух съездов Всероссийского крестьянского союза в 1905 г., на которых было достигнуто общее согласие относительно идеального будущего – образ будущего России именно как целостности в ее развитии. Он пишет: «Крестьянские делегаты продемонстрировали высокую степень ясности своих целей. Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или “трудовой нормой”, т. е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю – отменить» [154, с. 204].