Когда принимали закон о купле-продаже земли, экономисты много говорили об ипотеке – кредитах под залог земли. Президент поставил задачу: «В 2006–2007 годах должна быть создана система земельно-ипотечного кредитования, позволяющая привлекать средства на длительный срок и под приемлемые проценты под залог земельных участков». Срок истек – каков результат? Почему банки не дают «средства на длительный срок и под приемлемые проценты»? Каковы альтернативы для изменения ситуации? Где эти экономисты? Молчание.
Вот реальность: в 2000 г. размер долгосрочного кредитования сельского хозяйства РФ составил (в сопоставимых ценах) 1,3 % от уровня 80-х гг. А ведь кредит – это рыночный инструмент финансирования. Кто проектировал рыночную реформу, которая лишила сельское хозяйство рыночных методов, что действовали даже при плановой системе?
Как можно без памяти о пройденном рассуждать о программах и проектах?! Прочитайте сегодня, скажем, «программу Грефа». Мы пять лет слышали об этой программе, а потом она куда-то исчезает. Что же с «программой Грефа»? Она выполнена? Она прекращена? Она оказалась ошибочной? Никто о ней и не вспомнил. Мы сегодня живем в специально устроенном аномальном состоянии, мы – общество без рефлексии. В таком состоянии общество нежизнеспособно. Оно может выздороветь или распасться, но оно не может долго так существовать.
Внедрение невежества
В ХХ в. индустриальная цивилизация втягивается в глубокий кризис, одним из проявлений которого стали частые и массовые отказы и срывы рационального сознания, а также поразительная беззащитность массового сознания против манипуляции. Говорят даже, что одним из главных противоречий человеческого общества является столкновение рационального с иррациональным. История ХХ в. показала это самым драматическим образом. Особым случаем отказа рациональности стал соблазн фашизма, которому поддался разумный и рассудительный народ. Без таких чудовищных проявлений, но сходным по глубине спада рациональности случаем можно считать катастрофу СССР – России, которая стала хронической. Результатом атаки иррационализма стал мировой кризис финансовой системы капитализма.
Логичное мышление – сравнительно недавний продукт культурной эволюции человека. Ницше писал: «Величайший прогресс, которого достигли люди, состоит в том, что они учатся правильно умозаключать. Это вовсе не есть нечто естественное, как предполагает Шопенгауэр, а лишь поздно приобретенное и еще теперь не является господствующим».
Но это поздно приобретенное благо можно утратить. Это во многом зависит от научного сообщества. Кризис обществоведения сильно усугубил общий культурный кризис России. Общность обществоведов поздно зафиксировала симптомы общего кризиса индустриализма, который охватил и СССР, а затем не исследовала причины этого явления и возможные способы остановить или смягчить данный процесс.
Этот процесс можно было проследить по динамике когнитивной активности рабочих и в целом горожан. В 1930 г. затраты времени на самообразование в среде горожан составляли 15,1 часа в неделю. С середины 60-х гг. начался резкий откат. Среди работающих мужчин г. Пскова в 1965 г. 26 % занимались повышением уровня своего образования, тратя на это в среднем 5 часов в неделю (14,9 % своего свободного времени). В 1986 г. таких осталось 5 %, и тратили они в среднем 0,7 часа в неделю (2,1 %) свободного времени. К 1997–1998 гг. таких осталось 2,3 %. В 1980–1981 гг. в РСФСР обучались новым профессиям и повышали квалификацию на курсах 24 млн человек, повысили квалификацию 19,3 млн человек, из них 13,6 млн рабочих. В 1990–1991 гг. повысили квалификацию 17,2 млн, а в 1992–1993 гг. – 5,2 млн человек [156].
Лежащий в основе методологии обществоведения истмат сильно ограничил чувствительность к изменениям в научной картине мира. Общество и государство опирались больше на здравый смысл и опыт. Кризис механистической картины мира возник с рождением термодинамики, когда оказалось, что мир можно видеть не как движение масс, а как движение энергии, и законы этого движения оказались иными, нежели у Ньютона. Сейчас мы освоили и включили в нашу культуру само понятие «энергия», хотя это – не более чем абстракция и выражается только через другие понятия (движение масс, нагревание тел и т. д.). Наверное, многие даже удивятся, узнав, что этого понятия в его нынешнем виде просто не существовало до середины XIX в.
Второе начало термодинамики ввело меру качества энергии (энтропию), и оно нанесло сильный удар по политэкономической модели и идее неограниченного прогресса. Но влиятельная часть обществоведов просто игнорировала это изменение картины мира и тем самым погружалась в невежество.
Энгельс в «Диалектике природы» отверг второе начало термодинамики, он верил в возможность вечного двигателя второго рода. Это было его ошибкой, но допущенной во второй половине XIX в. А вот 1971 г. в Берлине выходит 20-й том собрания сочинений Маркса и Энгельса, и в предисловии сказано: «Энгельс подверг детальной критике гипотезу Рудольфа Клаузиуса, Вильяма Томсона и Жозефа Лошмидта о так называемой “тепловой смерти” Вселенной. Энгельс показал, что эта модная гипотеза противоречит правильно понятому закону сохранения и преобразования энергии. Фундаментальные принципы Энгельса… предопределили путь, по которому должны были впоследствии идти исследования прогрессивных ученых в естественных науках».
В 1971 г. отрицать второе начало термодинамики! Официальный истмат активно защищал механистический материализм, воспринятый из ньютоновской картины мироздания. Из веры его «объективных законов» вытекала уверенность в стабильности общественных систем как особого рода машин. Общество верило, что, для того чтобы вывести такую машину из равновесия, нужны очень крупные общественные силы. Еще в 1991 г. граждане не верили в саму возможность ликвидации СССР, потому что это было бы против интересов подавляющего большинства граждан. Не верили – и потому не воспринимали никаких предостережений.
Но главное, что часть обществоведов стала не только сама сдвигаться в невежество, но и активно толкать туда же население СССР и России.
Главное подспорье логическим рассуждениям и умозаключениям в нашей жизни – здравый смысл. Здравый смысл не настроен на выработку блестящих, оригинальных решений, но он надежно предохраняет против наихудших решений. В среде высокообразованных людей часто здравый смысл ценится невысоко, они ставят его куда ниже, чем развитые в науке теоретические модели. На его защиту выступали философы разных направлений (например, А. Бергсон и А. Грамши).
А. Бергсон говорил перед студентами, победителями университетского конкурса, в 1895 г.: «Повседневная жизнь требует от каждого из нас решений столь же ясных, сколь быстрых. Всякий значимый поступок завершает собою длинную цепочку доводов и условий, а затем раскрывается в своих следствиях, ставящих нас в такую же зависимость от него, в какой находился он от нас. Однако обычно он не признает ни колебаний, ни промедлений; нужно принять решение, поняв целое и не учитывая всех деталей. Тогда-то мы и взываем к здравому смыслу, чтобы устранить сомнения и преодолеть преграду. Итак, возможно, что здравый смысл в практической жизни – то же, что гений в науках и искусстве…
Сближаясь с инстинктом быстротой решений и непосредственностью природы, здравый смысл противостоит ему разнообразием методов, гибкостью формы и тем ревнивым надзором, который он над нами устанавливает, уберегая нас от интеллектуального автоматизма. Он сходен с наукой своими поисками реального и упорством в стремлении не отступать от фактов, но отличен от нее родом истины, которой добивается; ибо он направлен не к универсальной истине, как наука, но к истине сегодняшнего дня…
Я вижу в здравом смысле внутреннюю энергию интеллекта, который постоянно одолевает себя, устраняя уже готовые идеи и освобождая место новым, и с неослабевающим вниманием следует реальности. Я вижу в нем также интеллектуальный свет от морального горения, верность идей, сформированных чувством справедливости, наконец, выпрямленный характером дух… Посмотрите, как решает он великие философские проблемы, и вы увидите, что его решение социально полезно, оно проясняет формулировку сути вопроса и благоприятствует действию. Кажется, что в спекулятивной области здравый смысл взывает к воле, а в практической – к разуму» [157].
Но на исходе перестройки «элита», готовясь к приватизации, нуждалась в быстром отключении у граждан здравого смысла. При отсутствии развитой теории советского строя и при массовом переходе интеллигенции на сторону антисоветской номенклатуры здравый смысл был единственной интеллектуальной основой для того, чтобы граждане могли выработать свою позицию в быстро меняющейся обстановке. Какие же авторитеты занялись дискредитацией здравого смысла как инструмента мышления? Философы и обществоведы!
В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон, бывшие главными интерпретаторами исторического материализма, в 1990 г. писали в большой статье в журнале «Вопросы философии»: «Поверхностные, основанные на здравом смысле высказывания обладают немалой притягательной силой, ибо создают видимость соответствия непосредственной действительности, реальным интересам сегодняшней практики. Научные же истины всегда парадоксальны, если к ним подходить с меркой повседневного опыта. Особенно опасны так называемые “рациональные доводы”, исходящие из такого опыта, скажем, попытки обосновать хозяйственное использование Байкала, поворот на юг северных рек, строительство огромных ирригационных систем и т. п.» [71].
Итак, отключив сначала у людей здравый смысл в массированной кампании против строительства крупных систем орошения, профессиональные «марксисты» в принципе отвергали рациональные доводы, исходящие из повседневного опыта. И преподаватели с подобными установками продолжают обучать студентов и контролировать главные журналы обществоведения. Можно утверждать, что была сознательно подорвана существовавшая в России культура рассуждений, грубо нарушены интеллектуальные нормы политических дебатов, что пр