[39].
А недавно ректор Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ В. Мау изложил свои представления о том, как надо вести модернизацию здравоохранения в России. Он пишет: «В России всегда доверяли государственному университету, но частному врачу» [166].
Это шутка или невежество? Что значит, что в России «всегда» доверяли частному врачу? И какой процент населения доверял, чтобы представлять это «доверие» как всеобщую социальную норму в России? Трудно принять, что экономист на посту ректора не знает, что подавляющее большинство жителей дореволюционной России не имело доступа к врачебной помощи! В 1913 г. в Российской империи на 10 тыс. человек населения приходилось 1,77 врача и 13 коек в больнице, а в РСФСР в 1990 г. – 47 врачей и 134 койки. В России просто не было той общности «частных врачей», которым население могло верить или не верить, сравнивая их с «государственными». А когда стала возникать сеть больниц, врачи в них были земскими, а не частными, а затем советскими государственными.
Как же видит В. Мау главные проблемы здравоохранения в нынешней России в среднесрочной перспективе? Видит так странно, что просто ставит читателя в тупик: «При обсуждении принципов функционирования и реформирования современного здравоохранения можно выделить две ключевые проблемы. Во-первых, быстро растущий интерес образованного человека к состоянию своего здоровья. Во-вторых, асимметрия информации» [166].
Что такое он говорит? Население больно, иммунитет подорван стрессом, идет деградация остатков советского здравоохранения, а нам выдают туманные намеки насчет «растущего интереса образованного человека к здоровью» и «асимметрии информации».
Скольжение к невежеству сообщества обществоведов, а за ними и самого общества – проблема фундаментальная и системная. О ней не говорят и тем более к ней не подходят. Но придется. На мой взгляд, в этой проблеме есть ряд приоритетных тем, предметы которых уже стали актуальными угрозами. Я бы назвал такие:
– незнание и даже нежелание знать главные критические проблемы Российской Федерации и постсоветского пространства;
– незнание и мифологизация генезиса и процессов катастроф 1917 г. и краха СССР;
– незнание генезиса, процессов становления и трансформации больших систем, построенных за советский период;
– отсутствие рефлексии на локальные катастрофы постсоветского периода (Саяно-Шушенская ГЭС, пожары 2010 г., кризис Украины, этнические процессы);
– незнание роли иррационализма в генезисе и современном состоянии капиталистической экономики;
– незнание генезиса, процессов становления и трансформации Запада и причин актуального конфликта с Россией.
Ком этих проблем быстро нарастает.
Case study. Фермеризация
Хороший учебный материал дает история введения купли-продажи земли и «фермеризации» России в 1990-е гг. Кратко рассмотрим этот случай: он остался без рефлексии науки и общества.
В доктрине реформ было принято, что главным типом хозяйства на селе в будущей рыночной системе станут фермерские хозяйства. Их пропагандой занимались идеологи и ученые широкого диапазона.
В 1994 г. вышла подготовленная Институтом экономики РАН книга, где говорилось: «В основу преобразования сложившихся в плановой экономике земельных отношений положена фермерская стратегия. При этом в качестве главного аргумента выдвигается положение о том, что фактическая эффективность производства в фермерских хозяйствах выше, чем в колхозах и совхозах» [54, с. 50].
Никаких данных в пользу этого «главного аргумента» не приводилось. Кампания эта проходила с крайним гипостазированием, игнорированием реальных фактов и нарушением логики.
Как видятся результаты огромного изменения сегодня, через 25 лет после начала «фермеризации всей страны»? Ведь невозможно разумное планирование дальнейших шагов без анализа тех последствий, к которым привела большая программа.
Результаты таковы. В 2006 г. число фермерских хозяйств в РФ составило 255,4 тыс. со средним размером земельного участка 81 га. Всего у них было 15 % всей пашни в России. На этой земле фермеры произвели в 2006 г. 6,5 % всей валовой сельскохозяйственной продукции страны (см. рис. 5).
Мы видим на рисунке, что во второй половине 1980-х гг. в сельском хозяйстве был симбиоз: 78 % производили предприятия (колхозы и совхозы) и 22 % – сельские жители на подворьях (в основном для своего потребления). В 1992 г. предприятия были задавлены железной пятой реформы, большинство сельского населения потеряло рабочие места, а возникшее фермерство по своим возможностям не может и сравниться с утраченными производственными мощностями предприятий («организаций»).
Рис. 5. Структура продукции сельского хозяйства по категориям хозяйств (%)
Особенно сильно у фермеров отстает трудо– и энергоемкая часть сельского хозяйства – животноводство. Они в 2013 г. дали только 2,26 % от общего объема продукции. Предположение, что этот уклад является наиболее прогрессивным и продуктивным, не оправдалось. Но ведь ученые, которые разрабатывали доктрину реформы сельского хозяйства, исходя из этого предположения, никогда не обмолвились об этом выводе.
Тем не менее главный ресурс сельского хозяйства – земельные угодья – продолжали передавать (уже посредством «экономических рычагов») из разгромленных предприятий фермерам (рис. 6).
Рис. 6. Посевные площади в сельскохозяйственных организациях и в фермерских хозяйствах, млн га
Какова же эффективность использования земли у фермеров в сравнении с сельскохозяйственными организациями, в которые были преобразованы прежние колхозы и совхозы? Простым и прозрачным индикатором может служить величина посевных площадей, на которой организации и фермеры производят одинаковое количество валовой сельскохозяйственной продукции. За единицу этого количества можно взять 1 % совокупного валового продукта всех категорий хозяйств.
Например, в 2010 г. организации использовали посевную площадь размером 56 млн га, и с этой площади получили 44,5 % всей продукции сельского хозяйства России. А фермеры в том году использовали 15,6 млн га посевной площади и получили 7,2 % всей продукции сельского хозяйства. Таким образом, организации для производства 1 % валовой продукции использовали 1,26 га посевной площади, а фермеры – 2,17 га. Эффективность использования земли (посевной площади) у сельскохозяйственных организаций была в 1,72 раза выше, чем у фермеров.
И после этого улучшений у фермеров не произошло. В 2014 г. организации с 55,3 млн га получили 49,5 % продукции сельского хозяйства России, а фермеры с 19,73 млн га получили 10 % продукции. То есть эффективность использования земли (посевной площади) организаций была в 1,76 раза выше. При этом фермеры в основном специализируются на производстве зерна, это менее трудоемкая и более рентабельная подотрасль, чем выполнять цикл производства кормовых культур и животноводства.
Тем не менее 6 марта 2016 г. министр сельского хозяйства А. Ткачев в интервью НТВ заявил: «Мы делаем ставку на фермерское движение. И я считаю, что это настоящее и будущее АПК России. И мы видим, как фермерские хозяйства, семейные фермы во многом как раз этот рост и обеспечивают. Фермеры дают 10 % от товарной продукции. Это только начало… Я уверен, с каждым годом они будут прибавлять». Он даже сделал прогноз о соотношении производства между «крупными холдингами, крупными комплексами» и фермерами: «примерно доля будет 70 на 30, может быть, 60 на 40» [167].
Скорее всего, эти расчеты и прогнозы сделали экономисты министерства, а не сам министр. По рис. 5–7 видно, что фермерский сектор достиг потолка своих возможностей и «делать ставку на фермерское движение» – утопия.
Начало фермерству было положено в 1992 г., стабильное производство было налажено к 1995 г. С тех пор тренд не меняется: колхозы и совхозы, пережившие разрушительные трансформации в ОАО и другие «организации», используют землю гораздо более эффективно, чем фермерские хозяйства (рис. 7).
Рис. 7. Посевная площадь, необходимая для производства 1 % совокупной валовой продукции при двух укладах сельского хозяйства, млн га
Надо обратить внимание на то, что в ходе реформы организации снижали эффективность из-за болезненной перестройки, а затем эффективность повышалась – но ценой свертывания культивирования менее рентабельных технологий, связанных с техническими культурами и с животноводством. В России резко сократились производство льна и поголовье крупного рогатого скота и овец.
Нетрудно видеть, как велика была роль обществоведов в разработке доктрины реформы сельского хозяйства. Экономисты и социологи составили программу столь радикальной трансформации, что ее можно назвать институциональной революцией, которая ввергла в кризис целый сектор экономики, подорвала потенциал важной системы национальной безопасности и жизнеустройство сельского населения России. При этом были созданы такие рамочные условия для сельского хозяйства и его социальных структур, что переломить процесс деградации теперь очень трудно. Вот индикатор этой тенденции – энергетические мощности сельскохозяйственных организаций (рис. 8):
Доктрина этой реформы разрабатывалась и принималась без дискуссий, предупреждения и прогнозы некоторых специалистов, которые вскоре подтвердились, не только не обсуждались – они просто игнорировались. Это состояние сообщества обществоведов с тех пор не изменилось, оно приобрело форму устойчивого института. Кто же может предложить коррекции?
Рис. 8. Энергетические мощности сельскохозяйственных организаций РСФСР и РФ, млн л.с.
Каковы перспективы фермерства в нынешней системе хозяйства? Судя по объективным данным, очень небольшие. По данным Сельскохозяйственной переписи 2006 г., из имеющихся фермерских хозяйств сельскохозяйственную деятельность осуществляли в 2006 г. только 124,7 тыс. А 107 тыс. фермеров относились к категории «