Самые первые различия двух типов общества проявляются в том, как человек воспринимает пространство и время. В традиционном обществе человек сохранил космическое чувство – Космос, в центре которого находится человек, подсознательно обладает святостью. Поэтому в СССР (России) – космос, в США – space. По-разному преломилось ощущение времени в двух политических учениях – социал-демократии на Западе и коммунизме в традиционных обществах России и Азии. Коммунизм – завершение цикла, «возврат» человечества к коммуне как семье. Время коммунистов устремлено к идеалу (светлому будущему), а лозунг социал-демократов: «Движение – все, цель – ничто!» Их толкает в спину прошлое, а коммунистов притягивает будущее.
Человек модерна – свободный атом (ин-дивид), т. е. неделимый. В традиционном обществе человек «разделен» в других и вбирает их в себя. Он включен в солидарные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общин, трудового коллектива и др.).
Из разных представлений о человеке вытекает и разное отношение ко многим правам – прежде всего к праву на жизнь, на пищу. В традиционном обществе сильна уравниловка – право на получение минимума жизненных благ. Уравнительное право на жизнь – не порождение советского строя. Напротив, советский строй – порождение этого представления о человеке. А либерализм сразу стал искать обоснование социальному неравенству, право на жизнь стала давать платежеспособность. Социальная борьба смягчала нормы либерализма, но «чистая модель» не изменилась.
Государство традиционного общества патерналистское (от лат. pater – отец). Представления о свободе, правах и обязанностях здесь иные, нежели в государстве западного общества. Здесь немыслимо свести роль государства к «ночному сторожу». Сейчас, в переходный период, государственность России еще не устоялась, в ней много «гибридных» форм. Но после хаоса 1990-х гг. в ней опять проглядывают традиционные черты, хотя и в измененном виде.
Различие двух типов государства хорошо видно при сравнении процедур голосования в парламентах и Cоветах (и в Думе, хотя и меньше). Голосование – ритуал, завершающий процесс согласования интересов и выработки решения. В парламенте этот ритуал символизирует конкуренцию, в Советах – согласие. Этот смысл голосования хорошо изучен в антропологии. К. Леви-Стросс подчеркивал: «Почти во всех абсолютно обществах, называемых “примитивными”, немыслима сама идея принятия решения большинством голосов, поскольку социальное единство и доброе взаимопонимание считаются более важными, чем любая новация. Поэтому принимаются лишь единодушные решения».
Традиционное общество проявляет высокую устойчивость против определенных типов испытаний и беспомощность против других. Например, в постсоветских республиках общества не рассыпались в 1990-е гг. при снижении средних душевых доходов в 4 раза (а в Таджикистане – в 11 раз). Современное общество такими механизмами солидарности не располагает. С другой стороны, советское общество легко позволило себя обобрать, не оказав сопротивления. Это тоже поражает западных политологов.
В разных обществах различные типы хозяйства. Рыночная экономика – недавний институт, возникший в Западной Европе, когда в товар превратились вещи, которые для традиционного мышления никак не могли быть товаром: деньги, земля и труд. Но существуют типы хозяйства, причем сложно организованного, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются – так, что все участники пользуются созданным сообща целым. Таково семейное хозяйство, экономически исключительно эффективное для большого класса целей. Замена его рыночными отношениями невозможна, т. к. оказывается, что ни у одного члена семьи не хватило бы денег расплатиться по рыночным ценам с другими членами семьи за их вклад. К этому же типу хозяйства относилось и плановое хозяйство.
Советский строй породил тип промышленного предприятия, в котором производство было переплетено с поддержанием условий жизни работников и вообще «города» («градообразующее предприятие»). Это шло от общины и казалось естественным. Попытки в 1990-е гг. отделить производство от создания условий жизни показали важную вещь: кооперация производства с бытом дает очень большую экономию. Отопление бросовым теплом ТЭЦ – один из примеров.
Устройство России оказывается совсем не странным, если глядеть на нее не через очки евроцентризма, а применить хорошо уже разработанное в науке представление о разных типах общества. Любое решение в государственной политике и управлении должно быть адекватно культурным основаниям общества и структуре составляющих его социокультурных групп.
Обществоведы обязаны были все это знать (и многие знали, но замолчали). А в результате сообщество обществоведов внедрило в массовое сознание населения, особенно молодежи и подростков, совершенно ложное представление как о западном, так и о российском обществах. Уродливый образ российского общества и его культуры разрушает самосознание народа и национальную идентичность людей, и цена этого незнания быстро возрастает и поворачивает нас к трагедии.
Утопия конвергенции
Лозунгом перестройки, в числе других, было «Вернуться в лоно цивилизации!». Хотя прямо не говорилось, но под «цивилизацией» подразумевался именно Запад. Эту идею вынашивали видные обществоведы СССР.
Идея конвергенции США и СССР как двух сверхдержав была выдвинута в 1944 г. русским и американским социологом Питиримом Сорокиным. Он писал в книге «Россия и Соединенные Штаты» (1944): «Предлагаемое фундаментальное расхождение между духовными, культурными и социальными ценностями этих двух стран до сих пор сильно преувеличивали. Фактически Соединенные Штаты и Россия проявляют существенное сходство в ряде важных психологических, культурных и социальных ценностей… При отсутствии столкновения между жизненными интересами двух стран такая близость действительно склонна способствовать миру, как в случае отношения между Россией и Америкой» [208].
П.А. Сорокин исходил из опыта союза США и СССР в войне и представлял их конвергенцию как равноправное взаимодействие. Он верил в такую возможность и в 1960 г. опубликовал статью «Взаимное сближение США и СССР к смешанному социокультурному типу» – с точки зрения культурологи и социологии, исключительно смелое утверждение. Он в стиле футурологии предполагал, что в результате такого сближения «господствующим типом общества и культуры, вероятно, будет не капиталистический и не коммунистический, а тип, который мы можем обозначить как интегральный» [25].
В СССР энтузиастом идеи конвергенции был академик А.Д. Сахаров. Он писал в 1968 г.: «Эти идеи возникли как ответ на проблемы нашей эпохи и получили распространение среди западной интеллигенции, в особенности после Второй мировой войны. Они нашли своих защитников среди таких людей, как Эйнштейн, Бор, Рассел, Сцилард. Эти идеи оказали на меня глубокое влияние, я увидел в них надежду на преодоление трагического кризиса современности» [209].
Но в элите СССР уже вызревал мировоззренческий кризис, и развитие идеи конвергенции пошло в другом направлении. Речь уже шла не о том, чтобы, «заимствуя друг у друга все лучшие черты, сближаться друг с другом», а о том, чтобы стать в фарватер США как мирового лидера. В 1975 г. А.Д. Сахаров пишет: «Единство требует лидера, таким по праву и по тяжелой обязанности является самая мощная в экономическом, технологическом и военном отношении из стран Запада – США» [206, с. 146]. А уже в 1976 г. в интервью «Ассошиэйтед Пресс» он заявляет: «Западный мир несет на себе огромную ответственность в противостоянии тоталитарному миру социалистических стран» [210, с. 55].
Можно считать, что с середины 70-х гг. в этой части интеллектуальной элиты отношение к США как внешнему союзнику в борьбе с советским строем сменилось чувством идентификации с США как лидером не только политическим, но и цивилизационным. Отношения союзника сменились отношениями подданного, влиятельная часть общества стала патриотами США, а не СССР (России).
Перестройка под лозунгом «Вернуться в лоно цивилизации!» расколола советское общество мировоззренческим конфликтом, поставила людей перед выбором из двух разных типов жизнеустройства. Известный во время перестройки историк Л. Баткин объяснял, что «иного не дано»: «“Запад” в конце ХХ в. – не географическое понятие и даже не понятие капитализма (хотя генетически, разумеется, связано именно с ним). Это всеобщее определение того хозяйственного, научно-технического и структурно-демократического уровня, без которого немыслимо существование любого истинно современного, очищенного от архаики общества» [211].
Конвергенции не получилось. Посол СССР в США А.Ф. Добрынин непосредственно помогал вести переговоры Горбачева с Дж. Бушем, и он пишет: «В те годы американская дипломатия и сам Мэтлок, который был послом США в Москве при Горбачеве, старались максимально использовать те беспрецедентные возможности, которые возникли для них в результате деятельности советского руководителя. И делось это, разумеется, не ради горбачевских “общечеловеческих ценностей”, а в первую очередь во имя национальных интересов США, чтобы сокрушить своего основного соперника в мире» [212].
Горбачев даже дал согласие прекратить всякую помощь Кубе и быстро вывести оттуда советских военных – что было «давней мечтой и задачей американской дипломатии еще со времени кубинского кризиса». Но встречных уступок от США Горбачев не получил, что его сильно обескуражило. Госсекретарь Бейкер в телеграмме Бушу закончил донесение так: «Горбачев начинает говорить как обманутый любовник, которого покинули у алтаря».
В заключение А.Ф. Добрынин так пишет о Горбачеве: «Он фактически сдавал – с необъяснимой поспешностью – важные геополитические и военные позиции, которые были крайне нужны нашей стране не для продолжения холодной войны, а как раз для ее завершения, но в достойной и приемлемой форме, на основе общего стратегического равновесия и стабильности, которые существовали в самом начале свертывание холодной войны и которые позволили бы создать солидную базу для ее окончания путем взаимно согласованной эволюционной трансформации международных отношений на другой, неконфронтационной основе» [212].