Известный в России Джеффри Сакс пишет в связи с обстановкой на Ближнем Востоке: «Больно это признавать, но Запад, особенно США, несет значительную ответственность за создание условий, в которых ИГИЛ расцвел. …Общественности действительно никогда не рассказывали истинную историю Усамы бен Ладена, Аль-Каиды или подъема ИГИЛ в Ираке и Сирии. Начиная с 1979 года, ЦРУ мобилизовало, набирало, готовило и вооружало молодых людей суннитов для борьбы с Советским Союзом в Афганистане. ЦРУ усиленно вербовало молодых людей из мусульманского населения (в том числе Европы), чтобы сформировать моджахедов, многонациональную боевую силу суннитов, мобилизованную для того, чтобы вытеснить “советских неверных” из Афганистана…
Ничем не спровоцированная война Америки в Ираке в 2003 году высвободила демонов… В последние годы США, Франция и Великобритания свергли Муаммара эль Каддафи в Ливии, а США работали с египетскими генералами, которые свергли избранное правительство Братьев мусульман» [219].
Тяжелым вызовом для России стало разрушение светской государственности на Ближнем Востоке, которое направляет экспансию к российским границам массы людей, выброшенных из социальных и культурных структур модерна и превращенных в боевиков и террористов. И самым тяжелым ударом по России и Украине стал конструктивистский проект создания в населении Украины радикальной антироссийской общности. Кризисные общества постсоветских республик не знают этих технологий, не нашли еще средств защиты и несут тяжелые потери.
В таких условиях нет никаких шансов войти в «лоно западной цивилизации». В идеологическом дискурсе правящей элиты Запада Россия представлена как «враждебный Иной» – стереотипное понятие западной геополитики. А.Ф. Расмуссен, премьер-министр Дании (2001–2009 гг.) и генеральный секретарь НАТО (2009–2014 гг.), называет современное состояние Запада «войной ценностей с Россией».
Он пишет: «Нынешний конфликт между Россией и Западом, выразившийся в украинском кризисе, является по своей сути столкновением ценностей. …Для России угроза, созданная протестующими украинцами, была экзистенциальной. Требуя перемен, свободы и демократии, причем прямо у российского порога, демонстранты поставили под сомнение путинскую модель “суверенной демократии”. …Конфликт в Украине – не про Украину. И не про Россию. И даже не про НАТО. Он про демократию. Запад должен ответить соответствующе» [221].
Более того, «Times» 8 ноября 2015 г. сообщила, что «Великобритания готова признать Россию угрозой высшего уровня в рамках новой стратегии национальной безопасности, которую премьер-министр страны представит 23 ноября».
Хотя ведущие представители социальной и экономической философии Запада давно пришли к выводу, что системный кризис индустриальной цивилизации порожден фундаментальными противоречиями в ядре мирового капитализма, которые он пока успевает экспортировать на периферию, влиятельные идеологи неолиберализма до сих пор пытаются возложить вину за участившиеся кризисы на Россию. И это несмотря на то, что российские реформаторы выполнили все рекомендации «вашингтонского консесуса»!
Парадокс в том, что влиятельные обществоведы, после того как они в течение 25 лет продолжали представлять реформированную Россию «империей зла», претендуют стать желанными членами «европейской семьи» и даже упрекают эту «семью».
Вот В. Иноземцев, активный идеолог либеральной реформы, сначала возлагает вину за кризисы на «Россию Путина»: «Развитие России начиная с 2000 г. подчинялось лишь одной задаче: сохранению ныне правящей элитой власти в своих руках ради бесконечного обогащения через неконтролируемое присвоение природных богатств страны и бюджетных средств».
Это как припев всех их песен. Затем В. Иноземцев выговаривает Западу за то, что он почему-то не встречает Россию с объятиями, и дает ему ценные наставления: «Бывшим “союзникам” СССР – Польше, Чехословакии, Венгрии, и даже странам Балтии – было недвусмысленно обещано членство в этом новом объединении. Россия же, реформы в которой способствовали историческому воссоединению всех европейских народов и концу холодной войны, оказалась “в стороне” от происходивших перемен. Европейцы не только не предложили ей перспективного членства (которое могло быть обставлено массой обстоятельств и переговоры о котором могли длиться десятилетиями), но и в целом отказались от рассмотрения России как полноценной части Европы.
Уже в этот период было бы гораздо правильнее признать Россию естественной составной частью Европы и попытаться объединить потенциалы западной и восточной ветвей европейской цивилизации. Однако сделано этого не было…
Политические безумства России в последнее время – это как раз трагедия великого государства, которое не может ни само стать лидером, ни войти органичным образом в некое ядро государств, открывающих новые горизонты. … Сегодня, я убежден, крайне важно повторять, что значительная часть вины за то, что современная Россия действительно не является Европой, лежит на самих европейцах» [222].
Эти претензии совершенно нелогичны. Видимо, верно сказали американские эксперты, работавшие в РФ в 1990-е гг.: «Политика экономических преобразований потерпела провал из-за породившей ее смеси страха и невежества». Как можно обвинять европейцев в том, что «современная Россия действительно не является Европой»? Ни европейцы, ни сами русские, татары, коми и пр. никогда не думали, что можно и нужно превратить Россию в провинцию Западной Европы. Неужели образованный человек В. Иноземцев не знает природных, культурных, этнических, исторических и других различий между Россией и Западом? Более того, все эти различия резко усилились именно во время Великой трансформации Запада – революционного разрыва с традиционным обществом Средневековья и строительством уникальной системы западного капитализма. Ведь Запад формировал свое самосознание, глядя на Россию как в зеркало. Достаточно прочитать Броделя, Вебера и Маркса, не будем уж поминать русскую литературу.
Здесь даже есть загадка: на что рассчитывали наши либеральные реформаторы, строя свою доктрину на имитации западных институтов? Ведь никто даже не решился взять на себя ответственность и сказать, что он, такой-то, верит в успех этой реформы. Какими доводами подавляли здравый смысл интеллигенции? Поезд ушел! Нельзя быть немножко беременной! Пропасть не перепрыгнуть в два прыжка! Дискурс реформы – утопия, манипуляция и аутизм. В результате из мировой державы, бывшей партнером Запада и в экономическом, и в геополитическом смысле, мы не можем войти в Запад даже на задворках его периферии.
Попытка переделать Россию в Запад, положив в основу реформ неолиберальную теорию, изначально была обречена на провал. Лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Бьюкенен так определил то условие, при котором экономическая теория обладает полезностью: «Теория будет полезной, если экономические отношения распространены в достаточной степени, чтобы возможно было прогнозировать и толковать человеческое поведение. Более того, экономическая теория может быть применима к реальному миру только в том случае, если экономическая мотивация преобладает в поведении всех участников рыночной деятельности» [223, с. 53].
Этих условий в России не было. Но аутистические грезы наяву продолжаются – притом, что наши потрепанные псевдолибералы знают, что 85 % населения требуют прекратить эти бессмысленные попытки и начать восстановление приемлемых структур жизнеустройства. Видного идеолога зашедшей в тупик реформы И.Ю. Юргенса спросили в интервью:
«– Игорь Юрьевич, недавно казалось, что охранительная, изоляционистская позиция одержала уверенную победу и в истеблишменте, и в российском обществе. Насколько верной будет такая оценка сейчас?
– На 85 процентов. Но ведь 15 процентов населения, несмотря на воздействие пропаганды, скажут вам, что – нет, мы европейцы, надо заканчивать эту историю с “укропами”, “фашистами”, нормализовывать отношения с Западом. … Память эта свежа, документы все написаны, люди, которые это осуществляли, все при должностях в экономическом блоке. Многое в наших отношениях с Западом и конкретно с Европой испорчено всерьез и на длительную перспективу, но очень многое можно поправить и начать другую жизнь» [224].
Расхождения во мнениях с 85 % населения небольшая общность (15 %) не желает обсудить в общественном диалоге и попытаться найти компромисс. Уповают на то, что «люди, которые это осуществляли, все при должностях в экономическом блоке».
Такое отношение к реальности нашей гуманитарной и обществоведческой элиты говорит о глубоком мировоззренческом кризисе российской интеллигенции. Геоpгий Флоpовский писал о русских либералах-западниках: «Им не пpиходит в голову, что можно и нужно задумываться над пpедельными судьбами евpопейской культуpы… Их мнимое пpеклонение пpед Евpопой лишь пpикpывает их глубокое невнимание и неуважение к ее тpагической судьбе». Это мы снова наблюдаем в России.
Что значит – стать частью западного капитализма? Ведь этот капитализм – сложная культурная система, результат катастрофической мутации, начавшейся с Реформации и переросшей в макрореволюцию, маховик которой не остановлен – он недавно породил две мировые войны, глобальные проекты фашизма и «золотого миллиарда», мировые финансовые кризисы и потепление климата, «цветные революции» и международный терроризм.
К. Поланьи, описывая в книге «Великая трансформация Запада» процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке» – главные идеи нового жизнеустройства были приняты народом. Он писал: «Вера в стихийный прогресс овладела сознанием масс, а самые “просвещенные” с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процессов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого саморазрушающегося механизма» (см. [225]).