Сентенция противоречит логике и здравому смыслу. Пусть авторы доклада объяснят, почему отечественная наука должна «функционировать не в рамках традиционной (индустриальной) модели», если отечественная экономика является именно индустриальной, причем в состоянии деградации?
И что станет с ¾ организаций науки, если их собственник – государство – вдруг их бросит? Стратеги предлагают их ликвидировать? Разве частный капитал предлагает этим организациям финансирование, а они отказываются? Россия в 1990-е гг. потеряла отраслевую науку, когда ликвидировали министерства и приватизировали промышленность, – теперь предлагают добить остатки?
В докладе отражены утопические представления об инновации. Там сказано: «Как показывает новейшая экономическая история, порождение инноваций креативным классом происходит относительно независимо от институциональной среды, в рамках организаций и сетей самого разного типа».
Здесь авторы так увлечены своей доктриной, что потеряли чувство меры – как может креативный класс действовать и существовать «независимо от институциональной среды»? В США был проведен большой проект «Hinsight» – подробное описание истории примерно 10 тыс. инноваций, использованных в создании основных современных систем оружия. Подавляющее большинство этих инноваций имело в качестве исходного события наблюдение какой-то аномалии в поведении вещества или хода технологического процесса. Первыми эти аномалии наблюдали рабочие промышленных предприятий, ибо сегодня промышленность – это мегалаборатория с огромным разнообразием типов воздействия на вещество.
Именно в институциональной среде современного предприятия возникает первая цепочка событий инновации, ее действующие лица таковы: «рабочий – инженеры завода – сотрудники промышленной лаборатории – сотрудники лаборатории, ведущей фундаментальные исследования». Наличие этой институциональной среды — необходимое условие для массовой инновационной деятельности, и это условие в России надо восстанавливать или создавать заново, а не уповать на независимость инноваций креативного класса от институциональной среды.
Рассмотрим несколько важных положений социальной политики, по которым в докладе даны рекомендации. Вот первая рекомендация: «Принципиальным условием политики, нацеленной на обеспечение условий устойчивого экономического роста, является отказ от попыток регулирования рынка труда (в частности, с помощью формальных и неформальных препятствий сокращению занятости)».
Авторы предлагают дикий капитализм превратить в мальтузианский. Можно ли представить себе социальное государство, которое «отказалось от попыток регулирования рынка труда»?! Кстати сказать, предлагаемое докладом «сокращение занятости» ударит прежде всего и болезненнее всего именно по «креативному классу», на который возлагаются стратегические надежды.
Если призыв к государству отказаться даже от минимальной функции «полицейского» на рынке труда в докладе подается как «принципиальное условие политики» до 2020 г., то практически исчезают основания для диалога общества с властью. Выполнение этого условия резко усилит и так уже достигшее критического уровня отчуждение населения от государства и легитимность власти. В новый виток кризиса мы уже войдем не просто как расколотое общество, а как общество, расколотое антагонистическими противоречиями.
При этом в докладе проталкивается принятая на неизвестном теневом собрании установка на «замещающую этническую миграцию», на завоз в Россию больших масс иммигрантов – при огромной безработице местного населения почти на всей территории страны. В докладе декларируется такой императив: «Политика повышения иммиграционной привлекательности России, политика привлечения высококвалифицированной и низкоквалифицированной иностранной рабочей силы… необходима разработка долговременной стратегии, направленной на превращение России в страну, комфортную для иммиграции».
Если вспомнить приведенное выше требование «отказа от попыток регулирования рынка труда», то ясно, какая «новая социальная политика» закладывается в «Стратегию-2020». Своих граждан станут без «формальных и неформальных препятствий» увольнять, а вместо них завозить более покладистую и дешевую «иностранную рабочую силу».
В докладе предлагается перейти к драконовской пенсионной системе: «Реформированию пенсионной системы нет альтернативы… Реформирование пенсионной системы позволит сэкономить к 2020 году от 0,69 % ВВП до 1,22 % ВВП… Предложенные меры по реформированию пенсионной системы носят принципиально комплексный характер: повышение требований к минимальному стажу с 5 до 15 или до 20 лет; более или менее быстрое повышение пенсионного возраста до 63 лет для обоих полов».
В этом предложении нет никаких определений цели, никаких альтернатив и прогнозов последствий, никакого поиска индикаторов, критериев, оптимальных соотношений.
Экономисты привыкли оперировать средними величинами. Но при том расслоении, которое произошло в России, средние величины не годятся при обсуждении социальных проблем. Для верхней квинтили пенсия вообще не имеет значения – молодой жене на булавки. Две средние квинтили выдержат сокращение пенсии (или прикопят заранее)[59]. Но основная масса пенсионеров – в двух нижних квинтилях. Сравните покупательную способность их пенсий с пенсией 1989 г.! Это разница бытийная, средняя пенсия едва дотягивает до физиологического минимума. Для этих людей «экономия 1 % ВВП» – сдвиг от бедности в нищету. А при прогнозируемых масштабах безработицы именно этой категории граждан при повышении «пенсионного возраста до 63 лет для обоих полов» предстоит лет пять перебиться без зарплаты и без пенсии (кто доживет).
И ведь эту реформу предлагают провести на фоне коммерциализации здравоохранения. Это – одна из главных проблем бедной части населения, особенно пожилых. Социологи пишут: «То, что части бедных все-таки удается пользоваться платными медицинскими услугами, скорее отражает не их возможности в этой сфере, а очевидное замещение бесплатной медицинской помощи в России псевдорыночным ее вариантом и острейшую потребность бедных в медицинских услугах. Судя по их самооценкам, всего 9,2 % бедных на сегодняшний день могут сказать с определенной долей уверенности, что с их здоровьем все в порядке, в то время как 40,5 %, напротив, уверены, что у них плохое состояние здоровья. Боязнь потерять здоровье, невозможность получить медицинскую помощь даже при острой необходимости составляют основу жизненных страхов и опасений подавляющего большинства бедных» [304].
И не надо ссылаться на рост средних зарплат. Вот вывод социологов 2010 г.: «Хотя в условиях благоприятной экономической конъюнктуры за последние шесть лет уровень благосостояния российского населения в целом вырос, положение всех социально-демографических групп, находящихся в зоне высокого риска бедности и малообеспеченности, относительно ухудшилось, а некоторых (неполные семьи, домохозяйства пенсионеров и т. д.) резко упало» [305].
За шесть лет манны небесной нефтедолларов благосостояние двух нижних квинтилей населения относительно ухудшилось, а у неполных семей (30 % семей с детьми) и пенсионеров – ухудшилось абсолютно. Вот этот феномен следовало бы объяснить в докладе.
Авторы доклада дают странную и даже нелепую характеристику современной российской семьи и перспектив ее развития в предстоящее десятилетие: «Сегодняшняя семья дает родителям больше возможностей – строить свою карьеру (уход за детьми с помощью платных профессионалов); не длить неудачный брак, жить с сегодняшним партнером, соединяя детей от разных браков, и т. д. Таким образом, привычные механизмы взросления переживают эрозию».
Похоже, что «Стратегия-2020» составлялась для узкой прослойки «высшего среднего класса» и социальных паразитов? «Жить с сегодняшним партнером», «Уход за детьми с помощью платных профессионалов» – актуальные для России проблемы, особо отмеченные в стратегической программе? Ведь речь идет не о прослойке, а о «новой социальной политике» для государства и общества в кризисный период!
Лейтмотивом доклада является иллюзия, будто сложные проблемы можно разрешить просто разгосударствлением практически всех сфер жизнеустройства России, включая сферу права. Эта главная мысль выражена так: «Соответствующий принципиальный выбор руководством России уже сделан: политика разгосударствления должна стать одним из значимых компонентов обновленной “Стратегии 2020”. Об этом свидетельствует намеченная программа приватизации на 2011–2015 гг., другие стратегические решения в отношении государственного сектора».
В отношении экономики в докладе сказано: «Более чем 20-летний опыт осуществления политики разгосударствления в России и целом ряде других стран переходной экономики свидетельствует, сколь сложным и длительным может оказаться этот процесс. Более многомерным стало и его осмысление экономистами… Многолетние и многочисленные исследования, проведенные в различных странах, включая Россию, показывают, что промышленные фирмы с государственной и смешанной формой собственности существенно менее эффективны по сравнению с частными компаниями, а приватизация оказывает положительное влияние на уровень и темп экономического роста».
Это утверждение просто неприемлемо. Достаточно открыть статистические ежегодники России и сравнить таблицы показателей «промышленных фирм с государственной формой собственности и частных компаний», возникших после приватизации. Нельзя же так искажать реальность после 20 лет «эксперимента»!
Особый акцент делается на либерализации правовых норм, регулирующих частное предпринимательство. В докладе говорится: «Главная идея данной стратегии состоит в минимизации государственного регуляторного вмешательства в экономику. …Стратегия основывается на «презумпции добросовестности»: развитие бизнеса и создание условий для добросовестных предпринимателей важнее возможных рисков, связанных с недобросовестным поведением».