И это предлагается в период, когда криминализация бизнеса достигла апогея и «риски, связанные с недобросовестным поведением», реализовались в сращивании бизнеса с организованной преступностью.
Профессор Академии МВД П.А. Скобликов, анализируя законопроекты, исходящие из «презумпции добросовестности», сделал такой вывод: «С каждым актом “гуманизации” уголовной политики представители “грязного” бизнеса получают очередное конкурентное преимущество, и, если “гуманизация” продолжится нынешними темпами, вскоре “чистый” бизнес будет полностью вытеснен с экономического пространства России. Добропорядочных бизнесменов на нем не останется, и вся отечественная экономика будет полностью криминализованной» [306][60].
В докладе даже дается конкретная рекомендация, необычная в стратегических программах: «Действующий Уголовный кодекс, фактически отражающий еще “советские” подходы к свободной экономической деятельности, обладает системными недостатками, которые не могут быть устранены путем отдельных поправок. Он принципиально не учитывает современных реалий рыночной экономики, прав и мотивов поведения экономических субъектов, реалий современного рынка… Необходимо пересмотреть подходы к использованию понятия “организованная преступная группа” применительно к экономическим преступлениям».
Но экономическая преступность, как правило, как раз является организованной, ибо сопряжена с коррупцией (известно, например, какова природа рейдерства). Можно сказать, что организованная преступность, будучи антиподом и антагонистом государства, становится в России его тенью, почти двойником.
П.А. Скобликов пишет: «Экономическая преступность и коррупция представляют собой две стороны одной медали. Все сколько-нибудь серьезные коррупционные акты совершаются для того, чтобы облегчить совершение экономических преступлений (побудить чиновников нарушить закон) или защититься от возможного преследования за экономические правонарушения. Что касается коммерческих подкупов (как активных, так и пассивных, если выражаться языком международно-правовых актов), которые встречаются у нас на каждом шагу и в повседневной жизни называются «откатами», то, по российскому УК, это и есть экономические преступления (ст. 204), т. е. сплав экономической преступности с коррупцией в чистом виде» [307].
Приведем некоторые тезисы из доклада ИНСОРа для сравнения с тезисами «Стратегии-2020».
Вот как видится образ будущего для ИНСОРа: «Как одна из ведущих экономик мира, она [Россия] занимает видное положение в ВТО и ОЭСР. Статус России как стратегического союзника Евросоюза в обозримой перспективе может переформатироваться в постоянное членство. А с существенно изменившейся НАТО Россия успешно завершает переговоры о своем вступлении в альянс, что будет стимулировать его дальнейшую позитивную трансформацию».
Как можно было сделать такой прогноз в 2010 г., если уже в 1991 г. сладкая риторика Запада времен перестройки сменилась потоком сообщений, которые стали «сатанизировать» Россию, создавая образ уже не грозного СССР, а «империи низменного зла» – логова мафии, проституции, коррупции и рабского сознания. Тогда это можно было еще объяснять нашим кризисом и чувствительностью слишком нравственного гражданского общества Запада. Но ведь начиная с 2005 г. началась открытая информационная война США против постсоветской России. Какое тут «постоянное членство в Евросоюзе» и «вступление в альянс НАТО» – после бомбардировок Югославии и войны в Ираке?! Читаешь эти доклады – и не веришь глазам.
Представлена та же утопия постиндустриализма: «Общепризнанной становится задача смены вектора развития – преодоления избыточной зависимости от экспорта сырья с выходом в экономику знаний… Мировая экономика достаточно быстро, а главное – неуклонно трансформируется в постиндустриальную, в которой обычная товарная продукция уступает приоритет нематериальным активам, создаваемым на основе знаний».
К этому не требуется комментарий.
ИНСОР прогнозирует такое «желаемое завтра»: «В модернизированной России вместе с укреплением закона снята тяжелая постприватизационная (и постсоветская) проблема легитимности крупной частной собственности». Какие для этого основания? Вопрос регулярно изучается и российскими, и международными группами социологов. Нелегитимна в России собственность олигархов – и все тут. Ни о каких способах легитимации проделанной приватизации в докладе не говорится, а благие пожелания с наукой не связаны.
Вот кредо доклада: «Основное направление – стратегия дерегулирования. Речь не просто о сокращении государственного вмешательства в дела компаний и граждан, но о его радикальной оптимизации…
К числу первых шагов в данном направлении можно отнести дерегулирование экономики… Сокращение прямого участия в экономике государства как хозяйствующего субъекта, приватизация его избыточных активов, пересмотр перечня стратегических отраслей и предприятий и открытие их для притока частных инвестиций».
Мы видим, что антигосударственное чувство не осталось в прошлом, оно стало принципом, которым эта часть обществоведов «не может поступиться». ИНСОР предлагает стратегию дерегулирования как основу политики государства в нынешней России! Мы же видим, к чему привело «дерегулирование», начатое Гайдаром, символ его – разрушенная Саяно-Шушенская ГЭС.
Вот один из множества эпизодов, которые характеризуют результаты государственного дерегулирования, – передача лесов из попечения государства частному капиталу. Издавна считалось, что лес – источник опасности и угроз, так что государство обязано охранять его прежде всего именно с этой позиции, а не как источник экономической выгоды. Служба лесоохраны была учреждена в России более 200 лет назад. Вся система охраны леса была и государственным, и общественным институтом. В СССР она была модернизирована и оснащена специальной авиацией и наблюдением со спутников. Процесс демонтажа государственной лесоохраны начался в 2000 г., когда была ликвидирована федеральная лесная служба. В 2006 г. был принят новый Лесной кодекс.
Вот что писал академик А. Исаев, бывший министр лесного хозяйства СССР: «В 2007 году в России наступила эпоха непрозрачной приватизации. Новое лесное законодательство отобрало леса у государства и передало в частную собственность. Сделки стали совершать с землей, а для этого переводили земли из одной категории в другую, например из лесного фонда – в сельскохозяйственные, а затем приватизировали. На этой территории творили, что хотели: вырубали – продавали, сдавали в аренду…
70 тысяч лесников – охрана, существовавшая в России более 200 лет, – Лесным кодексом распущена. Леса оказались брошенными на произвол судьбы. …В арсенале специальных служб практически отсутствуют эффективные средства. Хотя в 1992 году на Всемирной конференции в Рио‑де-Жанейро Россию неоднократно упоминали во многих докладах как пример разумного, хозяйского отношения к лесу. Но за минувшие годы мы разрушили все, чем так гордились» [308].
Вскоре грянули лесные пожары 2010 г. Социолог и эколог О.Н. Яницкий пишет в большой аналитической работе, что катастрофа 2010 г. – прямое следствие институциональных изменений.
Вот выдержка из его работы: «Нынешние пожары – не случай, а тенденция: число пожаров и площадь, пройденная огнем, за последние три года постоянно растет. Площадь леса, охваченная пожаром, за последние 15 лет выросла вдвое, по данным государственной статистики, и втрое – по данным дистанционного мониторинга… Происходит деэкологизация государственной политики и уничтожение в ходе становления рынка соответствующих институтов.
Принятие новых Лесного и Градостроительного кодексов и ликвидация Госкомитета по экологии и охране среды, природоохранных служб, государственной экологической экспертизы в итоге превратили леса и парки из национального богатства в предмет купли-продажи. Фактически в течение 2000-х гг. произошла почти полная деинституциализация экологической политики и массового сознания…
Лесоохрана как автономная государственная организация была ликвидирована, а ее функции (без надлежащего материального и законодательного обеспечения) были переданы в разные руки: лесопользователям (то есть частным арендаторам), региональным и местным властям, которые также видели в лесных угодьях прежде всего источник дохода, а не экосистему, требующую воспроизводства и защиты. Создававшаяся десятилетиями культура охраны и воспроизводства лесного богатства страны как совокупность норм права и житейских норм была разрушена. Рынок отбросил людей, инфраструктуру лет на 20 назад, а природу – на 40–60, или уничтожил навсегда…
Если институт лесоохраны практически распущен, а его техника устарела или распродана, если люди на местах об этом не предупреждены или не знают вообще, то и никаких приготовлений к предсказанной учеными катастрофе быть не могло» [309].
Главный признак государства, важный инструмент регулирования – легитимное насилие. Здесь ИНСОР следует по пути Е.Т. Гайдара и А.Н. Яковлева. Доклад так излагает «желаемое завтра»: «Реформа правоохранительной системы стала одним из главных модернизационных проектов, в ходе реализации которого коренным образом сменился подход к организации внутренней безопасности в государстве – от полицейско-репрессивного к защите граждан и законных проявлений свободы.
Главное полицейское ведомство страны – Министерство внутренних дел – ликвидировано… Исчезла “полицейская вертикаль”, совмещавшая борьбу с преступностью с поддержанием общественного порядка… Региональные полицейские службы подчинены только органам власти данного субъекта РФ. Функции охраны правопорядка адекватно децентрализованы и выполняются несколькими ведомствами и службами. Низовое звено – муниципальная милиция – управляется органами местного самоуправления…
Функции давно ликвидированного ГИБДД разделены между региональной полицией (на дорогах вне населенных пунктов), муниципальной милицией и гражданской службой дорожного движения… Федеральная служба безопасности упразднена».