(communio), но тотальная власть над обществом. Да и политической партией созданная структура не может быть названа. Люди, захватившие власть, желали владеть не частью (part – часть), а всем, и притом вне всяких законов и политических правил. Это была властная пирамида, продуманно организованная деспотия.
В конце XVII века Дж. Локк писал: «Целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы… Ведь свобода состоит в том, чтобы не испытывать ограничения и насилия со стороны других, а это не может быть осуществлено там, где нет закона. Свобода не является „свободой для каждого человека делать то, что он пожелает" (ибо кто мог бы быть свободным, если бы любой другой человек по своей прихоти мог тиранить его?); она представляет собой свободу человека располагать и распоряжаться как ему угодно своей личностью, своими действиями, владениями и всей своей собственностью в рамках тех законов, которым он подчиняется, и, таким образом, не подчиняться деспотической воле другого, а свободно следовать своей воле»[38]. Новая власть, отобравшая у всех людей в пользу нескольких правителей всю собственность, всю свободу и само право на жизнь, ни законной, ни политической, ни государственной считаться не может – это власть бандитов, зиждущаяся на демонстративно грубом насилии.
Это тут же поняли образованные оппоненты большевиков. Меньшевицкий «День», ставший в то время «Ночью», 2 декабря 1917 года назвал Совнарком «бандой, которая властвует над Петроградом и частью России». Позднее, в 1918 году, в обращении к странам Антанты объяснялось: «Советское правительство не только не имеет права представлять Россию… но само существование этой банды убийц и разбойников… не должно быть терпимо». Обращение подписали члены Государственной Думы, видные деятели КДП Николай Иванович Астров, Мордехай Моисеевич Винавер, Павел Николаевич Милюков, Василий Александрович Степанов и националист Василий Витальевич Шульгин.
2 декабря 1917 года Троцкий объяснял ВЦИКу: «В том, что пролетариат добивает падающий класс, нет ничего безнравственного. Это его право. Вы возмущаетесь… тем мягким террором, который мы направляем против своих классовых противников, но знайте, что не далее как через месяц этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов». Троцкий знал, что говорил: 7 (20-го нового стиля) декабря 1917 года Совнарком учредил Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем (ВЧК) под началом Дзержинского. Она заменила большевикам ВРК в роли главного органа насилия.
На III Съезде Советов в январе 1918 года Ленин заявил, что «ни один ещё вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе, как насилием». 31 января 1918 года Совнарком предписал увеличить число тюремных мест и «обезопасить Советскую республику от классовых врагов путём их изоляции в концентрационных лагерях». Для устрашения противников советской власти была применена система заложничества. 21 февраля 1918 года ВЧК получила право внесудебной расправы над противниками большевиков. Чекисты официально ввели в практику допросов пытки, и их начальство само требовало дополнять ими допрос, «пока арестованный всё не расскажет».
24 марта 1918 года ВЧК постановила создавать местные ЧК – губернские и уездные. Множество монастырей было превращено в места заключения. Всероссийская ЧК в 1918 году заняла в Москве дома страховых обществ «Якорь» и «Россия» на Лубянке. Её продолжатель – ФСБ – занимает те же самые, только очень разросшиеся, здания и сегодня.
26 июня 1918 года Ленин пишет Зиновьеву: «Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает». Только по газетным сообщениям, в июле 1918 года было совершено 1115 расстрелов. После покушений 30 августа на Ленина и Урицкого 4 и 5 сентября 1918 года Совнарком объявляет два декрета о Красном терроре. Убийство заложников «из буржуазии и офицерства» объявлялось законной мерой пресечения «малейших попыток сопротивления» советской власти. По всей России сотни тысяч людей были убиты самым ужасным образом, как заложники, то есть по определению без суда и следствия. В ноябре Ленин заявляет: «Для нас важно, что ЧК осуществляют непосредственно диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путём насилия эксплуататоров, нет. Этим и занимаются чрезвычайные комиссии, и в этом их заслуга перед пролетариатом».
12 мая 1919 года Совнарком издал декрет, в подробностях разъясняющий систему организации концентрационных лагерей и вводящий принцип их полной самоокупаемости – труд заключённых должен был содержать их самих, охрану и администрацию лагеря, а также давать доход государству. В конце 1920 года в советской России было 84 концентрационных лагеря с приблизительно 50 тысячами заключённых, к октябрю 1923 года число лагерей возросло до 315, а число заключённых в них – до 70 тысяч. За побег одного заключённого расстреливались десять.
По мысли новых правителей, террор должен был парализовать волю к сопротивлению у противников их власти. Люди образованные, мыслящие, особенно молодые, способные к активной и сознательной борьбе, уничтожались в первую очередь, если не шли на активное сотрудничество с большевицким режимом. Большевики тщательно выявляли и истребляли тех людей, которые пользовались в обществе авторитетом и могли объединять вокруг себя недовольных режимом – популярных священнослужителей, земских деятелей, сельских старост, рабочих активистов. Красный террор был не суммой хаотических жестокостей, но продуманной до деталей и тщательно осуществлённой системой удержания политической власти. Общее число жертв Красного террора 1918–1922 годов сегодня оценивается не менее чем в два миллиона жизней.
Дзержинский и Ленин гордо заявляли, что террор и его главное орудие ВЧК спасли революцию. И это была правда, если под революцией понимать тот страшный режим, который они навязали всем народам России, а потом их преемники распространили чуть ли не на треть земного шара. Именно в 1918–1919 годах коммунисты создали карательную систему, которая, существуя под разными аббревиатурами – ВЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ, – долгие десятилетия защищала всевластие кучки тиранов с помощью бесчисленных убийств и запугивания наших граждан.
К 1921 году в аппарате ЧК служит уже более 230 тысяч человек. При этом только 1 % из них имел высшее образование. В мае 1919 года создаются Войска внутренней охраны республики (ВОХР), тоже подчинённые ЧК. Их состав, около 120 тысяч, через год удваивается. Одной из задач ВОХР становится охрана концентрационных лагерей.
«Красный террор, – писал американский историк Ричард Пайпс, – был с первых шагов существенным элементом большевицкого режима. Порой он усиливался, порой ослабевал, но никогда не прекращался полностью. Как чёрная грозовая туча, он постоянно висел над советской Россией <…> Для большевиков террор был не орудием обороны, а методом управления»[39].
«Пролетариат», «диктатура пролетариата», «рабочий класс», «демократия», «трудящиеся», «свобода», «республика» – эти слова употреблялись большевиками постоянно, но сущности, которые подразумевались ими, вовсе не соответствуют значению слов. Сутью была всецелая власть или узкой группы лиц, или одного лица над жизнью, собственностью и свободой множества граждан огромной и когда-то богатой страны. Ни Ленин, ни Троцкий, ни Сталин никогда не стремились сделать жизнь других людей лучше, свободней, безопасней, богаче. Напротив, их единственной целью было обеспечить безопасность, свободу, власть и богатство самим себе. Это была всецело жизнь для себя ценой других, а не жизнь для других ценой себя. И этот принцип через идущий сверху пример внедрялся в сознание и жизненную практику народа России.
Но поскольку прямое исповеданье этого принципа делает невозможным создание каких-либо связей, от семейных до армейских, он в пропаганде подменялся противоположным принципом бескорыстного жертвенного служения. Мало кто в него верил, но все его исповедовали, и отсюда привычка к лицемерию и лжи. Ложь стала главным нервом жизни с первых дней большевицкой власти. На лжи строится вся большевицкая пропаганда. «Основа, устой, почва, а также главное, беспрерывно действующее оружие большевицкого правления – ложь», – записывает Зинаида Гиппиус в «Петербургский дневник» в ноябре 1919 года.
С традиционной человеческой моралью и религией большевикам надо было покончить. Те, кто им следует – никогда новым вождям не покорятся, сохранят трезвое отношение к их власти. «Законы, мораль, религия – всё это для пролетария не более чем буржуазные предрассудки… Коммунистическая революция самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого», – объявляли ещё Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте» в 1848 году.
Ленин утверждал в отношении морали тот же принцип: «Всякую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем… Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы…» (речь на III Всероссийском съезде комсомола, октябрь 1920-го). Если эти речи перевести на нормальный язык, то звучат они предельно просто: «Наша мораль выводится из интересов нашей власти».
15 марта 1921 года X Съезд РКП(б) постановил отменить продразвёрстку. Совнарком обнародовал это решение 23 марта. Коммунисты возвращались к общечеловеческой экономике – рынку, твёрдому денежному обращению. Отзываясь на это, Уинстон Черчилль 8 июня 1921 года на официальном обеде в Торговой палате Манчестера сказал: «Некоторые люди считают Ленина умным и очень образованным человеком, но, пожалуй, стоит отметить, что он заплатил за полученное образование самую высокую цену, какую только можно себе представить. Во всей мировой истории вряд ли найдётся хоть кто-нибудь, равный ему в этом отношении. Постижение мес