Если общество чтит подвиг своих предков, павших в боях за Родину, как священный и жизнеобразующий, то перспективы «творцов», обряжающих в военные мундиры с боевыми наградами обезьян, – вполне определенны. И у персонажа, находящего разницу между СС и СМЕРШем только в красоте формы, должно быть не эфирное время на федеральном телеканале, а очевидные и естественные проблемы с социализацией. Потому что «приличные люди должны иметь права, а неприличные – нет».
При этом важно то, что вот эти изъятия из прав, места, действия, взгляды, на которые защита не распространяется, должны быть открыто продекларированы обществом в своих законах и других документах. Так, чтобы когда Альфред Рейнголдович Кох открывал свой рот, чтобы произнести что-нибудь про генетическое неравенство людей, он четко знал, что безнаказанно он может это делать только на тайном сборище себе подобных. Подчеркиваю: тайном. Потому что дерьму место в канализации, сатанистам в катакомбах, а нацистам – под гусеницами русских танков. Потому что свобода слова – это свобода для приличных людей. У неприличных никакой свободы слова нет.
Да, у нас пока все не так, вокруг все еще царит первозданный хаос. Но он уже начал структурироваться в нечто, что желает жить и побеждать. А это невозможно без пригодной для жизни и победы идеологии. Поэтому никакого другого пути, кроме только что мною описанного, у нас нет.
Есть такая профессия – мечтатели. Как они должны работать
20 июня 2013
В стране одновременно происходит несколько интересных процессов, которые на первый взгляд находятся в плоскостях разных, но на самом деле неразрывно связанных друг с другом.
Давайте отследим события.
Во-первых, Президент поручил правительству заняться кинематографическим образованием: «Проработать совместно с представителями киноиндустрии и образовательных организаций вопрос о развитии образования в сфере кинематографии в целях подготовки высококвалифицированных профессиональных кадров, отвечающих современным требованиям». Вероятно, начальника страны начало беспокоить то, что выползает наружу из кинематографических вузов после обучения, – глаза красные, носы в белом порошке, а фильмов нормальных чуть.
Во-вторых, тот же самый Путин на совещании в Сочи объявил звездам творческой элиты о смене правил работы государства с кинематографом.
В-третьих, в Перми с места директора Музея современного искусства поперли товарища Гельмана.
В-четвертых, люди решили снять фильм о 28 героях-панфиловцах, попросили у граждан 300 тыс. рублей на начало съемок – и для начала один только контингент Тупичка Д.Ю. Пучкова набрал им миллион за пару дней.
В-пятых, идет активное обсуждение содержания будущего единого учебника по истории.
В рядах всеми нами любимых либералов, правозащитников, западников и демократических журналистов царит предсказуемая и греющая сердце патриота истерика.
Теперь давайте осмыслим полученную картину.
Для того чтобы понять, что все это значит, позвольте мне сначала продемонстрировать вам краткий сеанс злорадства в исполнении демократического журналиста Владимира Познера по случаю результатов очередного опроса ВЦИОМ.
«В связи с Днем России, который имел место быть в прошлую среду, ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения) провел опрос среди россиян на тему, чем и кем гордятся они, имея в виду последние 10-15 лет. Если говорить в целом, то получается, что чуть более 60 % опрошенных вообще не находят, чем гордиться. Чуть более 40 % говорят «ничего вообще нет», а порядка 19 с небольшим процентов говорят, что они затрудняются ответить на этот вопрос.
Что касается положительных ответов, то наибольшее количество не среди людей, а среди предметов, что ли, или событий получили еще не состоявшиеся зимние Олимпийские игры в Сочи. А среди людей – президент Путин, 9 % назвали его предметом гордости.
Вообще цифры, надо сказать, не то, чтобы очень мощные, и не дающие повода для оптимизма.
…
В общем, я решил воспользоваться сегодняшней программой, чтобы высказаться по этому поводу. И конечно, напомнить всем старую римскую пословицу: «Vox populi vox Dei», «Глас народный – глас Божий.
Удачи вам».
Трудно не заметить в выданном журналистом тексте некоторого торжества – «смотрите, даже народ говорит, что ему нечем гордиться! А голос народа – голос Божий!»
Есть только один нюанс: а кто создает для опрашиваемого народа информационное поле? Кто сообщает народу о том, есть у него, чем гордиться или нет? Уж не Владимир ли Владимирович Познер?
А кто у нас снимает историческое кино, которое рассказывает народу историю этого самого народа, а следовательно, сообщает народу о том, кто он такой?
А не из учебников ли истории черпают свои представления об истории зрители и творцы?
А кто у нас отвечает за представления народа о прекрасном? Случайно не люди искусства? А кто этих людей находит и предъявляет их творения народу – не работники ли музеев, галеристы и коллекционеры?
То, что происходит, – это попытка отобрать у маленькой, но сплоченной кучки людей монополию на создание культурного пространства, которое является точно такой же реальностью, как дома, дороги и заборы, и на которое точно так же распространяется закон «разбитых окон».
Проще говоря, расписанную нехорошими словами, испачканную и замусоренную Родину куда труднее обустраивать и намного легче предать и бросить. В такой Родине намного легче воровать и пилить, чем честно жить и работать. В ней намного труднее завести семью и детей, нежели спиться. И так далее.
Но дело не только в законе разбитого стекла. Все еще глубже.
Человек – часть мира, а мир – часть человека. Помните, у Льва Николаевича Толстого в «Войне и мире» был замечательный момент, когда осознание своего единства с миром просыпается у Пьера?
«Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам».
Что делает нас такими, каковы мы есть? То, с чем мы связаны. С чем наша связь наиболее прочна? С тем, что мы изменили или создали. Это круговорот творения, в котором мы преображаем мир, а мир преображает нас. Наши отношения создают нас, формируют, заставляют расти, меняться, взрослеть, приобретать совершенно новые, ранее небывалые у человека качества.
Эрнесто Гевара, известный как Че, говорил: «Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства».
Человек, строго говоря, – это звук, производимый струнами, натянутыми между его сознанием и внешним миром. Каждая струна тянется к чему-то, с чем наша душа связана, и чем больше этих связей, тем сложнее и насыщеннее музыка. То есть человек. Чем прочнее эти связи, тем мощнее аккорд мы способны выдать во Вселенную, заставляя мир повторять нас как эхо.
Все это происходит только в том случае, если нас настроить. Но как это сделать? Если мы являемся отражением мира, а мир – нашим отражением, то мы находимся в замкнутом круге, из которого не выйти. Бытие определяет сознание, сознание контролирует и меняет бытие, и так по кругу.
Мы обречены вечно воспроизводить своей жизнью все тот же обгаженный и разрисованный забор, возле которого выросли. Были бы обречены, вернее, – если бы не умели мечтать. Мечтать о другом, лучшем мире, других, более совершенных нас, да хотя бы о более чистом и аккуратном заборе. Умение мечтать вырывает нас из вышеописанного круговорота обреченности. Мечта приходит к нам из мира идеалов – наших представлений о том, как все должно быть, из наших представлений о сути вещей – о том, что такое мир, что такое забор, что такое мы, что есть человек.
Так вот: для народа мечты создают специальные люди, которых народ освобождает от тяжелого физического труда, позволяет им немного оторваться от рутины и быта, забраться в башенки из слоновой кости с одной только целью – чтобы они создавали для нас настоящие качественные мечты, для того чтобы они постигали разницу между добром и злом, уродством и красотой, истиной и ложью – и доносили до народа, одновременно вселяя в народ веру и надежду. Чтобы у народа хватило физических и духовных сил для того, чтобы преодолеть увиденное расстояние между тем, как есть, и тем, как должно быть.
Наше общество слишком долго полагалось на чужие представления обо всем этом. Мы слишком долго пытались мечтать чужими мечтами. Мы пытались смотреть на себя чужими недобрыми к нам глазами. И мы наконец-то поняли, что от этого мы просто вымрем как мамонты.
То, что должно произойти сейчас, – это возврат к себе.
Ну и еще – возврат нашей творческой интеллигенции к нам и к своим прямым обязанностям.
Покончить с диффамацией России. Как это делается
29 июня 2013
Когда я и мои ровесники были маленькие, нам очень нравились фильмы про Войну. Про ту самую. А еще «Одиночное Плавание» и «В зоне особого внимания».
Довольно большая часть того удовольствия, что мы получали от просмотра этих фильмов, заключалась в «тра-та-та-та-та!», «ты-дыщ!» и «БДЫЩ!!!!», от которого в разные стороны разлетались немецкие зольдатен унд официрен и мерикан солджерз. Кто-нибудь один, обязательно горящий, бежал к воде и не добегал, вызывая в мальчишеских сердцах чувство удовлетворения справедливостью мироздания.
Согласитесь – фильмы про войну не были бы и вполовину так зрелищны, если из них убрать разлетающихся, разбегающихся и паникующих под «Шайзе! Партизанен! Гитлер капут!» носителей западной культуры.