Люди Полудня почти всемогущи. Когда происходит очередной виток эволюции, из людей Полудня появляются сверхлюди Полудня – людены. Люден – это игра слов от «нелюдь» и Homo Ludens – человек играющий. Из могущественных детей появляются всемогущие сверхдети. Так, например, превратившийся в людена персонаж «Волны гасят ветер» Тойво Глумов просто однажды забывает о том, что у него когда-то была любимая жена. Разве это не напоминает нам поведение советских творческих личностей, вечно пребывающих в промискуитете и алиментах?
Встреча такого могущественного человеко-ребенка с настоящим злом – постоянная тема творчества Стругацких. Эти люди даже не могут вспомнить зачастую, кто такой Гитлер:
– Массаракш, что такое фашизм? Агрессия, расовая теория… Гилтер… нет, Гилмер… Да-да – теория расового превосходства, массовые уничтожения, геноцид, захват мира… – «Обитаемый остров».
Человечество совершенно забыло о той грязи, из которой вышло. Человечество превратилось в ребенка, которому нет дела до прозы жизни:
– Массаракш, – пробормотал Максим. – Я совсем забыл про эти штуки!
– Ты многое забыл, – сказал Странник. – Тебе известно, что в стране инфляция? Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит? Тебе известно, что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов? Нам нужны врачи… Двенадцать тысяч врачей. Нам нужны белковые синтезаторы. Нам необходимо дезактивировать сто миллионов гектаров зараженной почвы – для начала. Нам нужно остановить вырождение биосферы… – «Обитаемый Остров».
Единственные взрослые в мире Полудня – это сами прогрессоры и сотрудники Комкона. Местная Кровавая Гэбня. Они повзрослели, сталкиваясь с настоящим историческим брутальным злом. Они ответственны:
Ошибка ученого – это, в конечном счете, его личное дело. А мы ошибаться не должны. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях – мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах. И слава богу, если окажется, что это была всего лишь флуктуация, и над нами будет хохотать весь мировой совет и все школяры в придачу… – «Жук в муравейнике».
Так вот, возвращаясь к повести «Трудно быть богом». Главное, что происходит в ней, – это процесс превращения инфантильного избалованного человека Полудня Антона в настоящего человека.
Мы видим его монологи: «Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог, что они не ведают, что творят, и почти никто из них не виноват, и потому ты должен быть терпеливым и терпимым…». «Мы все чаще ловим себя на мысли: «Да полно, люди ли это? Неужели они способны стать людьми хотя бы со временем?» И даже: «Протоплазма. Просто жрущая и размножающаяся протоплазма».
Антон считает себя замаскированным богом, пытается прощать окружающих арканарцев за их несовершенства свысока. Он не Бог-спаситель. Он – обычный олимпиец. С той только разницей, что за ним стоят не жертвенники с принесенными в жертву волами и вином, а советские ГлавНектарСбыт и Амброзия ГОСТ 1999.
Антон пытается быть отстраненным. Он пытается быть выше.
Проблема в том, что человек – это не его мировоззрение, не его гуманизм, национальность и совокупность вкусов и предпочтений. Человек – это СВЯЗЬ с себе подобными. Человек не точка. Человек – это линия, соединяющая точки.
Поэтому человек не может отстраняться от людей. Это делает его все меньше и меньше человеком. Богом он себя при этом считает, дьяволом или хурмой – не важно.
Человек – это не то, чем он себя мнит. Человек – это его связи с другими, его любовь и ее проявления.
И когда олимпиец Антон связывает себя с аборигенами королевства Арканар на средневековой планете, он, наконец, взрослеет и становится… ну да, становится арканарцем. Забавные местные дикари Кира и барон Пампа превращаются в любимую женщину и настоящего товарища. За которых надо сражаться и даже хочется мстить.
Так землянин Антон становится не поддельным, а настоящим Руматой Эсторским – арканарцем, умеющим ненавидеть и убивать. Потому что именно любовь дает нам право на ненависть и умение ненавидеть.
«Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства», – Эрнесто Че Гевара. Социализм и человек на Кубе. 12 марта 1965 г.
Так говорил наш великий земной революционер, наш Арата Красивый.
То, что показал Арканару землянин Антон, ставший «тутошним» арканарцем Руматой, – это ужас русской революции. Ненависти, порожденной любовью. Это рассказ о том, как рождается мужчина и как рождается революционер.
…Очень симптоматично и символично то, что взрослые могущественные дети из мира Полудня забирают Антона, ставшего человеком, и лечат его от этого. В этом эпизоде, на мой взгляд, сказано слишком много о том, как погибла наша страна. О том, как проиграли ее пузатые, плешивые и седые дети.
И сейчас на самом крупном ее осколке правят кагэбэшники. Просто потому, что других взрослых в стране не оказалось.
Повесть Стругацких «Трудно быть богом» – это повесть о взрослении, а не проповедь. Проблема в том, что дети, советские избалованные, плешивые и седые дети не могут понять этого. Для них это гимн о собственном превосходстве. Они исступленно повторяют про черных и серых, прыгают при словах «нам не надобны умные», почитая за умных себя и именно так объясняя себе и окружающим свою ненадобность. В то время как они не надобны потому, что народу слишком накладны их представления об уме и свободе, не нужны их умения выдавать чепуху за полезное. Наши либералы – то есть бывшие советские интеллигенты – носятся с «Трудно быть богом», как дурачок с писаной торбой, потому что просто не в состоянии понять, что да – это про них, но не с одобрением, а с беспощадным осуждением, со страхом за страну, попавшую в их руки.
Творчество Стругацких все пронизано ужасом перед тем, что советские люди повстречают на своем пути настоящее Зло и окажутся не готовы. Произведения Стругацких порой оканчивались хорошо. Но в реальности – злу для победы понадобилось всего лишь много улыбаться и обещать.
Чапаев и гей-парад. Разъяснение вопроса меньшинств на картошке
21 декабря 2013
Обама в Сочи не приедет.
Горе-то какое. Геи не пускают.
Франсуа Олланд – тоже отказался. Почему, не сказал, но всем и так все понятно – в России притесняют геев.
Смотришь на эту истерику международного масштаба по поводу российской государственной гомофобии и задаешься идиотским вопросом: а почему в качестве главных интересов гей-сообщества нам представляют право на пропаганду гомосексуализма и на гей-парады? Эта правда – действительно то, что для гея важнее всего? Это и есть – самые фундаментальные его потребности?
Если это так, что значит, правду говорят эти странно одетые люди, все увешанные крестами, про то, что геи – враги человечества?
Подождите, постойте, притормозите. ЗАЧЕМ им гей-парад? Зачем им несовершеннолетние? Это же нелогично! Интересы гомосексуалистов лежат в совершенно другой области, которая никак с парадами и несовершеннолетними не пересекается. Это ведь они авторы вполне справедливой формулы «какое вам дело, что два взрослых человека делают в своей спальне?».
И правда – какое мне дело? Никакого.
Тогда какое им дело до гей-парада и несовершеннолетних? Должно быть никакого. Однако имеем то, что имеем.
А у их увешанных крестами оппонентов – у них что, нет ничего важнее, чем запрещение книг Джоан Роулинг за пропаганду колдовства?
Почему такая накаленно идиотская форма борьбы за права, что с одной стороны, что с другой?
Я этим вопросом постоянно задаюсь. Почему в Европе такой шум вокруг рождественских елок? Они правда так мешают мусульманам, которые чтят пророка Ису? Кто придумал, что елка оскорбляет мусульман? Им больше всего в этой жизни елка мешает, а не неоколониальная политика и отсутствие трудовых прав?
…Тут одно из двух: либо все люди на свете – идиоты, либо в этом идиотизме должна быть какая-то система. Какая-то стратегия.
И изобразить ее можно крайне наглядно.
Специально для наглядности я мобилизовал из памяти Василия Ивановича Чапаева и его товарищей по одноименному фильму. А также картошку, на которой он показывал, где мы и где белые.
– …Есть стратегия! – сказал Василий Иванович, с грохотом ставя на деревянный стол, за которым уже сидели Анка, Петька и Фурманов, чугунок с дымящейся картошкой.
– Стратегия чего, Василий Иваныч? – спросил Петька и закинул ногу на ногу.
– Буржуйская стратегия по порабощению пролетариата методом создания контролируемых общественных конфликтов.
Фурманов аккуратно достал из нагрудного кармана заранее скрученную папироску и прикурил.
– Ну и в чем же она, товарищ Чапаев?
Чапаев поставил на середину стола три картошки.
– Ну вот, смотрите. Вот тут, значит, Анка, вот тут, справа ты, Петька, а товарищ Фурманов у нас слева. А я буду тут, – Василий Иванович взял солонку и поставил напротив картошек.
– А почему это, Василий Иваныч, ты – солонка, а мы – картошки? – поинтересовалась Анка.
– Потому что вы – рабочий класс, а я – буржуй и гидра империализма. Значит, вот какое дело. Угнетаю я вас – хуже некуда. Вы работаете на меня день и ночь напролет. Все прибавочный продукт создаете в поте своего трудового лица. Мозолистыми руками своими куете мое богатство. Может быть между нами мир, совет да любовь?
– Не может, – сухо ответил Фурманов. – Не может быть мира между трудом и капиталом.
– От и я так думаю. Не может, – Чапай показал на стол. – Но как же мне быть? Вас-то вон сколько, а я-то – один. Устроите вы забастовку или революцию и отберете у меня, у буржуя, присваиваемый прибавочный продукт. Так, что ли, получается? Против всего народа никому и ничему не устоять. Народ, он, понимаешь – сила!