ле, то у калмыков. По-видимому, это очень талантливый, невероятно энергичный человек — все-то ему удается.
А помещик вовсю ищет Шипова… Законный владелец тратит все больше средств, чтобы разослать своих агентов по всей России и в конце концов поймать беглеца. Он имеет полное право искать и ловить. Это Шипов не имеет права уйти от барина и живет без документов или по подложному паспорту.
Подчеркну — барин тратит по-настоящему большие деньги, тысячи и десятки тысяч рублей! Зачем? Если бы помещик хотел получить от Шипова денег — не было бы ничего проще! Шипов охотно выкупился бы на свободу, платил бы любой по размерам оброк — лишь бы никогда не видеть помещика.
Но барин ловит его вовсе не за этим. Пойманного разоряют, все организованное им предприятие идет по ветру. Шипова доставляют в поместье, из которого он убежал, беспощадно порют, сажают на цепь, морят голодом. Должным образом смирив, Шипова отправляют на какие-то грубые, не требующие никаких знаний и талантов работы — копать землю, вколачивать сваи, рубить и таскать дрова. Чтоб знал свое место, не был бы «шибко умным», не высовывался, был «как все». Словом — не раздражал бы барина своими талантами и успехами.
Шипов опять и опять бежит, снова и снова помещик тратит все большие деньги, буквально разоряется, чтобы поймать Шипова и показать, кто тут главный.
Помещик действует не для заработка, он не в силах вернуть денежки, потраченные на поимку Шипова. Он не только ничего не получает от работы Шипова, но готов еще и потратиться — все ради удовольствия поймать и жестоко расправиться, а потом снова сделать Шипова бессловесным рабом{42}.
Еще раз скажу — как повезло Воронихину!
Я потратил так много времени для рассказа о своих собственных мифах не из желания занять побольше места на страницах этой книги, а чтобы читатель увидел, как это делается. И сравнил бы с тем, что делает он сам. Или может сделать в любой момент.
Не всякий современный россиянин имеет предков, сидевших в собственных кабинетах на рубеже XIX и XX веков. Но какую-то систему предпочтений имеют ведь абсолютно все.
А что такое исторический миф? Это желание видеть историю своей страны тем или иным образом. Выдумывать необязательно, даже как раз нежелательно. Но раз было разное — то можно взять то, что вам ближе, и счесть основным в истории страны. Самым важным, самым главным, самым интересным.
В моем личном мифе получается так, что главное — это рост интеллекта, культуры и личной свободы. Чем этого больше — тем лучше. Чем больше свободных и умных людей — и тем больше нашего полку прибыло.
А для кого-то главное — это когда расширяются границы государства Российского. Что делается внутри государства, как живет человек — не очень важно. Вот какие страны включила в себя Российская империя, каких размеров достигла — это сверхважно.
Или распространение православия.
Или как раз смена веры на католицизм или баптизм.
Укрепление карательных органов государства.
Расширение прав человека и независимости от государственных органов.
Людям ближе или дальше не только отвлеченные идеи, но еще и эпохи, и люди. Задумайтесь: кто вам ближе? Какая эпоха, какой исторический типаж?
Если дворянин, то какой? Придворный паркетный шаркун XVIII века, «попавший в случай» дяденька из гарема Елизаветы или Екатерины? Офицер 1812 года? Веселый, не особенно интеллектуальный и не очень трезвый гусар? Персонаж комедии Э. Рязанова, который «книжки стал читать. Увлекательное, оказывается, дело!».
Крестьянин? А почему бы и нет? Крестьянство тоже дает массу разнообразнейших типов, судеб, направлений мысли.
Вот мужик, почитающий за счастье ломать шапку перед барином, утирающий слезы умиленного холуйства. А что? Бывали и такие.
Или вот крестьянский парень XIX века, поджигающий барскую усадьбу. Не выйдет у барина взять силой его невесту. Парень аккуратно обложит дверь сухим сеном, высечет искру, раздует… И вместе с девицей будет много ночей, отсыпаясь днями в лесу, идти на вольную Кубань. Их ловит разъяренный барин, ловит полиция… А они вот ушли, пристроились работниками к казакам и уже в зрелые годы откупили черноземный клин, завели скот… тяжким трудом и преданностью семье построили свое крестьянское счастье. Если теперь их даже найдет бывший помещик, заматеревший, сильный мужик усмехнется, с вилами наперевес шагнет навстречу… А за спиной отца встанет выводок сыновей, прикидывая в руке вес кто плотницкого топора, кто оглобли.
— Ну, такой-то миф каждому придется по душе, — скажет иной из читателей. — Такого-то мужика любой согласится иметь своим предком!
— К сожалению, это не так.
Во время первого российского конгресса философов в 1997 году в Петербурге выступал один странный человек. В своем собственном историческом прошлом он трудился в роли армейского политработника и составил свой, довольно самобытный миф о русской истории.
Мол, русский человек по своей сути — коллективист, очень покорный воле начальства. Никакая такая свобода ему не нужна, если и дают — он ее упорно не принимает. Если мы начнем перенимать из гнилого Запада ихнюю вредную свободу — настанет полный распад русской государственности, конец истории, жидовский заговор и прочие ужасы.
И вообще, Александр II, может, был человеком и не плохим, намерения у него были самые замечательные. Но давать россиянину свободу было вредно и опасно, Александр исторически не прав. И опять же, без жидов не обошлось.
Миф? Несомненно, и совершенно неважно, насколько он соответствует исторической реальности. Этот миф, как и всякий другой, позволяет делать главное: конструировать биографию его автора.
Русская история так громадна, дает примеры настолько разных обществ, государств, линий поведения, психологических типажей, что выбор почти беспределен.
Миф, созданный отдельным человеком для самого себя, — это только его частный миф. Хорошо, если такой миф стал семейным: его разделили уже несколько человек. Такой частный или семейный миф — выбор своего собственного прошлого. Это способ строить самого себя и свою судьбу или строить семейную историю. Такой миф нужен для создания своего частного или семейного будущего.
Но чтобы строить историю страны, общий миф должны создать большие группы людей. Всевозможные клубы, штаб-квартиры партий и союзов, редакции толстых журналов и газет — вот типичные места, где рождаются общие мифы.
Мне могут возразить — мол, главное в том, что же важнее всего. Нужно найти, что в русской истории наиболее типично, и опять же насчет менталитета…
Но, во-первых, в кипении всего русского многообразия пойди пойми, что тут «самое важное». И ментальность у русских тоже разная в разные эпохи, в разных государствах… И даже в одно время и в одном государстве — тоже разная.
Во-вторых, стоит нам начать выяснять, и мы тут же перессоримся между собой. Потому что для разных людей «главными» окажутся совершенно разные вещи.
Один из коллективных мифов — это миф гражданского общества. Согласно этому мифу, люди как раз имеют право быть разными и спорить друг с другом, пока не нарушают основных законов и не совершают насилий. Очень полезный миф, до сих пор мало укорененный в России.
В спокойные периоды жизни люди не очень беспокоятся о мифах, просто живут по ним. По тому же мифу гражданского согласия.
Миф о том, что «никогда, никогда, никогда / Англичанин не будет рабом»… По нему Англия жила несколько столетий. Факты? А они вот таковы: в XVII веке число лиц, обладавших избирательным правом в Англии, было ниже тех, кто мог участвовать в Земских соборах Московии. До середины XVIII века англичан продавали в рабство официально, по суду. До середины XIX века БОЛЬШИНСТВО британцев не имели избирательного права. А тех, кто украл больше, чем на 3 пенса, ссылали в колонии без права вернуться обратно.
Миф создавался не на пустом месте, он опирался на часть народных традиций — в том числе на самые древние, уходившие во времена Столетней войны XIV–XV веков, первого парламента еще XIII века, ко временам вольных римских городов с их самоуправлением, собрания германских племен на поляне под дубом для решения общих дел.
Другие традиции британского общества миф игнорировал. В реальной истории Британии не раз чиновники короля прямо заявляли, что простолюдины должны быть «согнуты в рабской покорности». Ну, и торговля рабами… Была она, в том числе и рабами-должниками, их продавали в Америку.
Но британцы не хотели об этом думать, и даже слышать.
Миф утверждал: под управлением парламента британцы свободнее всех.
Не раз в Британии людей сжигали живьем за то, что они были диссидентами — то есть религиозными инакомыслящими.
Но независимо от реальности миф работал сам по себе. Он был объективно полезен: сплачивал нацию, придавал ей чувство собственного достоинства.
В России середины XIX века западники и славянофилы создавали каждые свой миф о том, как должна жить Россия. Правительство создавало свой собственный миф про трех китов, на которых стоит Россия: «Православие. Самодержавие. Народность». В рамках этой общей мифологии продолжались столкновения сторонников более частных видов мифологий.
Позже создавали свои мифы все патриоты и почвенники, все охранители и империалисты, все либералы и народники самых различных направлений. В начале XX века мифологии бешено боролись на страницах бесчисленных изданий кадетов, октябристов, анархистов, эсеров, черносотенцев, легальных марксистов, анархо-синдикалистов, трудовиков… Нет, всех перечислить невозможно!
Всем были невероятно дороги свои нежно взлелеянные мифы. Все готовы были бороться за эти мифы до последней капли чернил… А кое-кто — и до последней капли крови.
В 1909 году группа известнейших ученых и философов России выступила против политизированной интеллигенции. Все будущие авторы сборника «Вехи» — это люди известные, яркие, к фамилии каждого из них прочно добавлено слово «известный» или «выдающийся». Авторы «Вех»: С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, А. С. Изгоев, Б. А. Кистяковский, П. Б. Струве, Н. А. Бердяев.