Линн Фа́рбер молча́ла. Друга́я бы непреме́нно вы́сказалась:
– Заку́сывай! А то уже́ хоро́ш![123]
Кста́ти, в ба́ре и заку́сывать не́чем.
Молчи́т и улыба́ется. На сле́дующих двойны́х я подъе́хал к те́ме одино́чества. Тема, как изве́стно, неисчерпа́емая. Чего́ друго́го, а вот одино́чества хвата́ет. Де́ньги у меня́, ска́жем, бы́стро конча́ются, а вот одино́чество – никогда́…
А де́вушка всё молча́ла. Пока́ я о чём-то не спроси́л. Пока́ не сказа́л чего́-то ли́шнего… Тут ва́жно неме́дленно останови́ться. И я останови́лся. Но ещё ра́ньше прозвуча́ло и́мя – Дэ́ннис. Дэ́ннис Блэ́кли – муж и́ли жени́х…
Вско́ре мы с ним познако́мились. Я́сный взгляд, откры́тое лицо́. И соверше́нно де́тская улы́бка. (Как э́то они́ друг дру́га нахо́дят?) Ла́дно, поду́мал я, ограни́чимся совме́стной тво́рческой рабо́той. Не так оби́дно, когда́ блонди́нка исчеза́ет с хоро́шим челове́ком…
Довлатов Сергей Донатович (1941–1990) – прозаик, автор более десятка книг на русском и английском языках, лауреат американского Пен-клуба. В Советском Союзе повести и рассказы Довлатова не печатались, так как правдиво и остроумно описывали советскую жизнь, в т. ч. жизнь в тюрьме. С 1978 года находился в эмиграции в США.
Вопросы и задания
1.Как герой и Линн должны были узнать друг друга на улице?
2. Как вёл себя герой?
3. Докажите или опровергните, что: 1) герой не очень в себе уверен; 2) Линн понимает, что нравится писателю; 3) герой очень одинок; 4) герой – талантливый писатель.
4. Как вы понимаете фразу: «Как это они друг друга находят?» Что она говорит о проблемах героя?
А.и Б. Стругацкие. За миллиард лет до конца света[124]
Небыва́лая за после́дние два столе́тия жара́ затопи́ла го́род. Астрофи́зик Маля́нов встал из-за стола́, закры́л окно́ – о́бе ра́мы – и тяжёлую жёлтую што́ру. Пото́м откры́л на ку́хне балко́нную дверь. Бы́ло нача́ло тре́тьего.
На ку́хонном столе́ красова́лся натюрмо́рт из сковоро́дки с оста́тками яи́чницы, недопи́того стака́на ча́я и горбу́шки.[125] Мо́йка была́ перепо́лнена немы́той посу́дой. Не мы́то бы́ло давно́.
Отку́да-то появи́лся кот Каля́м, гля́нул на Маля́нова зелёными глаза́ми и прошёл к свое́й таре́лке. Ничего́ на э́той таре́лке не́ было.
– Есть хо́чешь… – сказа́л Маля́нов с неудово́льствием. – У́тром же тебе́ дава́ли. И́ли нет, не дава́ли… Э́то я тебе́ вчера́ у́тром дава́л.
В холоди́льнике, мо́жно сказа́ть, ничего́ не́ было. Стоя́ла пуста́я коро́бочка из-под пла́вленого сы́ра, буты́лка с оста́тками кефи́ра и буты́лка с холо́дным ча́ем. В отделе́нии для овоще́й дожива́л полукоча́нчик капу́сты и одино́кая карто́фелина. В морози́льнике лежа́л ма́ленький кусо́чек са́ла на блю́дце. И всё.
– Ничего́, ничего́,– сказа́л он Каля́му. – Всё равно́ сейча́с везде́ обе́денный переры́в.
Э́то на́до же како́й интегра́л оказа́лся, обо всём забу́дешь! Отку́да-то вдруг вы́плыла ну́жная фо́рмула. Маля́нов сно́ва поду́мал о свое́й рабо́те: взаимоде́йствие звёзд и диффу́зной мате́рии. И тут зазвони́л телефо́н.
– Да!
– Ви́тя? – энерги́чно спроси́л же́нский го́лос.
– Како́й вам телефо́н ну́жен?
– Э́то «Интури́ст»?
– Нет, э́то кварти́ра.
Маля́нов бро́сил тру́бку. Посто́й, у меня́ же кака́я-то иде́я была́… Зна́чит, я был на ку́хне, зате́м меня́ принесло́ сюда́… А, вспо́мнил, на́до посмотре́ть! Он встал с тахты́, и телефо́н сейча́с же зазвони́л сно́ва.
– Идио́т! – сказа́л он аппара́ту и взял тру́бку. – Да!
– Э́то ба́за? Кто говори́т? Э́то ба́за?
Маля́нов положи́л тру́бку и набра́л но́мер ремо́нтной.
– Ремо́нтная? Я говорю́ с телефо́на девяно́сто три де́вять во́семь ноль семь… Слу́шайте, я вам вчера́ уже́ звони́л оди́н раз. Невозмо́жно же рабо́тать, всё вре́мя попада́ют сюда́.
– Како́й у вас но́мер? – прерва́л его́ зло́бный же́нский го́лос.
– Девяно́сто три де́вять во́семь ноль семь. Мне всё вре́мя звоня́т то в «Интури́ст», то в гара́ж, то…
– Положи́те тру́бку. Прове́рим.
– Пожа́луйста… – проси́тельно сказа́л Маля́нов.
Пото́м он пошёл к столу́, взял ру́чку. Так. Где же я ви́дел э́тот интегра́л? Он на́чал перебира́ть вчера́шние листки́ и вдруг нашёл. Ай да[126] Маля́нов! Ай да молоде́ц! Наконе́ц-то, ка́жется, что́-то у тебя́ получи́лось. Причём настоя́щее.
Разда́лся звоно́к. В дверь. Каля́м спры́гнул с тахты́ и побежа́л в прихо́жую.
Маля́нов откры́л дверь. За две́рью оказа́лся мужчи́на, кото́рый держа́л в рука́х большу́ю карто́нную коро́бку.
– Вы… э… позво́льте… Вы из ЖЭ́Ка,[127] что ли? – Маля́нову почему́-то пришло́ в го́лову, что э́то водопрово́дчик наконе́ц яви́лся – чини́ть кран в ва́нной.
– Из гастроно́ма, – сказа́л мужчи́на и протяну́л две квита́нции. – Распиши́тесь вот здесь.
– А э́то что? – строси́л Маля́нов и тут же уви́дел, что э́то бла́нки стола́ зака́зов. Конья́к – две буты́лки, во́дка… – Подожди́те, по-мо́ему, мы ничего́ не зака́зывали…
Он уви́дел су́мму и ужасну́лся. Таки́х де́нег в кварти́ре не́ было. И тут на углу́ квита́нции он уви́дел фиоле́товый штамп «Оплаче́но» и тут же и́мя зака́зчика: Маля́нова И. Е. И́рка! Ничего́ поня́ть невозмо́жно.
– Вот тут распи́сывайтесь, где пти́чка стои́т, вот тут, – говори́л мужчи́на. Маля́нов расписа́лся.
– Спаси́бо… – сказа́л он.
«Стра́нно», – поду́мал Маля́нов, закры́в дверь и возвраща́ясь на ку́хню. Он по́днял кры́шку коро́бки и уви́дел го́рлышки буты́лок, ба́нки консе́рвов, паке́ты… Он сно́ва посмотре́л на су́мму. Уму́ непостижи́мо! И́рка уе́хала в четве́рг. Сего́дня деся́тый день, как она́ уе́хала. Зна́чит, заказа́ла зара́нее. Де́ньги опя́ть у кого́-нибудь заняла́ и заказа́ла. Сюрпри́з! Я́сно бы́ло одно́: в магази́н мо́жно не ходи́ть. Он стал мыть посу́ду, и тут опя́ть у него́ появи́лась иде́я, совсе́м как вчера́. Он побежа́л к столу́. Физи́ческий смысл я не совсе́м понима́ю, но всё равно́, здо́рово получа́ется. Два́жды звони́л телефо́н, но Маля́нов не подходи́л. Как я назову́ своё откры́тие? И тут разда́лся звоно́к в дверь.
На поро́ге стоя́ла молода́я же́нщина в ми́ни. Краси́вая. Незнако́мая. У ног её стоя́л чемода́н, на чемода́не лежа́л плащ.
– Дмитри́й Алексе́евич? – спроси́ла она́.
– Д-да, – проговори́л Маля́нов. Ро́дственница? Трою́родная[128] сестра́ из О́мска?
– Вы меня́ прости́те, Дми́трий Алексе́евич. Наве́рное, я некста́ти.[129] Вот.
Она́ протяну́ла конве́рт. Э́то оказа́лась не трою́родная сестра́. И́рка писа́ла: «Ди́мка! Э́то Ли́дка Пономарёва, моя люби́мая шко́льная подру́га. Я тебе́ про неё расск. Прими́ её хороше́нько, она́ ненадо́лго. У нас всё хор. Она́ расск. Целу́ю, И.»
– О́чень прия́тно, заходи́те, Ли́да, прошу́… – дру́жески развя́зно сказа́л Маля́нов. – Извини́те меня́ за мой вне́шний вид. Жара́! Позво́льте ваш чемода́н. Заходи́те, заходи́те. Плащ ве́шайте сюда́. Здесь у нас больша́я ко́мната, я там рабо́таю, а здесь – Бо́бкина. Она́ и бу́дет ва́ша. Вы, наве́рное, душ захоти́те приня́ть?
О свое́й рабо́те он бо́льше не вспомина́л. А у́тром разда́лся осторо́жный звоно́к в дверь.
Стругацкие Аркадий Николаевич (1925–1991) и Борис Николаевич (1933–) – известные писатели-фантасты. Для их повестей и романов характерна постановка социально-философских и этических проблем, таких как ответственность личности перед историей, цели и средства прогресса.
Вопросы и задания
1.Опишите обстановку в кухне Малянова: 1) что было на столе? 2) в тарелке у Каляма? 3) в холодильнике?
2. Над чем работает Малянов? Что ему мешает?
3. В какой обстановке предпочитаете работать вы?
4. Что вам чаще всего мешает в работе?
5. Что вы делаете, когда вам мешают заниматься любимым делом?
6. Разыграйте разговоры Малянова: 1) с базой; 2) с женщиной, которая звонит в «Интурист»; 3) с ремонтной; 4) с Лидой; 5) с мужчиной из гастронома.
7. Зачем приходил мужчина из гастронома? Кто сделал заказ?
8. Как вы думаете, что произойдёт дальше с Маляновым?
В.Голявкин. Рассказы
Я жду вас всегда с интересом
Тако́го педаго́га я не встреча́л за всё вре́мя свое́й учёбы. А учи́лся я мно́го. Ну, во-пе́рвых, я в не́которых кла́ссах не по одному́ го́ду сиде́л. И когда́ в худо́жественный институ́т поступи́л, на пе́рвом ку́рсе задержа́лся. Не говоря́ уже́ о том, что поступа́л я в институ́т пять лет подря́д.
Но никто́ не отнёсся ко мне с таки́м споко́йствием, с тако́й любо́вью и не́жностью, никто́ не ве́рил так в мои́ си́лы, как э́тот запо́мнившийся мне на всю жизнь профе́ссор анато́мии. Други́е педаго́ги ста́вили мне дво́йки, да́же не заду́мываясь над э́тим. То́чно так же не заду́мываясь, они́ ста́вили едини́цы, а оди́н педаго́г поста́вил мне ноль. Когда́ я спроси́л его́, что э́то зна́чит, он отве́тил:
– Э́то зна́чит, что вы – НОЛЬ! Вы ни черта́[130] не зна́ете, а э́то равноси́льно тому́, что вы са́ми ни черта́ не зна́чите, вы согла́сны со мной?
– Послу́шайте, – сказа́л я тогда́,– како́е вы име́ете пра́во ста́вить мне ноль? Тако́й отме́тки, наско́лько мне изве́стно, не существу́ет!
Он улыбну́лся мне пря́мо в лицо́ и сказа́л:
– Ра́ди исключе́ния, прия́тель, ра́ди исключе́ния, я де́лаю для вас исключе́ние!
Он сказа́л таки́м то́ном, как бу́дто э́то бы́ло прия́тное исключе́ние. Э́тим слу́чаем я хочу́ показа́ть, наско́лько все педаго́ги не скупи́лись[131] ста́вить мне ни́зкие оце́нки.
Но э́тот! Нет, э́то был исключи́тельный педаго́г!
Когда́ я пришёл к нему́ сдава́ть анато́мию, он сра́зу, да́же не дожда́вшись от меня́ ни сло́ва, сказа́л, мя́гко обня́в меня́ за плечо́:
– Ни черта́ вы не зна́ете…
Я был восхищён его́ проница́тельностью,[132] а он, по всему́ ви́дно, был восхищён мои́м открове́нным ви́дом ничего́ не зна́ющего ученика́.
– Приходи́те в друго́й раз, – сказа́л он.
Но он не поста́вил мне никако́й дво́йки, никако́й едини́цы, ничего́ тако́го он мне не поста́вил! Когда́ я спроси́л его́, как он догада́лся, что я ничего́ не зна́ю, он в отве́т стал смея́ться, и я то́же, гля́дя на него́, стал хохота́ть. И вот так мы пока́тывались со́ смеху,[133] пока́ всё ещё продолжа́я сме́яться, не махну́л руко́й в изнеможе́нии:[134]
– Фу… бро́сьте, мой ми́лый… я умоля́ю, бро́сьте… ой, э́так вы мо́жете умори́ть[135] своего́ ста́рого седо́го профе́ссора…
Я ушёл от него́ в са́мом прекра́сном настрое́нии.
Во второ́й раз я, то́чно так же ничего́ не зна́я, яви́лся к нему́.
– Ско́лько у челове́ка зубо́в? – спроси́л он.
Вопро́с ошара́шил[136] меня́: я никогда́ не заду́мывался над э́тим, никогда́ в жи́зни не приходи́ла мне в го́лову мысль пересчита́ть свои́ зу́бы.
– Сто! – сказа́л я науга́д.[137]
– Чего́? – спроси́л он.
– Сто зубо́в! – сказа́л я, чу́вствуя, что ци́фра нето́чная.
Он улыбну́лся. Э́то была́ дру́жеская улы́бка. Я то́же в отве́т улыбну́лся так же дру́жески и сказа́л:
– А ско́лько, по-ва́шему, ме́ньше и́ли бо́льше?
Он уже́ вздра́гивал от сме́ха, но сде́рживался. Он встал, подошёл ко мне, о́бнял меня́, как оте́ц, кото́рый встре́тил своего́ сы́на по́сле до́лгой разлу́ки.
– Я ре́дко встреча́л тако́го челове́ка, как вы, – сказа́л он, – вы доставля́ете мне и́стинное удово́льствие, мину́ты ра́дости, весе́лья… Никто́, никто́ никогда́ не говори́л мне тако́й открове́нной чепухи́ и неле́пости[138] за про́житую жизнь. Э́то восхити́тельно! – он потря́с мне ру́ку и, с восхище́нием гля́дя мне в глаза́, сказа́л:
– Иди́те! Приходи́те! Я жду вас всегда́ с интере́сом!
– Спроси́те ещё что́-нибудь, – сказа́л я оби́женно.
– Ещё спроси́ть? – удиви́лся он.
– То́лько кро́ме зубо́в.
– А как же зу́бы?
– Ника́к, – сказа́л я. Мне неприя́тен был э́тот вопро́с.
– В тако́м слу́чае посчита́йте их, – сказа́л он, пригота́вливаясь смея́ться.
– Сейча́с посчита́ть?
– Пожа́луйста, – сказа́л он, – я вам не бу́ду меша́ть.
– Спроси́те что́-нибудь друго́е, – сказа́л я.
– Ну хорошо́,– сказа́л он, – хорошо́. Ско́лько в че́репе косте́й?
– В че́репе? – переспроси́л я. Всё-таки я ещё наде́ялся проскочи́ть.[139]
Он кивну́л голово́й. Как мне показа́лось, он опя́ть пригото́вился смея́ться.
Я сра́зу сказа́л:
– Две!
– Каки́е?
– Лоб и ни́жняя че́люсть.
Я подожда́л, когда́ он ко́нчит хохота́ть, и сказа́л:
– Ве́рхняя че́люсть то́же име́ется.
– Неуже́ли? – сказа́л он.
– Так в чём же де́ло? – сказа́л я.
– Де́ло в том, что там есть ещё ко́сти, кро́ме э́тих.
– Ну, остальны́е не так значи́тельны, как э́ти.
– Ах, вот как! – сказа́л он ве́село. – По-ва́шему, зна́чит, са́мая значи́тельная – ни́жняя че́люсть?
– Ну, не са́мая… – сказа́л я, – но тем не ме́нее э́то одна́ из значи́тельнейших косте́й в челове́ческом лице́…
– Ну, предполо́жим, – сказа́л он ве́село, потира́я ру́ки, – ну, а други́е ко́сти?
– Други́е я забы́л, – сказа́л я.
– И вспо́мнить не мо́жете?
– Я бо́лен, – сказа́л я.
– Что же вы сра́зу не сказа́ли, дорого́й мой!
Я ду́мал, он мне сейча́с же тро́йку поста́вит, раз я бо́лен. И как э́то я сра́зу не догада́лся! Сказа́л бы – голова́ боли́т, трещи́т, разла́мывается, разрыва́ется на ча́сти, раска́лывается вся как есть…
А он э́так ве́село-ве́село говори́т:
– Вы косте́й не зна́ете.
– Ну и пусть – говорю́. Не люби́л я э́тот предме́т!
– Мой ми́лый, – сказа́л он, – моё восхище́ние ва́ми перешло́ вся́кие грани́цы. Я в восто́рге! До свида́ния! Жду вас!
Он с чу́вством пожа́л мне ру́ку. Но он не поста́вил мне никако́й дво́йки, никако́й едини́цы!
– До свида́ния! – сказа́л я.
Я помаха́л ему́ на проща́ние руко́й. Он был всё-таки о́чень симпати́чный челове́к, что там ни говори́те. Коне́чно, е́сли бы он мне тро́йку поста́вил, он бы ещё бо́льше симпати́чный был. Но всё равно́ он мне нра́вился. Я да́же поду́мал: уж не вы́учить ли мне в конце́ концо́в э́ту анато́мию, а пото́м реши́л пока́ э́того не де́лать. Я всё-таки ещё наде́ялся проскочи́ть!
Когда́ я к нему́ в тре́тий раз яви́лся, он меня́ как ста́рого дру́га встре́тил, за́ руку поздоро́вался, по плечу́ похло́пал и спроси́л, из чего́ глаз состои́т.
Я ему́ отве́тил, что глаз состои́т из зрачка́, а он сказа́л, что э́то ещё не всё.
– Из ресни́ц! – сказа́л я.
– И всё?
Я стал ду́мать. Раз он так спра́шивает, зна́чит, не всё. Но что? Что там ещё в глазу́? Е́сли бы я хоть разо́к прочёл про глаз! Я понима́л, коне́чно, что бесполе́зно что́-нибудь расска́зывать, раз не зна́ешь. Но я шёл напроло́м. Я хоте́л проскочи́ть. И сказа́л:
– Глаз состои́т из мно́гих дета́лей.
– Да ну вас! – сказа́л он. – Ведь вы же тала́нтливый челове́к!
Я ду́мал, он разозли́тся. Ду́мал – вот сейча́с-то он мне и поста́вит дво́йку. Но он улыба́лся! И весь он был како́й-то сия́ющий, лучи́стый, ра́достный. И я улыбну́лся в отве́т – тако́й симпати́чный стари́к!
– Э́то вы серьёзно, – спроси́л я, – счита́ете меня́ тала́нтливым?
– Вполне́.
– Мо́жет быть, вы мне тогда́ поста́вите тро́йку? – сказа́л я. – Раз я тала́нтлив?
– Поста́вить вам тро́йку? – сказа́л он. – Тако́му спосо́бному челове́ку? Да вы с ума́ сошли́! Да вы смеётесь! Пять с плю́сом вам на́до! Пять с плю́сом!
– Не ну́жно мне пять, – сказа́л я. – Мне не ну́жно! – Кака́я-то наде́жда вдруг шевельну́лась, что всё-таки он мо́жет мне э́ту тро́йку поста́вить.
– Вам ну́жно пять, – сказа́л он. – То́лько пять.
– По-ва́шему, выхо́дит, вы лу́чше зна́ете, что мне ну́жно?
– Но вы не отча́ивайтесь![140] Гла́вное – не отча́ивайтесь! Веселе́й гляди́те вперёд и – гла́вное – не отча́ивайтесь!
– Бу́ду отча́иваться! – кри́кнул я.
– Не сме́йте отча́иваться, – сказа́л он ве́село, гля́дя мне в глаза́, пожима́я мне дру́жески ру́ку. – Вам ну́жно приходи́ть! Ещё! Всё вре́мя приходи́ть!
– За́чем?
– Учи́ться!
– Я неспосо́бный! – кри́кнул я.
Он смотре́л на меня́ и улыба́лся.
– Жду вас! – сказа́л он. – Всегда́! С интере́сом!
Голявкин Виктор Владимирович (1929–2001) – известный детский писатель, автор автобиографического романа и нескольких циклов коротких рассказов для взрослых, соединяющих в себе лирику, весёлый юмор и острую пародию.
Вопросы и задания
1.Почему один из профессоров запомнился герою на всю жизнь? Чем отличались он него другие педагоги?
2. Расскажите, как герой сдавал экзамен по анатомии.
3. Расскажите эти же эпизоды от лица профессора, принимавшего экзамен.
4. Как вы думаете, выучил герой в конце концов анатомию или нет?
5. Придумайте и разыграйте свои сценки: 1) на экзамене (экзаменатор – студент); 2) разговор двух людей, когда один из них пытается отвечать на вопросы, ответов на которые он не знает.
6. Составьте характеристику на героя-студента, чтобы его не отчислили из института за неуспеваемость, от лица профессора анатомии.