марта фактически дезавуировал свой прошлый курс, в начале апреля заявил о готовности к ратификации, а в начале мая ее уже ПРОВЕЛ...
Хорош «маневр»! Что он давал в то время фюреру, кроме очевидного недовольства поддерживавших его промышленников и — вот уж действительно — настороженности того капиталистического Запада, с которым ему еще предстояло сыграть непростую и многотуровую игру...
Да, собственно, игра уже и началась. И Запад сразу шел в ней с антисоветских карт в расчете на то, что Гитлер начнет тут же их принимать.
Одновременно Запад провоцировал и нас. Того же 5 мая, когда Дирксен и Литвинов обменивались ратификационными грамотами, английская «Дейли телеграф» опубликовала интервью Гитлера, где фюрер якобы говорил, что Германия будет целиком занята поисками жизненного пространства на востоке Европы.
НКИД Литвинова тут же ухватился за это перевранное заявление и подсунул дополнительно перевранные переводы Молотову.
И теперь уже не сам «демократический» Запад, а Литвинов в угоду этому Западу растравлял желчь советского премьера.
Молотов по русской привычке газетам верил. Представить себе, что англичане способны на такое наглое передергивание, он не мог. Тем более, что текст на его стол укладывало собственное внешнеполитическое ведомство.
И за литвиновскими «негодованиями» у Молотова как-то не возникала простая, достаточно очевидная мысль: «Ну не круглый же дурак Гитлер! Можно, конечно, вести двойную игру, но вести ее открыто может только сумасшедший. В политическом уме и ловкости фюреру, вроде бы, не откажешь. А тут он, что — выходит, дал маху?».
Основания для таких рассуждений были, что называется, «на слуху»...
Суди сам, читатель, на что это похоже: 28 апреля лояльно вести себя с Хинчуком, 5 мая официально подтвердить верность советско-германскому договору 1926 года и в тот же день — если верить английской газете, заявлять «по секрету всему свету», что Германия, мол, ни о чем другом не думает, кроме как о том, как бы захватить СССР.
Пожалуй, за таким «интервью» не надо было ездить в Берлин — хватило бы похода в лондонский Бедлам, где всегда хватало разных «наполеонов» в смирительных рубашках.
А Гитлер был умным политиком.
Еще со времен Гражданской войны, Генуэзской конференции и Локарно у Антанты было одно желание в отношении Германии и СССР: стравить. Стравить в расчете на то, что сапог германского солдата раздавит новую жизнь России.
Ради этого затевались конференции, встречи, намеренные «утечки информации» и газетные статьи. В чем тут загвоздка, Гитлер знал прекрасно и умел этим пользоваться. Под дымовой антисоветской завесой он входил в Рейнскую зону, перевооружался, получал кредиты и усыплял бдительность Запада.
Но палка без двух концов не бывает. И вот одним-то концом она раз за разом ударяла по отношениям с Россией.
Больно?
Если честно — не очень... За весь 1933 бурный, решающий, переломный — «туда» или «сюда» — год в Германии было проведено всего 39 кратковременных арестов советских граждан и 69 обысков на их квартирах, причем иногда аресты и обыски совмещались.
А помня о «коминтерновском» оттенке «Деропа». надо признать, что не всегда обыски были необоснованными.
Для такого года как германский 1933-й, число поводов для нашего недовольства, в общем-то, было невелико. А вот одних письменных нот германскому МИДу наркомат Литвинова подал аж 217 (!), не считая «бесчисленных устных заявлений».
Эпитет «бесчисленных» — не плод моего творчества. Это выражение из отчета полпредства в Германии за 1933 год.
Да уж, с такими талантами да на одесский бы Привоз. Все торговки разбежались бы, видя, как из мухи делают слона.
А стоило ли поднимать из-за, по сути, мелочей, такой уж всеевропейский крик?
Конечно, журналистка Кайт страху натерпелась. Так ей же это было только полезно — описание «зверств» выглядело натуральнее.
Хотя на деле доходило только до грубости. Конечно, и грубость немцев не красила, но... Но какой могла бы оказаться цена нашей предельной сдержанности? Цена нашей выдержки?
А вот какой: стабильность отношений с Германией.
Разве этого было мало?
На одну чашу весов враги Германии и России бросали единичные эксцессы. А что могло быть положено на другую чашу весов?
На другой могли оказаться рядом, как писал посол Эрбетт министру Эррио в 25-м году, «Германия и Россия, обе возродившиеся»...
С «Дейли телеграф» и «Дейли геральд» взятки гладки... Ну «не совсем верно поняли мысль господина рейхсканцлера», «включили в текст интервью старые высказывания», «неудачно цитировали» и т.п.
Что касается утечек информации о планах Гитлера и Геринга из французских и английских источников ( о чем тоже докладывал Литвинов), то такие «утечки» были слишком выгодны именно этим источникам, чтобы относиться к подобным «сведениям» с особым доверием.
Они стоили еще меньше, чем перевранные интервью.
Другое дело — конфиденциальная официальная беседа фактического главы германского государства с советским послом. Разве прямые слова, сказанные Гитлером Хинчуку, весили меньше, чем «утки» лондонских «Дейли»?
И уж тем более другое дело — ратификация нацистской властью в кратчайшие сроки, в ДВА МЕСЯЦА, той договоренности, которой старая, Веймарская власть демонстративно пренебрегала ДВА ГОДА!
Да, Гитлера старались дезавуировать в наших глазах со всех сторон. Однако неужели сложно было задуматься: с чего это подливают «керосина» англичане, Эррио, детердинги?
С чего вдруг так «дружественен» к большевикам Ллойд Джордж в беседах с нашим лондонским послом Майским?
Даже агент американского Херста — Виганд уверял Литвинова в Берлине 28 октября 1933 года, что Гитлер-де готов бороться со всем миром, а с «Советами» — в особенности. Это, мол, ему только что сказал Гитлер в доверительной беседе не для печати.
Но с чего это вдруг Виганд откровенничал с дипломатом номер один тех большевиков, которых его шеф рад был бы смолоть в типографскую пыль? От неожиданно пробудившейся любви к СССР?
Брать в расчет эти очевидные соображения в упор не желали ни Кайт из «Известий», ни Гиршфельд, ни заместители Литвинова — Крестинский с Караханом, ни сам Литвинов.
Вот уж воистину: по делам их узнаете вы их...
Послесловие
Итак, уважаемый мой читатель, заканчивался 1933 год реальной истории...
Заканчивается и моя книга.
Мы оставляем Россию и Германию на втором большом распутье их исторических отношений в бурные новейшие времена.
Мир и сотрудничество или война и взаимное уничтожение, взаимное ослабление? Первый раз Россия и Германия, русский и немецкий народы стояли перед таким выбором накануне XX века.
Имея все для того, чтобы укрепить друг друга стратегическим союзом, верхи Российской империи и Германского рейха не сумели преодолеть полосу недоразумений и далеко идущих провокаций Франции, Англии, Соединенных Штатов, а по сути, интернационального Капитала...
И вместо союза, прочно программирующего европейский мир, эти верхи привели свои страны к обоюдному истреблению российской и германской мощи в Первой мировой войне.
Конец этой войны застал две державы в положении изгоев. Германия оказалась побежденной и распятой на кресте версальского мира, Россия оказалась «вне закона» по причине того, что действительно поставила себя вне законов мира капитализма.
Рапалльский договор 1922 года между Веймарской Германией и Российской Советской Социалистической Федеративной Республикой не только пробил стену отчуждения между нами, но и способствовал разрушению режима политического бойкота и третирования России и Германии третьими странами.
Германия нуждалась в России по одним причинам, Россия в Германии по... Да, собственно, по тем же...
Немцам надо было раскручивать обороты своей мощной, но разболтанной войной индустрии, и тут Советская Россия с ее планами индустриализации была практически идеальным торговым партнером.
России не менее важно было получить возможность крупных закупок машин и промышленного оборудования, на которые внешний мир, кроме Германии, был для пролетарской республики скуп.
России был нужен доступ к передовым техническим знаниям и технологиям, а у Германии оказывались не у дел высококвалифицированные носители таких знаний, и они с удовольствием отправлялись в Россию на заработки, а это и означало, что русские могут учиться у немцев тому, что им было необходимо жизненно.
Германскому рейхсверу было запрещено иметь авиацию, танковые войска, проводить серьезные научно-исследовательские и опытно-экспериментальные работы в области вооружений. И получил он такую возможность на полигонах новой России. Именно здесь учились немецкие летчики, немецкие танкисты...
Но одновременно опыт блестящей германской армии воспринимали и русские. А мы всегда славились не только быстрой переимчивостью, но и умением неузнаваемо улучшать перенятое.
Россия выступала против версальского диктата, а Германия фактом официальных дипломатических отношений с Россией доказывала, что большевики — отнюдь не черти с рогами, и с ними вполне можно иметь дело.
Наконец, и для Германии, и для России было выгодным, чтобы новодельная панская Польша, детище «Версаля», чувствовала себя зажатой между немцами и русскими.
Были, были общие точки соприкосновения интересов, и даже не точки, а вообще возможность общей линии по многим вопросам.
Но было у этой возможной общей линии и много недругов как по одну ее сторону, так и по другую... И мы это с тобой, дорогой читатель, видели.
Конец Веймарской республики стал началом Третьего рейха. И первый год этого рейха (который рассчитывал на тысячелетнюю историю!) мог определить и определял многое... Второй раз за короткий исторический период немцам и русским надо было решать — вместе или порознь? Куда идти — к дружественности или к враждебности, к раздорам или к согласию, к миру или к новой войне...